Танго и потоки мячиков. Человек, который танцует тишину.
А потом был фестиваль - длинный, длинный, бесконечно длинный.
Целых три дня.
Три дня интенсивнейших занятий в раскаленном аду греческого кондиционера (как так включить кондиционер?! да он же давно работает!).
Граждане израильтяне. Если вы едете в Грецию, то примите к сведению, что не только к количеству градусов следует прибавлять пять-десять по сравнению с нашими - так уж они ощущаются - но и что слово кондиционер греки понимают совершенно не так, как мы с вами.
То есть мы-то с вами думали, что это была душегубка.
А это был работающий кондиционер.
На фестиваль ваша покорнейшая ехала решительно без всяких ожиданий.
С фестиваля она приехала совершенно другим человеком: ей переставили ноги, корпус, манеру хождения, левую руку, лопатки, усы, лапы, хвост...
И по сегодняшний день ваша покорнейшая не может во всем этом разобраться - право, нельзя же вот так все сразу поменять...
Ее развинтили на составные детали и предложили свинтить все заново, совсем иначе, поэтому при попытке танцевать у нее теперь все время отваливается то плохо привинченная рука, то нога - и так и остается валяться на полу, совершенно бесхозная.
Приходится возвращаться, подбирать и привинчивать.
Не танцевать же без нее.
Собственно, речь теперь пойдет не о том.
Речь о потоке мячиков.
Заканчивался третий день фестиваля.
Все уже несколько дней спали по три часа, но больше всего вашу покорнейшую поражали организаторы.
Она уходила с милонги в четыре часа утра, а Мирто, Каллиопа и Панайотис еще оставались там, чтобы прибрать зал.
Она приползала обратно на урок к одиннадцати, едва живая, но Мирто, Каллиопа и Панайотис уже были там - по ее подсчетам, к тому времени часа два.
- Как вы поживаете? - осторожно спросила она Каллиопу на третий день.
- Совершенно мертва, - ответила Каллиопа, улыбаясь, - То есть, надо понимать, хорошо.
До конца фестиваля оставалось несколько часов.
Последняя милонга через два часа - и все.
Перед милонгой нужно хоть немного придти в сознание, принять душ, одеться, встряхнуться...
Ваша покорнейшая думала, что никто на последний урок не явится.
Ну, в своем они уме или в Мери-Эннином?
Как выяснилось, в Мери-Эннином.
Собственно, и ваша покорнейшая не пошла бы на этот урок, особенно из-за манерного названия "Босое танго", но ее очень привлекло описание, утверждавшее, что Стелиос Монахас использует опыт йоги и других практик движения для преподавания танго.
Ваша покорнейшая означенным предметом очень сильно шибко интересуется, особенно когда его толково и детально объясняют, а не только делают неопределенные пассы в воздухе.
Пассы-то все мы делать умеем.
Дело шло к закату.
Закат в Греции готовится долго, скучно и занудно, с подробностями и переходами, не то что у нас: раз - и потушили свет за десять минут.
Огромные окна танцевального зала уже некоторое время намекали на то, что солнце собирается закатиться, но все никак не показывали темноту.
Шел длительный и кропотливый процесс.
К вашей покорнейшей, немного расстроенной тем, что на предыдущем уроке ей не стали переводить греческие объяснения, подошел высокий худой джентльмен в белой толстовке.
Джентльмен был действительно джентльменом, а вовсе не эвфемизмом.
- Да, конечно, - сказал он очень предупредительно и даже ласково, - Даже если вы будете единственной, кто в группе не говорит по-гречески, я все равно буду говорить по-английски. Вы только простите меня - мой английский не слишком хорош.
Ваша покорнейшая была куплена его тоном прямо на месте - и с потрохами.
Он говорил с группой немного застенчиво, немного тревожно.
Очень слушал.
Очень реагировал на каждое душевное движение каждого.
Взгляд у него был странный... радостный и вопросительный, я бы сказала.
И немного тревожный.
Наверное, его следовало бы перевести: "Но вы же меня услышали, правда? Вы же точно меня поняли? Ведь правда?"
Все это до крайности не вязалось с тем культом силы в танго-среде, который был знаком вашей покорнейшей до сих пор.
Он говорил о понимании, о музыке и тишине, о том, что мир постоянно посылает нам стимулы, когда мы танцуем, и в стимулах этих мы можем утонуть.
- Давайте посчитаем, - сказал он, - Музыка. Партнер. Пол, то есть земля. Другие танцовщики. Что еще?
- Пауза - ответил кто-то.
- Да, пауза, - радостно отозвался он, - Тишина. Собственно, сегодня вечером мы будем танцевать именно про тишину. Правда?
Хюмейда, нежная жена его, тихо кивнула.
Она вообще не очень разговаривала.
