про жизнь, психиатрию и social skills
Не успел закончиться один проект, начался другой. На смену чашкам Петри, мышам и пипеткам пришли люди. Очень странный контраст, на самом деле.
Работать проще. При этом я не могу сказать, что мне нравится больше или меньше, вовсе нет. Мне очень нравилось работать с клеточными культурами, нравились (и до сих пор нравятся) молекулярные каскады и фантастическая сложность взаимосвязей и взаимозависимостей. Биохимия, клеточная биология, иммунология - как ни назови - это безумно интересно, очень сложно и совершенно волшебно. Но в тех категориях, в которых я работаю сейчас, мне думать проще, возможно потому, что я банально больше об этом знаю. Мне приходят в голову идеи для экспериментов, я знаю, как лучше сделать, чтобы избежать тех или иных проблем, я понимаю, о чем разговаривают люди за обедом. Да и с людьми - участниками экспериментов - оказалось не так сложно как я думала, все-таки тхостовские практикумы и тренинг телефона доверия не прошли даром.
Главное, на самом деле, что мне гораздо комфортнее работать в этой лаборатории. Я не думаю, что это специфика специальности, скорее просто везение или невезение. Но два с лишним месяца безумного напряжения, закончившиеся вполне натуральным нервным срывом, имели место быть, и основная проблема была именно в общей атмосфере в лаборатории. Было ощущение, что каждый всегда готов сказать тебе, что ты делаешь не так, что big brother watches you, что все готовы перегрызть друг другу горло за порядок имен при публикации (пруфлинк), а уж сказать за глаза гадость про коллегу - и вовсе милое дело. Тут этого, кажется, нет. Нет этого идиотского оупен-спэйса, который жутко выбивал меня из колеи. Принято стучать прежде, чем врываться в чужой офис (даже если там сидит 5-6 человек). У завлабши - open door policy (читай, любой вопрос можно задать, если тебе удалось ее поймать). У главного научного светила из компутера раздается оперное пение.
А главное - люди готовы тебя учить. Не потому, что ты в этом случае будешь делать их работу (а это однозначно мотивация постдоков, с которыми я работала всю весну - они тупят в компьютер, ты папешь за двоих), а потому что так положено. Пример для наглядности: сейчас я встречаюсь с волонтерами, которые хотят участвовать в моем исследовании. Мне нужен врач, который бы их осмотрел - на всякий случай, исследование подразумевает принятие лекарств, и мы должны быть уверены, что волонтеры здоровы. Прихожу к врачу, прошу провести осмотр. Ему от этого никакого счастья, он занят своими делами и убивать время на меня ему совершенно не в кайф. Вместо того, чтобы быстро проглядеть мои бумажки, меня просят выдать анамнез, дают фидбек - что я делаю правильно, что неправильно, что еще нужно сказать. В следующий раз говорю, как просили, меня хвалят. Не потому что ему проще, что я делаю так, как ему удобно, а потому что я - студент, меня надо учить.
Самые интересные впечатления от того, как работают местные психиатры. Скрининг волонтеров подразумевает психиатрическое интервью. Этому меня тоже научили, показали, посидели со мной, подсказали, как лучше, похвалили, где делаю правильно. Но я естественно не могу поставить никакого диагноза, могу только сказать, что все в порядке, или заподозрить что-то неладное. Если мне кажется, что что-то не так, я говорю об этом врачу, и его работа - поговорить с человеком и решить, соответствует ли это критериям заболевания, требует ли лечения, исключения из исследования и так далее. И как же классно они общаются с пациентами! Я видела довольно много московских психиатров, и в НЦПЗ, и в Сеченовке, многие из них к пациенту относились в лучшем случае жалостливо-снисходительно, некоторые однозначно были профессионалами, но пациента не уважали, другие работали на автомате. При этом кто-то был лучше, кто-то хуже, но такого я не видела.
