Брак и прелюбодеяние на примере соития гадюки и мурены. Часть I: Античность.
Предающиеся незаконной любви мурена и гадюка - эти, можно сказать, Паоло и Франческа античности, будоражили умы ученых и поэтов на протяжении многих столетий. В данном материале мы в основном сосредоточимся на мурене. Ladies First. Эту рыбу обожали, украшали драгоценностями, иногда её смерть оплакивали больше, чем иные оплакивают своих жён. Рыба даже стала когноменом в родах Лициниев и Теренциев.
Грозные хищники-мурены временами производят совершенно уморительное впечатление. Скоро сами убедитесь.
Part of a Roman mosaic from Pompeii, house n. 16, insula 2, Regio VIII; first century CE
Эксклюзив, если уносите целиком или частично, пожалуйста, давайте полную ссылку на материал.
Первым о необычном способе размножения гадюк поведал в 5 веке до н.э. отец истории Геродот. Он писал о том, что самка убивает самца в процессе совокупления, сама же она позже погибает по вине своих детенышей, прогрызающих её чрево:
«Однако, когда гадюки спариваются и самец уже готов испустить семя, самка вцепляется ему в шею и, ухватившись, не отпускает, пока не перегрызет. Так-то самец погибает, а самка должна за это поплатиться, так как детеныши еще в утробе матери мстят за отца: они перегрызают ей чрево и таким образом прокладывают себе выход на свободу». [1]
Позже, в 1 веке н.э., это повторит Плиний в своей «Естественной истории». [2]
Однако основная героиня данного материала - мурена. Европейцы знали только обитающую в Средиземном море европейскую мурену (Muraena helena Linnaeus). Рыба довольно большая, может вырасти до 150 см в длину.
Muraena helena via munover, Flickr
И это отнюдь не предел, к примеру, другой представитель семейства муреновых, обитающая в Красном море гигантская мурена, достигает 4 м в длину. В 4 веке до н.э. Аристотель дал самцу и самке мурены разные названия, он писал об этой рыбе следующее:
«Некоторые же [рыбы] размножаются во всякое время года, например, мурена: она производит много яиц, и возникающие мальки быстро вырастают, так же, как мальки золотой макрели, поскольку и те из крайне малых очень быстро становятся громадными. Только мурена размножается во всякое время года, а золотая макрель - весной. Смюр отличен от мурены: мурена пестрая и слабее, смюр же одноцветен и крепкий, цветом похож на сосну и зубы имеет снаружи и внутри. Утверждают, что как и в других [подобных случаях] он представляет собой самца, а [мурена] самку. Они выходят на сушу и часто [там] ловятся». [3]
Fishing scenes on a sea filled with fish, Musée archéologique de Sousse
Предание о разнообразной личной жизни мурен и гадюк тоже возникло в античности. Во-первых, со временем укрепилось представление о том, что мурена может некоторое время находиться на суше.
«Феофраст пишет в сочинении «О сухопутных животных», что угорь и мурена могут долгое время находиться вне воды, потому что жабры у них маленькие и вбирают лишь немного воды». [4]
Считалось, что данная особенность помогала рыбе разнообразить сексуальную жизнь, якобы мурена совокуплялась с гадюкой, их потомство считалось особенно ядовитым. Афиней (2-3 века н.э.), ссылаясь на своих предшественников, Андрея Каристского (3 век до н.э.), Никандра Колофонского (2 век до н.э.) и Сострата (эпоха Августа), рассказывает об этом предании следующее:
«Андрей в книге «О ядовитых животных» пишет, что смертельны укусы только мурен, происходящих от гадюк; они менее округлы и пестры. Никандр в поэме «О действии животных ядов»:
Рыба мурена ужасна: поднявшись с привычного ложа,
Бедных кусает она рыбаков, обращает их в бегство,
Гонит с прибрежных камней далёко в открытое море -
Если и вправду она покидает обитель морскую,
Чтобы на твердой земле сойтись с ядоносной гадюкой.
Однако в книге «О ложных мнениях» [тот же] Андрей пишет, что это неверно, будто мурены плывут на мелководье и там совокупляются с гадюками, потому что гадюки кормятся не на мелководьях, предпочитая безлюдные песчаные места. Но Сострат в сочинении «О животных» (из двух книг) все-таки повторяет мнение об их совокуплении». [5]
Т.е. нам неизвестно, кто первый дал жизнь этому причудливому преданию, однако уже в 3 веке до н.э. велись споры о соитии рыбы и змеи, причем, Андрей Каристский отрицал сей факт. Никандр Колофонский век спустя писал, что мурена «покидает обитель морскую, чтобы на твердой земле сойтись с ядоносной гадюкой».
