Bella Italia.
Ближе к вечеру ты начинаешь сомневаться.
Встала ты в пять с четвертью в Хорватии, пересекла добрую половину Европы (причем, явно самую жаркую ее половину), страшно устала, а главное...
Ладно, главное, конечно, совсем не в этом.
Тебе только что аккуратно и методично все пять дней фестиваля показывали, что место твое за печкой, и носа оттуда высовывать не следует, а также периодически прикладывали личиком об мебель.
Причем, вежливо прикладывали, что в особенности добавляет изящества мероприятию.
Всяческая вера в собственные силы у тебя отвалилась.
- Потанцуй там за меня, - говорит опытная и умная подруга.
- Ну, если я вообще буду танцевать, - уныло отвечаешь ты тоном Иа-Иа.
- Будешь. Ты уже свое отсидела в Порече, - с мрачным сарказмом решительно заявляет она.
Улица раскалена.
Нет, после заката не стало легче.
Ты случайно минуешь градусник и видишь, что и теперь температура по-прежнему почти та же - 30 градусов.
Ты двигаешься как в парном молоке, заливающем и обволакивающем все, включая дыхательные пути.
Ты ищешь на карте милонгу, но по-прежнему сомневаешься.
Оно тебе нужно? Особенно после этой жуткой недели, когда никто не то что танцевать с тобой не хотел - словом не хотел перекинуться.
Ты идешь и сомневаешься, сомневаешься и идешь.
Ты выходишь к каком-то ангарам, заброшенным зданиям...
Ты все еще не понимаешь, стоит ли.
А потом ты просто идешь на звук.
И вот ты приходишь в сад, где устроена милонга (да, тридцать градусов в саду - самое то для танцевания).
Через две минуты тебя уже приглашают за столик и норовят угощать газированным шампунем, который здесь называют "спуманте".
Через три ты обсуждаешь жизнь в Израиле.
Через четыре ты танцуешь.
Тебя рвут на части, тебе не дают продохнуть.
Ты танцуешь даже не каждую вторую, а просто каждую танду.
Пот течет по тебе потоками и одежда набухает - а ты этому даже радуешься, потому что знаешь привычку своего организма механически отключать систему при перегреве, даже не пытаясь ее охладить. А потом доктор едет, едет...
Ты просишь хоть одну танду на то, чтобы немного подсохнуть, но тебя тут же приглашает кто-то еще.
У тебя нет шансов.
Ты гость.
Тебя уже любят так, как любят у нас в Средиземноморье гостей.
Как их и следует любить.
Горячей, жирной, изобильной любовью.
Они уже заботятся о тебе, они уже переживают, они уже лезут в твои дела и дают тебе советы.
Кому какое дело, что о самом твоем существовании полчаса назад не знали? Теперь же знают.
Ты же гость.
В иудейской традиции есть такой обычай: в дни больших торжеств, от свадьбы до дня рождения, не делают пожелания виновнику торжества, но совсем наоборот - сам он благословляет близких и друзей.
Считается, что слово его весит больше обычного, потому что Господь смотрит на него в этот момент.
И вот ты танцуешь и за нее, и за себя, и за того парня.
И за голодных негритят, и за тикун олам, и за всех детей в колыбелях.
И за то, чего дома не знаешь.
Ты гость, на тебя смотрят сверху.
А потом ты спрашиваешь чудеснейшего Маттео:
- Сколько лет вы танцуете?
- Не знаю, - отвечает он, - Я не помню себя не танцующим.
И я, грешным делом, тоже.
Хотя все это было совсем не так давно, но...
Но разве это была я?
Так вот мы идем и сомневаемся, сомневаемся и идем.
А потом сомневаться перестаем.
И просто идем на звук.
Встала ты в пять с четвертью в Хорватии, пересекла добрую половину Европы (причем, явно самую жаркую ее половину), страшно устала, а главное...
Ладно, главное, конечно, совсем не в этом.
Тебе только что аккуратно и методично все пять дней фестиваля показывали, что место твое за печкой, и носа оттуда высовывать не следует, а также периодически прикладывали личиком об мебель.
Причем, вежливо прикладывали, что в особенности добавляет изящества мероприятию.
Всяческая вера в собственные силы у тебя отвалилась.
- Потанцуй там за меня, - говорит опытная и умная подруга.
- Ну, если я вообще буду танцевать, - уныло отвечаешь ты тоном Иа-Иа.
- Будешь. Ты уже свое отсидела в Порече, - с мрачным сарказмом решительно заявляет она.
Улица раскалена.
Нет, после заката не стало легче.
Ты случайно минуешь градусник и видишь, что и теперь температура по-прежнему почти та же - 30 градусов.
Ты двигаешься как в парном молоке, заливающем и обволакивающем все, включая дыхательные пути.
Ты ищешь на карте милонгу, но по-прежнему сомневаешься.
Оно тебе нужно? Особенно после этой жуткой недели, когда никто не то что танцевать с тобой не хотел - словом не хотел перекинуться.
Ты идешь и сомневаешься, сомневаешься и идешь.
Ты выходишь к каком-то ангарам, заброшенным зданиям...
Ты все еще не понимаешь, стоит ли.
А потом ты просто идешь на звук.
И вот ты приходишь в сад, где устроена милонга (да, тридцать градусов в саду - самое то для танцевания).
Через две минуты тебя уже приглашают за столик и норовят угощать газированным шампунем, который здесь называют "спуманте".
Через три ты обсуждаешь жизнь в Израиле.
Через четыре ты танцуешь.
Тебя рвут на части, тебе не дают продохнуть.
Ты танцуешь даже не каждую вторую, а просто каждую танду.
Пот течет по тебе потоками и одежда набухает - а ты этому даже радуешься, потому что знаешь привычку своего организма механически отключать систему при перегреве, даже не пытаясь ее охладить. А потом доктор едет, едет...
Ты просишь хоть одну танду на то, чтобы немного подсохнуть, но тебя тут же приглашает кто-то еще.
У тебя нет шансов.
Ты гость.
Тебя уже любят так, как любят у нас в Средиземноморье гостей.
Как их и следует любить.
Горячей, жирной, изобильной любовью.
Они уже заботятся о тебе, они уже переживают, они уже лезут в твои дела и дают тебе советы.
Кому какое дело, что о самом твоем существовании полчаса назад не знали? Теперь же знают.
Ты же гость.
В иудейской традиции есть такой обычай: в дни больших торжеств, от свадьбы до дня рождения, не делают пожелания виновнику торжества, но совсем наоборот - сам он благословляет близких и друзей.
Считается, что слово его весит больше обычного, потому что Господь смотрит на него в этот момент.
И вот ты танцуешь и за нее, и за себя, и за того парня.
И за голодных негритят, и за тикун олам, и за всех детей в колыбелях.
И за то, чего дома не знаешь.
Ты гость, на тебя смотрят сверху.
А потом ты спрашиваешь чудеснейшего Маттео:
- Сколько лет вы танцуете?
- Не знаю, - отвечает он, - Я не помню себя не танцующим.
И я, грешным делом, тоже.
Хотя все это было совсем не так давно, но...
Но разве это была я?
Так вот мы идем и сомневаемся, сомневаемся и идем.
А потом сомневаться перестаем.
И просто идем на звук.