Выглядела она так, как представляешь себе гречанок, турчанок, самых прекрасных ашкеназских женщин - черные потупленные очи, черные гладкие волосы, круглые руки, молчание, тишина, ласка...
И очень много ума и характера.
Шагал писал портреты таких женщин.
Вот в точности такой Хюмейда и была - как у Шагала.
Как такое может быть, чтобы грек полюбил турчанку? - спрашивали потом вашу покорнейшую.
Да полно, как же можно было Хюмейду не полюбить?
Это было бы просто смешно.
Мы делали упражнения. Мы разговаривали разговоры.
В какой-то момент ваша покорнейшая поняла, что вот уже минут десять все присутствующие если не смеются, то улыбаются.
Тут-то вот Стелиос и достал из сумки - я бы даже сказала, из торбы - первую пару мячиков.
Выглядели они вполне невинно.
Все такие штуки поначалу очень стараются выглядеть невинно, вы же знаете.
А за окном, между тем, уже вовсю готовился закат.
А что? Мячики, ничего такого.
Кожаные маленькие мячики, размером в ладонь, сшитые из разноцветных кусочков, наполненные не песком, но чем-то вроде.
Пестрые такие - и тяжеленькие.
- Все наше танцевание - это постоянные потоки энергии, - сказал Стелиос, и ваша покорнейшая внутренне скривилась: ну, вот, начинается... энергии начинаются. Эзотерику ваша покорнейшая, надо признаться, очень сильно не жалует.
- От нас - к миру, от мира - к нам. От нас - к музыке, а от музыки - к партнеру. И снова к нам. И к полу. И от пола. Вот только представить нам эти потоки энергии очень сложно. Они нам не кажутся материальными. А мячики, вот например, кажутся. Давайте попробуем подумать не про потоки энергии, а про... про потоки мячиков.
Потом он предложил нам бросать друг другу мячики - одну пару.
И мы бросали.
Да, и было скучно, вы угадали.
Но он смотрел так горячо, тревожно и радостно (вы же меня понимаете? слышите?), что скуке поддаться никто не успел.
Понятно было, что продолжение следует.
И оно последовало.
Еще одна пара, потом еще две, потом еще.
Это были действительно потоки мячиков.
Мячики летали со страшной скоростью. Один, потом еще один, только успевай ловить, а не успел поймать, так успевай не пожалеть об этом и внутренне не сжаться, поднимая мячик, потому что в этот момент, может быть, в тебя летит еще один - и если ты зависнешь на сожалении об упавшем мячике, ты потом можешь пожалеть о самом главном мячике в своей жизни, упущенном из-за душевного спазма...
В розовом закатном свете Салоников - каком-то морозно-зимнем по цвету, несмотря на адскую жару - в этом розовом свете летала целая стая кожаных цветастых мячиков, и десяток почти совершенно нормальных и не всегда молодых людей за этими мячиками бегал, то хохоча, то хлопая себя по бокам.
И все это называлось уроком танго.
Подозреваю, что картины этой я никогда в своей жизни не забуду.
А самое главное, я не забуду того удивительного чувства, которое все это дикое действо сопровождало.
Будь это кто угодно другой, происходящее превратилось бы в какой-нибудь, прости Господи, групповой психотренинг, не к ночи будь помянут.
Но Стелиос так смотрел, а Хюмейда так молчала...
Так, что все это неожиданно обретало смысл.
Мы танцевали после этого с Михалисом, с которым накануне так и не смогли найти общий язык - и общий язык вдруг совершенно неожиданно и абсолютно нашелся.
- Слушайте, - сказал Михалис неуверенно, - Так вся эта нелепая штука с мячиками... может, она и правда работает?
Ваша покорнейшая только молча улыбнулась.
А потом была ночь и была милонга.
И Стелиос с Хюмейдой пришли нарядными, а ваша покорнейшая в очередной раз подумала, что практически всех танцовщиков танго, виденных ею в жизни, исключительно портит нарядная одежда, потому что в обычной жизни они одеваются себе по характеру. На выступления же наряжаются, подлаживаясь под вкус почтеннейшей публики, а откуда у нее, простите, вкус...
Несчастье одно, а не вкус.
И потом они выступали, а позже ваша покорнейшая долго говорила со Стелиосом о танго-терапии, потому что с кем же еще про танго-терапию и говорить, после такого-то урока?
- А теперь мы пойдем с вами танцевать, - сказал Стелиос, - После милонги.
И мы пошли.
И он действительно танцует тишину.
Продолжение следует.
Запись с крайне ограниченной ответственностью - Хюмейду тут не видно совсем, Стелиоса видно еле-еле.
И решительно ни одного мячика не видно.
Нет, их надо было снимать тогда, в розовом закатном свете, в белой толстовке и в черном спортивном костюме.