Закрепилось разделение между слабой и похотливой самкой мурены и крепким самцом мурены, смюром (смиром) с необычайно нежным мясом. Не оттого ли мясо смира считалось более качественным и нежным, что он, по мнению ученых, не совокуплялся с гадюками и не пятнал себя ядом?
«Самец отличается от мурены, как пишет Аристотель в пятой книге «О частях животных»: мурена пестра и слаба, самец же одноцветен и крепок, цветом похож на [сосну] и зубы имеет снаружи и внутри. Дорион пишет, что самец мурены не имеет в мясе острых костей и идет в пищу весь целиком, причем нежен необычайно. Существуют две его разновидности, черные и красноватые; черные лучше». [6]
Mosaic 'emblema' decorative central panel of a mosaic floor, Rome, 50BC-50, The British Museum
Современник Афинея, Оппиан, в своей поэме «О рыбной ловле» («Галиевтика», Ἁλιευτικά) повествует о том, что змея перед совокуплением с муреной из предосторожности изрыгает свой яд и издает брачный зов, призывный шипящий звук, томясь по невесте. Если змей вернется к яду и не найдет его на прежнем месте, то расстается с жизнью.
«Касательно мурены хорошо известно, что с ней совокупляется змей, и что сама мурена охотно выходит из моря, страстный партнер к страстному партнеру. Жестокий змей, разжигаемый изнутри пламенной страстью, неистовствует из-за спаривания и тащится к берегу; и вскоре он видит полую скалу и изрыгает туда свой губительный яд, горячую желчь его зубов, смертоносное хранилище, дабы он мог быть кротким и безмятежным при встрече со своей невестой. Стоя на берегу, он издает шипящий звук, свой брачный зов; и смуглая мурена быстро слышит его зов и спешит быстрее стрелы. Она тянется из моря, он с суши прокладывает тропинку по серому прибою и, стремясь совокупиться друг с другом, они обнимаются, и жаждущая невеста принимает в свой открытый рот голову змея. Затем, ликуя по поводу их союза, она вновь возвращается в свое морское прибежище, в то время как он ползет к суше, где снова заглатывает свой яд, поглощая то, что прежде пролил и выцедил из своих зубов. Но если он не найдет той желчи, в которой какой-нибудь странник узнал яд и смыл его потоками воды, то негодуя, он крушит себя, пока не обретет приговор печальной и невообразимой смерти». [7]
Roman mosaic showing baskets of fish, Musée archéologique de Sousse
Переходим от греков к латинским авторам. Плиний повторяет сведения о разнице между самцом и самкой, о спаривании самки мурены со змеем, прибавляя рассказ о светящихся пятнах на челюсти рыбы:
«Мурена может метать икру в каком угодно месяце, тогда как другие рыбы производят потомство только в определенное время. Икринки мурены растут очень быстро. В народе принято считать, что мурены выбираются на берег, чтобы, совокупляясь на суше со змеями, забеременеть от них. Самца, который оплодотворяет мурену, Аристотель называет «смиром»; различие между ними, как он указывает, состоит в том, что у мурены окраска пестрая, а сама она слабосильная, тогда как смир одноцветный и могучий, а клыки его торчат из пасти наружу. У всех мурен, которые водятся у побережья Северной Галлии, на челюсти, справа, имеются золотистые пятна, расположенные в том же порядке, что и звезды Большой Медведицы, и только пока рыба живет, они светятся, а когда умирает, гаснут». [8]
Европейская мурена © Sylvain le Bris
Надо сказать, что мурена долгое время не имела устоявшегося названия. Греческое название могло писаться с буквы μ - μύραινα, или с буквы σ - σμύραινα. В разные периоды рыбу именовали и muraena от греч. μύραινα, и морским угрем, и морским змеем, и fluta (Макробий писал, что угрей и мурен называют словом fluta, но различают между собой), её также путали с угрем и миногой. За вышеупомянутую «мурену из Северной Галлии» Плиний, вероятно, принял миногу. Интересно, что в Провансе миногу иногда называют moureno. Просто небольшое наблюдение: в наши дни на греческом языке мурена называется Σμέρνα (читается «смерна»), нам неизвестно, есть ли связь со словом σμυρος.