Очень спокойно, местами даже ласково, но при этом очень четко. Шикарный навык формулировки вопроса, умение усопокить и посочувствовать так, что это не коробит и не вызывает ощущения наигранности. Внимание к деталям, умение вызвать к себе доверие. Врач входит в комнату, и там сразу создается совсем другое ощущение. У британской медицины множество недостатков, но навыки patient-doctor communication, которые ставятся тут во главу угла, и которым даже не пытаются учить в России, воспитываются фантастически. Собственно, отбирают будущих медиков тоже очень жестко, не только в плане академических способностей, но и в плане умения общаться. Стандартный вопрос на вступительном интервью: "Представьте, что я пациент, и вам нужно сообщить мне такую-то информацию. Go."
Собственно, на мой взгляд, это одна из основных проблем российской медицины вообще, российской психиатрии в частности, и если более глобально - российского общества. Отсутствие минимальной культуры общения, навыков ведения диалога, в любой сфере - какую ни возьми. Но в медицине это безумно важно, недоверие пациента врачу, врача - пациенту, очереди в поликлинике - всем на свете, - оно же неспроста... В психиатрии это усугубляется тем, что у пациентов зачастую нарушены навыки общения, родственники - озлоблены и устали, а врач, даже если он очень хороший, разрывается между десятками больных за копеечную зарплату. На общение не остается ни сил, ни времение, даже если ты от природы - англел. Собственно, у меня наконец вышла статья в Oxford Medical School Gazette, в том числе об этом. Ее все никак не повесят в интернете, а я не успеваю отсканировать. Но мне кажется, что проблема сломанного общения и взаимодействия - далеко не последняя для России и российской медицины. И ее решение займет не одно десятилетие.
p.s. этот пост - вовсе не способ высказать неуважение по отношению к врачам в моей френдленте. напротив, я искренне восхищаюсь их работой, и понимаю, как тяжело она им дается. я знаю множество российских врачей, которые отлично умеют общаться с пациентами. тем не менее, я абсолютно уверена, что навыкам такого общения надо специально учить, и в России этого не происходит.
Работать проще. При этом я не могу сказать, что мне нравится больше или меньше, вовсе нет. Мне очень нравилось работать с клеточными культурами, нравились (и до сих пор нравятся) молекулярные каскады и фантастическая сложность взаимосвязей и взаимозависимостей. Биохимия, клеточная биология, иммунология - как ни назови - это безумно интересно, очень сложно и совершенно волшебно. Но в тех категориях, в которых я работаю сейчас, мне думать проще, возможно потому, что я банально больше об этом знаю. Мне приходят в голову идеи для экспериментов, я знаю, как лучше сделать, чтобы избежать тех или иных проблем, я понимаю, о чем разговаривают люди за обедом. Да и с людьми - участниками экспериментов - оказалось не так сложно как я думала, все-таки тхостовские практикумы и тренинг телефона доверия не прошли даром.
Главное, на самом деле, что мне гораздо комфортнее работать в этой лаборатории. Я не думаю, что это специфика специальности, скорее просто везение или невезение. Но два с лишним месяца безумного напряжения, закончившиеся вполне натуральным нервным срывом, имели место быть, и основная проблема была именно в общей атмосфере в лаборатории. Было ощущение, что каждый всегда готов сказать тебе, что ты делаешь не так, что big brother watches you, что все готовы перегрызть друг другу горло за порядок имен при публикации (пруфлинк), а уж сказать за глаза гадость про коллегу - и вовсе милое дело. Тут этого, кажется, нет. Нет этого идиотского оупен-спэйса, который жутко выбивал меня из колеи. Принято стучать прежде, чем врываться в чужой офис (даже если там сидит 5-6 человек). У завлабши - open door policy (читай, любой вопрос можно задать, если тебе удалось ее поймать). У главного научного светила из компутера раздается оперное пение.