И с мячиками.
Целых три дня.
Три дня интенсивнейших занятий в раскаленном аду греческого кондиционера (как так включить кондиционер?! да он же давно работает!).
Граждане израильтяне. Если вы едете в Грецию, то примите к сведению, что не только к количеству градусов следует прибавлять пять-десять по сравнению с нашими - так уж они ощущаются - но и что слово кондиционер греки понимают совершенно не так, как мы с вами.
То есть мы-то с вами думали, что это была душегубка.
А это был работающий кондиционер.
На фестиваль ваша покорнейшая ехала решительно без всяких ожиданий.
С фестиваля она приехала совершенно другим человеком: ей переставили ноги, корпус, манеру хождения, левую руку, лопатки, усы, лапы, хвост...
И по сегодняшний день ваша покорнейшая не может во всем этом разобраться - право, нельзя же вот так все сразу поменять...
Ее развинтили на составные детали и предложили свинтить все заново, совсем иначе, поэтому при попытке танцевать у нее теперь все время отваливается то плохо привинченная рука, то нога - и так и остается валяться на полу, совершенно бесхозная.
Приходится возвращаться, подбирать и привинчивать.
Не танцевать же без нее.
Собственно, речь теперь пойдет не о том.
Речь о потоке мячиков.
Заканчивался третий день фестиваля.
Все уже несколько дней спали по три часа, но больше всего вашу покорнейшую поражали организаторы.
Она уходила с милонги в четыре часа утра, а Мирто, Каллиопа и Панайотис еще оставались там, чтобы прибрать зал.
Она приползала обратно на урок к одиннадцати, едва живая, но Мирто, Каллиопа и Панайотис уже были там - по ее подсчетам, к тому времени часа два.
- Как вы поживаете? - осторожно спросила она Каллиопу на третий день.
- Совершенно мертва, - ответила Каллиопа, улыбаясь, - То есть, надо понимать, хорошо.
До конца фестиваля оставалось несколько часов.
Последняя милонга через два часа - и все.
Перед милонгой нужно хоть немного придти в сознание, принять душ, одеться, встряхнуться...
Ваша покорнейшая думала, что никто на последний урок не явится.
Ну, в своем они уме или в Мери-Эннином?
Как выяснилось, в Мери-Эннином.
Собственно, и ваша покорнейшая не пошла бы на этот урок, особенно из-за манерного названия "Босое танго", но ее очень привлекло описание, утверждавшее, что Стелиос Монахас использует опыт йоги и других практик движения для преподавания танго.
Ваша покорнейшая означенным предметом очень сильно шибко интересуется, особенно когда его толково и детально объясняют, а не только делают неопределенные пассы в воздухе.
Пассы-то все мы делать умеем.
Дело шло к закату.
Закат в Греции готовится долго, скучно и занудно, с подробностями и переходами, не то что у нас: раз - и потушили свет за десять минут.
Огромные окна танцевального зала уже некоторое время намекали на то, что солнце собирается закатиться, но все никак не показывали темноту.
Шел длительный и кропотливый процесс.
К вашей покорнейшей, немного расстроенной тем, что на предыдущем уроке ей не стали переводить греческие объяснения, подошел высокий худой джентльмен в белой толстовке.
Джентльмен был действительно джентльменом, а вовсе не эвфемизмом.
- Да, конечно, - сказал он очень предупредительно и даже ласково, - Даже если вы будете единственной, кто в группе не говорит по-гречески, я все равно буду говорить по-английски. Вы только простите меня - мой английский не слишком хорош.
Ваша покорнейшая была куплена его тоном прямо на месте - и с потрохами.
Он говорил с группой немного застенчиво, немного тревожно.
Очень слушал.
Очень реагировал на каждое душевное движение каждого.
Взгляд у него был странный... радостный и вопросительный, я бы сказала.
И немного тревожный.
Наверное, его следовало бы перевести: "Но вы же меня услышали, правда? Вы же точно меня поняли? Ведь правда?"
Все это до крайности не вязалось с тем культом силы в танго-среде, который был знаком вашей покорнейшей до сих пор.
Он говорил о понимании, о музыке и тишине, о том, что мир постоянно посылает нам стимулы, когда мы танцуем, и в стимулах этих мы можем утонуть.
- Давайте посчитаем, - сказал он, - Музыка. Партнер. Пол, то есть земля. Другие танцовщики. Что еще?
- Пауза - ответил кто-то.
- Да, пауза, - радостно отозвался он, - Тишина. Собственно, сегодня вечером мы будем танцевать именно про тишину. Правда?
Хюмейда, нежная жена его, тихо кивнула.
Она вообще не очень разговаривала.