Плиний уделяет больше внимания жестокости рыбы, нежели её похотливости, голодные мурены разрывали на части осужденных рабов:
«Ведий Поллион, римский всадник, один из друзей божественного Августа, нашел в этом животном средство продемонстрировать свою жестокость: в садки с муренами он бросал осужденных рабов, и не столько потому, что наземные дикие звери непригодны для этой цели, сколько из-за того, что при другом виде казни, он не смог бы так же наблюдать, как все человеческое тело сразу разрывается на части. Говорят, что вкус уксуса приводит их в особенную ярость. Кожа у них очень тонкая; напротив, у угрей потолще; Веррий рассказывает, что их употребляли для порки свободнорожденных мальчиков, а объяснялось это отсутствием официально установленных штрафов с детей римских граждан». [9]
Panel from a mosaic floor, edible fish from the Mediterranean area, Roman, circa 100, The British Museum
Мурена даже стала когноменом в родах Лициниев и Теренциев. Макробий полагал, что прозвище было дано из-за восхищения данной рыбой:
«Однако [о том], что [пора] перейти от [рассказа о] пляске к [рассказу об] излишестве морских припасов, мне напомнило имя [семьи] Лициниев, о которых достаточно известно, что они были прозваны Муренами, потому что восхищались этой рыбой. Это мнение разделяет Марк Варрон». [10]
Содержащаяся в садках мурена нередко становилась объектом нежных чувств её владельца, рыбу лелеяли, украшали драгоценностями, а после смерти горестно оплакивали.
«В Бавлах, по соседству с Байями, оратор Гортензий имел садок, а в нем жила мурена, которую оратор любил до такой степени, что, надо полагать, и вправду разрыдался, когда эта рыба умерла. На той же вилле Антония, дочь Друза, прикрепила серьги к мурене, которую обожала, а слухи об этом привлекали в Бавлы много людей, снедаемых желанием посмотреть на такое зрелище». [11]
Европейская мурена © Carlos Marqués
Однако наибольшую популярность завоевала история нежной привязанности к хищной рыбе Луция Лициния Красса и его остроумный ответ Гнею Домицию Агенобарбу. Среди античных авторов об этом повествовали Плутарх[12], Элиан и Макробий. Процитируем последнего:
«И, однако, этот Красс, муж - цензорий - ведь он был цензором вместе с Гнеем Домицием, так как считался красноречивым больше других и был первым среди славнейших людей, - однако и он, одетый в черное, оплакал, как дочь, мертвую мурену в пруду своего дома. И это не осталось незамеченным, ибо [его] товарищ в сенате Домиций предъявил ему [обинение за] это как безобразное преступление. И Красс не устыдился это признать, но сверх того цензор даже похвалился, если только [подобное] угодно богам, заявляя, что он совершил благочестивейшее и душевное дело». [13]
Элиан добавлял, что Красс украсил мурену драгоценными ожерельями и серьгами как прекрасную девушку. Мурена узнавала голос хозяина и ела у него с рук. [14]
История о Крассе и мурене пережила века, византиец Иоанн Цец тоже излагает её в своих «Хилиадах». [15]
«Римлянин Красс был склонен к состраданию.
Он держал морского угря в рыбном садке,
Пока мурена была жива, он украсил её ожерельем из драгоценных камней.
Мурена отзывалась на его голос.
Мурена умерла, и он похоронил её, беспредельно оплакивая.
Домиций насмехался над ним за его слезы.
И он сказал: «Глупый, Красс, ты проливаешь слезы по морскому угрю?»
«Но я, Домиций, - сказал Красс, - оплакиваю рыбу,
Я проливаю слезы по мурене, наименее родственному мне живому существу,
Но ты ведь даже не плакал, когда хоронил своих трех жен».
Нет, ты только послушай, а, трех жён схоронил и ни слезинки не проронил
Обилие источников об этой рыбе ясно показывает неугасаемый интерес к ней, Макробий причисляет её к роскошным дарам моря. Мурену приобретали те, у кого «была жадная и, как утверждает Цецилий, зубастая глотка». Юлий Цезарь однажды купил для устроения триумфального обеда шесть тысяч мурен.
«И если бы я захотел перечислить, сколь многие и великие сочинители прославляли мурен из Сицилийского пролива, [это] пришлось бы делать долго. Но я [все же] привел бы [то], что Марк Варрон сказал в книге, которая называется «Галл, или Об удивительном»: «Папирий говорит, что в Сицилии мурен-флут также ловят рукой, потому что они из-за [своей] тучности плавают в верхних слоях воды». Это [рассказывает] Варрон. Но кто бы стал отрицать, что у тех, кто приобретал роскошные дары столь далекого моря, была жадная и, как утверждает Цецилий, зубастая глотка?
