Письмо в никуда.
Здравствуйте, Яков!
Как Вы добрались? Говорят, первое время после - оно самое сложное, пугающее и трудоемкое, оттого и псалмы, ритуалы и прочие штуки.
Вы там держитесь?
Мы за Вас волнуемся.
Но ведь Вам же теперь проще должно быть, разве нет? Тело ведь теперь перестало мешать?
Грешным делом, я все пыталась написать некролог - но на этом месте начинала так неудержимо реветь, что клавиатура тонула в слезах и соплях.
Поэтому я и решила написать Вам письмо. С письмом как-то проще.
Знаете, когда я узнала, что Вы заболели, то руки у меня похолодели.
- Что же теперь будет? - подумала я, - Неужели...?
Но нет, все обошлось.
Не было ни инвалидной коляски, ни паралича, ни унижений - всего того, что все мы иногда с ужасом себе представляли. Вас даже, кажется, не очень мучили врачи.
Все прошло хорошо. Еще немного - и Вы доберетесь туда, где танцуют.
Все мы сейчас непрерывно ревем, со вчерашнего вечера. Вот и теперь - только проснулась, и опять открылся кран.
Каждый человек, звонивший мне вчера, плакал.
И все мы рады за то, что все так хорошо прошло.
Мы, в общем-то даже не о Вас плачем, а о себе без Вас.
Просто мы осиротели.
Не в смысле гадостного некроложьего слова, а в самом банальном, тоскливом смысле, сводящем скулы от тоски.
В смысле как-же-мы-теперь.
Странно, но я никогда не видела Вас пожилым человеком.
Что уж теперь скрывать... Вы мне очень нравились.
Если бы мы не разминулись во времени почти на сорок лет, я бы в Вас самым банальным образом влюбилась.
Всю свою жизнь я буду помнить, как мы ездили с Вами из Тель Авива в Иерусалим, когда Вы не брали других попутчиков.
- Я ей отказал, - говорили Вы мне с улыбкой заговорщика, - Я хочу побыть с вами вдвоем.
Ваши вечные перчатки без пальцев, руки, уверенно лежащие на руле.
Бешеная скорость с превышением всего, что только можно.
Четвертый час ночи, открытые окна, ветер - высокий иерусалимский ветер...
Пьяццолла на полную громкость.
Когда я переехала в Тель Авив, Вы спросили меня с насмешливым упреком: "С кем же я теперь буду ездить?"
У Вас всегда хватало желающих. Но я знаю, Вы имели в виду другое.
С кем же я теперь буду так ездить?
Яков, с кем же я теперь буду ездить?
Все мы знали, что скоро Вас потеряем, и поэтому все время торопились долюбить.
Лишний раз сходить вместе в кино, лишний раз позвонить просто так, протанцевать лишнюю танду...
Лишний раз сказать: "Я люблю Вас, Яков, вы об этом помните?"
Каждому звонившему сегодня мне хотелось сказать: "Я люблю тебя, ты об этом помнишь?"
Сегодня после танды люди обнимали друг друга крепко и долго. Крепче и дольше, чем обычно.
Это Вы, это отсвет Вашей любви.
Нам нужно суметь его сохранить.
Неделю назад Вы спрашивали о практике, где я играла музыку, о первой моей милонге в TangoNegro - и сказали, что придете когда угодно, даже через год...
Вы уверены, что придете?
Вы приходите, раз обещали. Потому что я ведь буду играть для Вас музыку.
Когда я вошла сегодня на практику, звучала "Поэма", и очень многие танцующие были в черном.
Вообразите: целый зал зареванных людей, танцующих "Поэму". Многие в черном.
И танцевалось почему-то так хорошо, так осмысленно, так о любви... Вам бы понравилось.
Помните, как мы с Вами тогда "Поэму" танцевали?
Придется мне теперь на каждой своей милонге играть ее для Вас.
Вы же обещали придти.
Что ж, надо когда-то и завершить это письмо.
Заканчивайте скорее со всеми этими муторными промежуточными состояниями и добирайтесь туда, где танцуют.
Там мы когда-нибудь и встретимся.
Помните, Сильвия сказала однажды?
Зал будет полон и все будут танцевать. И мы больше не будем ни в чем виноваты.
Лучшего описания Царствия Небесного я и представить себе не могу.
Так что до следующей нашей милонги!
Яков, Вы помните, что я Вас люблю?
Click to view