Выглядела она так, как представляешь себе гречанок, турчанок, самых прекрасных ашкеназских женщин - черные потупленные очи, черные гладкие волосы, круглые руки, молчание, тишина, ласка...
И очень много ума и характера.
Шагал писал портреты таких женщин.
Вот в точности такой Хюмейда и была - как у Шагала.
Как такое может быть, чтобы грек полюбил турчанку? - спрашивали потом вашу покорнейшую.
Да полно, как же можно было Хюмейду не полюбить?
Это было бы просто смешно.
Мы делали упражнения. Мы разговаривали разговоры.
В какой-то момент ваша покорнейшая поняла, что вот уже минут десять все присутствующие если не смеются, то улыбаются.
Тут-то вот Стелиос и достал из сумки - я бы даже сказала, из торбы - первую пару мячиков.
Выглядели они вполне невинно.
Все такие штуки поначалу очень стараются выглядеть невинно, вы же знаете.
А за окном, между тем, уже вовсю готовился закат.
А что? Мячики, ничего такого.
Кожаные маленькие мячики, размером в ладонь, сшитые из разноцветных кусочков, наполненные не песком, но чем-то вроде.
Пестрые такие - и тяжеленькие.
- Все наше танцевание - это постоянные потоки энергии, - сказал Стелиос, и ваша покорнейшая внутренне скривилась: ну, вот, начинается... энергии начинаются. Эзотерику ваша покорнейшая, надо признаться, очень сильно не жалует.
- От нас - к миру, от мира - к нам. От нас - к музыке, а от музыки - к партнеру. И снова к нам. И к полу. И от пола. Вот только представить нам эти потоки энергии очень сложно. Они нам не кажутся материальными. А мячики, вот например, кажутся. Давайте попробуем подумать не про потоки энергии, а про... про потоки мячиков.
Потом он предложил нам бросать друг другу мячики - одну пару.
И мы бросали.
Да, и было скучно, вы угадали.
Но он смотрел так горячо, тревожно и радостно (вы же меня понимаете? слышите?), что скуке поддаться никто не успел.
Понятно было, что продолжение следует.
И оно последовало.
Еще одна пара, потом еще две, потом еще.
Это были действительно потоки мячиков.
Мячики летали со страшной скоростью. Один, потом еще один, только успевай ловить, а не успел поймать, так успевай не пожалеть об этом и внутренне не сжаться, поднимая мячик, потому что в этот момент, может быть, в тебя летит еще один - и если ты зависнешь на сожалении об упавшем мячике, ты потом можешь пожалеть о самом главном мячике в своей жизни, упущенном из-за душевного спазма...
В розовом закатном свете Салоников - каком-то морозно-зимнем по цвету, несмотря на адскую жару - в этом розовом свете летала целая стая кожаных цветастых мячиков, и десяток почти совершенно нормальных и не всегда молодых людей за этими мячиками бегал, то хохоча, то хлопая себя по бокам.
И все это называлось уроком танго.
Подозреваю, что картины этой я никогда в своей жизни не забуду.
А самое главное, я не забуду того удивительного чувства, которое все это дикое действо сопровождало.
Будь это кто угодно другой, происходящее превратилось бы в какой-нибудь, прости Господи, групповой психотренинг, не к ночи будь помянут.
Но Стелиос так смотрел, а Хюмейда так молчала...
Так, что все это неожиданно обретало смысл.
Мы танцевали после этого с Михалисом, с которым накануне так и не смогли найти общий язык - и общий язык вдруг совершенно неожиданно и абсолютно нашелся.
- Слушайте, - сказал Михалис неуверенно, - Так вся эта нелепая штука с мячиками... может, она и правда работает?
Ваша покорнейшая только молча улыбнулась.
А потом была ночь и была милонга.
И Стелиос с Хюмейдой пришли нарядными, а ваша покорнейшая в очередной раз подумала, что практически всех танцовщиков танго, виденных ею в жизни, исключительно портит нарядная одежда, потому что в обычной жизни они одеваются себе по характеру. На выступления же наряжаются, подлаживаясь под вкус почтеннейшей публики, а откуда у нее, простите, вкус...
Несчастье одно, а не вкус.
И потом они выступали, а позже ваша покорнейшая долго говорила со Стелиосом о танго-терапии, потому что с кем же еще про танго-терапию и говорить, после такого-то урока?
- А теперь мы пойдем с вами танцевать, - сказал Стелиос, - После милонги.
И мы пошли.
И он действительно танцует тишину.
Продолжение следует.
Click to viewЗапись с крайне ограниченной ответственностью - Хюмейду тут не видно совсем, Стелиоса видно еле-еле.
И решительно ни одного мячика не видно.
Нет, их надо было снимать тогда, в розовом закатном свете, в белой толстовке и в черном спортивном костюме.
И с мячиками.