Каждая книга удивительна. Уже самим фактом своего существования. Значит, вызрела, значит, оформилась, значит, призвана удивлять. Но, признаюсь честно, в последнее время книги делали что угодно: радовали, трогали, расстраивали, наскучивали, проглатывались, развивали, давали новые факты, образовывали, но не особо удивляли. «Вилла Рено» - умопомрачительно исключение.
Наткнулась я на нее случайно: в каком-то книжном паблике Вконтакте человек задал вопрос - мол, какие посоветуете книжки, чтобы про жизнь на даче? Размеренную, счастливую, довоенную, желательно. Или даже дореволюционную. Там и Чехова упоминали, и мою обожаемую «Динку» Валентины Осеевой... И кто-то откомментировал - «Вилла Рено».
По необъяснимой причине зацепило название. Обычно я гуглю что-нибудь о книжке перед тем, как ее читать. А тут даже этого не захотелось. Просто закачала и начала…
…Ощущение было, будто в глаза плеснули теплого июльского солнечного света: все в белых одеждах, счастливые, еще живые и не окровавленные, дети в матросках, ягоды с куста, собачки и садовники, домашние спектакли, плодовые садики и говорливый ручей. Лодочки, беседки, клепсидра… Словом, именно то ощущение, которое оставляют «Утомленные солнцем» Михалкова (к режиссеру можно относиться как угодно, но дух заката интеллигентского лета передан бесподобно): страна в шаге от багрового кошмара войн, дымка еще не развеяна страшными залпами. И над миром - малиновый звон…
«…Величественный дремучий лес глушил звуки. Невозможно было поверить, что неподалеку есть жилье, дорога вдоль залива, дамы с омбрельками, коляски, телеги, солдаты. Высота деревьев и толщина стволов была необъятной, казалось, человеческая нога не ступала по мхам сиих чащоб. Таня и Освальд не решались сойти с тропы, чтобы не наступить на змею, не потревожить эльфа с крошечной тачкой, не поднять из логова сказочного волка. Вдоль тропы возвышались гигантские муравейники, аккуратные конусообразные горы в человеческий рост...»
В центре повествования - "вечные дачники", петербургские интеллигенты, выехавшие накануне Октябрьского переворота на дачи в Келломяки (нынешнее Комарово) и невольно запертые на Карельском перешейке на двадцать с лишним лет: неожиданно возникла граница между Россией и Финляндией. Все, что им остается, - это сохранять в своей маленькой колонии заповедник русской жизни, смытой в небытие потопом дальнейших событий. Виллу Рено, где обитает семья, сравнивают с русским Ноевым ковчегом, плывущим вне времени и пространства, из одной эпохи в другую.
"Все тут было как в России прежней, время словно остановилось несколько лет назад. У этих переселенцев, вечных дачников, был свой, совершенно на особицу, жизненный опыт вести полуфермерскую-полуусадебную жизнь, они не претерпевали голода девятнадцатого и двадцатого годов, не ведали красного террора, волны эпидемий, насилия, убийств миновали их. Они мало знали о своей родине, помнили ее такой, какой оставили, как не видевшие покойника помнят его живым, они говорили на языке, почти несуществующем (на этом несуществующем, слегка подзабытом русском потом писал Набоков), прежнем, не слыхивали слов «Рабкрин» и «Наркомвнудел», например, им были неведомы новые праздники, для них не отменяли старых. Здесь жили реликтовой русской жизнью, этнографический феномен, театр для актеров".
С первых строк поражает стиль автора: такое ощущение, что он просто пытается быстрее что-то сообщить, выговориться, ему некогда вставлять тире прямой речи, отделять реплику одного героя от слов другого. Снача в этом путаешься, даже немного злишься, а потом - упиваешься.
Строки бегут, как тот самый ручей, из-за которого в жизни героев книги творятся настоящие чудеса, которые родом откуда-то из непотревоженного детства:
«За девочками летели стрекозы: темно-синяя ультрамаринблау и обыкновенная, но огромная, огромноглазая, сущая марсианка.
Ночь наступила, как всегда наступала, вероломно, подобно вражеским полкам, пала внезапно, точно птица Рок, их звали спать, день отплыл прочь, в прошлое, огромный островной мир долгого-долгого дня.
Смеющийся Ястреб звал всех смотреть светлячков и гнилушки за муравейниками в дебрях, но ночной трепет и благонравие победили, принцессы и Бенвенуто возвращались под кров, пора было героически отправляться на поиски приключений в Дремландию».
А перекличка эпох и параллелей категорически напоминает «Мастера и Маргариту»: тоже своего рода фантасмагория в исторических декорациях. Порой - даже слезы и мурашки, вот она какая, «Вилла Рено». Которую хочется растягивать как можно дольше...
Только после того, как была прочитана последняя строка, я погуглила про автора книги. И все стало ясно. Наталья Галкина - профессиональный художник из Санкт-Петербурга. Вот откуда все это волшебство красок и слога. И нестерпимо захотелось взять в руки кисть.