И эта рыба, хотя и завезенная из чужих краев, не стала редкостью в Риме. Плиний является свидетелем, что диктатор Гай Цезарь, так как давал народу триумфальные обеды, взял по весу у Гавия Хиррия шесть тысяч мурен. Известно, что усадьба этого Хиррия, пусть и не обширная или просторная, [была] из-за [рыбных] садков, которые он держал, выставлена на продажу за четыре миллиона сестерциев». [16]
Panel from a Roman mosaic showing baskets of fish and fruit, 1st-2nd century AD, The British Museum
В 32-й книге Плиний пишет, ссылаясь на мнение Гая Лициния Макра, что мурены бывают только самками, и они совокупляются со змеями, ученый повествует о хитроумном способе ловли этой сильной и хищной рыбы, и о том, что может её убить. «Жизнь мурен сосредоточена в хвосте».
«Согласно Гаю Лицинию Макру, мурена бывает только женского рода и, как уже упоминалось, зачинает от змеев; и поэтому рыбаки, дабы поймать её, издают шипящий звук, подражающий шипению змеи…. И жиреет, и что удар дубинки не убьет её, но прикосновение гигантского фенхеля причиняет ей мгновенную смерть. Жизнь мурен сосредоточена в хвосте, если по нему ударить, они быстро умирают; напротив, ударом по голове их убить очень трудно». [17]
Древнеримский автор, писавший по-гречески, Клавдий Элиан (2-3 в.в. н.э.), вслед за Оппианом красочно, поэтично и страстно повествует о любовных устремлениях змеи и рыбы. В русском языке слово «гадюка» женского рода, а в текстах речь идет о самце, поэтому мы будем иногда при переводе добавлять слово «самец».
«Всякий раз, когда мурена полна любовными побуждениями, она выходит из моря на сушу, нетерпеливо стремясь к партнеру, к зловещему партнеру. Ибо идет в логово гадюки, и пара обнимается. И действительно говорят, что самец гадюки также в своем неистовом желании совокупления спускается к морю, и как гуляка с флейтой стучится в дверь, так и гадюка своим шипением призывает свою любимую, и она выходит. Так Природа сводит тех, кто обитает вдалеке друг от друга, во взаимном желании и в общей постели». [18]
Не-е, мы не такие
В другом фрагменте Элиан сообщает нам некоторые подробности совокупления:
«Я не забыл, что в предыдущем отрывке рассказал о спаривании гадюки и мурены, и о том, как они совокупляются, мурена, выходящая из моря, гадюка - из логова. Но то, что я не сказал [тогда], расскажу сейчас. Когда самец гадюки намеревается совокупиться с муреной, дабы казаться ласковым, как и подобает жениху, он извергает и отбрасывает свой яд, а затем с мягким шипящим звуком, как будто запевая своего рода предсвадебное брачное песнопение, призывает свою невесту. И когда они завершают свои любовные празднества, рыба направляется к волнам и морю, а змея снова проглатывает свой яд и возвращается в свое родное логово». [19]
Клавдий Элиан для обозначения гадюки употребляет слово ἔχις, и здесь мы должны начать рассказывать о ехидне. В продолжении мы узнаем, как христианское мировоззрение в Средние века трактовало союз гадюки и мурены в качестве примера идеального брака и прелюбодеяния - забавнейшее чтение. Также поговорим о меме про жабу и гадюку.
У мурены в силу биологических причин почти всегда приоткрыт рот, поэтому это опасное создание временами выглядит просто уморительно. Однако это опасный хищник. У мурены целых четыре челюсти! Просто прототип Чужого какой-то. Подробности по ссылке.
Следующие ролики чувствительным натурам лучше не смотреть. Мурена пожирает довольно большого осьминога (не знаю, заметили ли вы, но на одной из мозаик как раз изображено нападение мурены на осьминога), почти целиком заглатывает небольшую акулку (акуле после долгой борьбы удалось освободиться, не совсем понятно, прошло ли это для неё без последствий), но и сама погибает, будучи целиком проглочена желтогубым плоскохвостом (морской змеёй). Просто гадюка забыла объяснить своему морскому родственнику, как следует обращаться с муреной. Make love, not war.
1 - Геродот, Иcтория, III, 109, Перевод и Г.А. Стратановского, Геродот. История в девяти книгах. Изд-во «Наука», Ленинград, 1972.
2 - Plin. Nat. 10.82
3 - Аристотель, История животных. Книга V. 35, Пер. с древнегреч. А 81 В. П. Карпова; Под ред. и с примеч. Б. А. Старостина. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1996. 528 с
4 - Афиней, Пир софистов, Книга VII, 90, перевод Н. Т. Голинкевича
5 - Ibid.
6 - Ibid.