А главное - люди готовы тебя учить. Не потому, что ты в этом случае будешь делать их работу (а это однозначно мотивация постдоков, с которыми я работала всю весну - они тупят в компьютер, ты папешь за двоих), а потому что так положено. Пример для наглядности: сейчас я встречаюсь с волонтерами, которые хотят участвовать в моем исследовании. Мне нужен врач, который бы их осмотрел - на всякий случай, исследование подразумевает принятие лекарств, и мы должны быть уверены, что волонтеры здоровы. Прихожу к врачу, прошу провести осмотр. Ему от этого никакого счастья, он занят своими делами и убивать время на меня ему совершенно не в кайф. Вместо того, чтобы быстро проглядеть мои бумажки, меня просят выдать анамнез, дают фидбек - что я делаю правильно, что неправильно, что еще нужно сказать. В следующий раз говорю, как просили, меня хвалят. Не потому что ему проще, что я делаю так, как ему удобно, а потому что я - студент, меня надо учить.
Самые интересные впечатления от того, как работают местные психиатры. Скрининг волонтеров подразумевает психиатрическое интервью. Этому меня тоже научили, показали, посидели со мной, подсказали, как лучше, похвалили, где делаю правильно. Но я естественно не могу поставить никакого диагноза, могу только сказать, что все в порядке, или заподозрить что-то неладное. Если мне кажется, что что-то не так, я говорю об этом врачу, и его работа - поговорить с человеком и решить, соответствует ли это критериям заболевания, требует ли лечения, исключения из исследования и так далее. И как же классно они общаются с пациентами! Я видела довольно много московских психиатров, и в НЦПЗ, и в Сеченовке, многие из них к пациенту относились в лучшем случае жалостливо-снисходительно, некоторые однозначно были профессионалами, но пациента не уважали, другие работали на автомате. При этом кто-то был лучше, кто-то хуже, но такого я не видела.
Очень спокойно, местами даже ласково, но при этом очень четко. Шикарный навык формулировки вопроса, умение усопокить и посочувствовать так, что это не коробит и не вызывает ощущения наигранности. Внимание к деталям, умение вызвать к себе доверие. Врач входит в комнату, и там сразу создается совсем другое ощущение. У британской медицины множество недостатков, но навыки patient-doctor communication, которые ставятся тут во главу угла, и которым даже не пытаются учить в России, воспитываются фантастически. Собственно, отбирают будущих медиков тоже очень жестко, не только в плане академических способностей, но и в плане умения общаться. Стандартный вопрос на вступительном интервью: "Представьте, что я пациент, и вам нужно сообщить мне такую-то информацию. Go."
Собственно, на мой взгляд, это одна из основных проблем российской медицины вообще, российской психиатрии в частности, и если более глобально - российского общества. Отсутствие минимальной культуры общения, навыков ведения диалога, в любой сфере - какую ни возьми. Но в медицине это безумно важно, недоверие пациента врачу, врача - пациенту, очереди в поликлинике - всем на свете, - оно же неспроста... В психиатрии это усугубляется тем, что у пациентов зачастую нарушены навыки общения, родственники - озлоблены и устали, а врач, даже если он очень хороший, разрывается между десятками больных за копеечную зарплату. На общение не остается ни сил, ни времение, даже если ты от природы - англел. Собственно, у меня наконец вышла статья в Oxford Medical School Gazette, в том числе об этом. Ее все никак не повесят в интернете, а я не успеваю отсканировать. Но мне кажется, что проблема сломанного общения и взаимодействия - далеко не последняя для России и российской медицины. И ее решение займет не одно десятилетие.
p.s. этот пост - вовсе не способ высказать неуважение по отношению к врачам в моей френдленте. напротив, я искренне восхищаюсь их работой, и понимаю, как тяжело она им дается. я знаю множество российских врачей, которые отлично умеют общаться с пациентами. тем не менее, я абсолютно уверена, что навыкам такого общения надо специально учить, и в России этого не происходит.