7 - собственный перевод по Oppian, Colluthus, and Tryphiodorus. Translated by A. W. Mair. Loeb Classical Library, London W. Heinemann, 1928, 259-261
8 - Плиний Старший, Естественная История, Книга IX, 76, перевод Г.С. Литичевского, Текст по изданию: Архив истории науки и техники. Вып. 1: Сб. статей. - Москва, «Наука», 1995. С. 141-190.
9 - Ibid., IX, 77
10 - Макробий, Сатурналии, III .15.1, переводчик Звиревич В.Т.
11 - Плиний, IX, 172
12 - Plutarch, Mor., 89 a, 811a et de soll. animal. 976a
13 - Макробий, III .15.4-5
14 - Aelian, De natura animalium, VIII, 4
15 - собственный перевод по Chiliades Book 8, 18, Concerning The Compassion of Crassus The Roman (Story 173),Translated by Vasiliki Dogani
16 - Макробий, III .15.8-10
17 - Plin. Nat. 32.5 собств. перевод, цитата по Natural history by Pliny, the Elder; vol. 8 translated by W.H.S. Jones, London, 1938, p. 472-473
18 - Aelian, De natura animalium, I. 50, собств. перевод
19 - Ibid., IX. 66
Грозные хищники-мурены временами производят совершенно уморительное впечатление. Скоро сами убедитесь.
Part of a Roman mosaic from Pompeii, house n. 16, insula 2, Regio VIII; first century CE
Эксклюзив, если уносите целиком или частично, пожалуйста, давайте полную ссылку на материал.
Первым о необычном способе размножения гадюк поведал в 5 веке до н.э. отец истории Геродот. Он писал о том, что самка убивает самца в процессе совокупления, сама же она позже погибает по вине своих детенышей, прогрызающих её чрево:
«Однако, когда гадюки спариваются и самец уже готов испустить семя, самка вцепляется ему в шею и, ухватившись, не отпускает, пока не перегрызет. Так-то самец погибает, а самка должна за это поплатиться, так как детеныши еще в утробе матери мстят за отца: они перегрызают ей чрево и таким образом прокладывают себе выход на свободу». [1]
Позже, в 1 веке н.э., это повторит Плиний в своей «Естественной истории». [2]
Однако основная героиня данного материала - мурена. Европейцы знали только обитающую в Средиземном море европейскую мурену (Muraena helena Linnaeus). Рыба довольно большая, может вырасти до 150 см в длину.
Muraena helena via munover, Flickr
И это отнюдь не предел, к примеру, другой представитель семейства муреновых, обитающая в Красном море гигантская мурена, достигает 4 м в длину. В 4 веке до н.э. Аристотель дал самцу и самке мурены разные названия, он писал об этой рыбе следующее:
«Некоторые же [рыбы] размножаются во всякое время года, например, мурена: она производит много яиц, и возникающие мальки быстро вырастают, так же, как мальки золотой макрели, поскольку и те из крайне малых очень быстро становятся громадными. Только мурена размножается во всякое время года, а золотая макрель - весной. Смюр отличен от мурены: мурена пестрая и слабее, смюр же одноцветен и крепкий, цветом похож на сосну и зубы имеет снаружи и внутри. Утверждают, что как и в других [подобных случаях] он представляет собой самца, а [мурена] самку. Они выходят на сушу и часто [там] ловятся». [3]
Fishing scenes on a sea filled with fish, Musée archéologique de Sousse
Предание о разнообразной личной жизни мурен и гадюк тоже возникло в античности. Во-первых, со временем укрепилось представление о том, что мурена может некоторое время находиться на суше.
«Феофраст пишет в сочинении «О сухопутных животных», что угорь и мурена могут долгое время находиться вне воды, потому что жабры у них маленькие и вбирают лишь немного воды». [4]
Считалось, что данная особенность помогала рыбе разнообразить сексуальную жизнь, якобы мурена совокуплялась с гадюкой, их потомство считалось особенно ядовитым. Афиней (2-3 века н.э.), ссылаясь на своих предшественников, Андрея Каристского (3 век до н.э.), Никандра Колофонского (2 век до н.э.) и Сострата (эпоха Августа), рассказывает об этом предании следующее:
«Андрей в книге «О ядовитых животных» пишет, что смертельны укусы только мурен, происходящих от гадюк; они менее округлы и пестры. Никандр в поэме «О действии животных ядов»:
Рыба мурена ужасна: поднявшись с привычного ложа,
Бедных кусает она рыбаков, обращает их в бегство,
Гонит с прибрежных камней далёко в открытое море -
Если и вправду она покидает обитель морскую,
Чтобы на твердой земле сойтись с ядоносной гадюкой.
Однако в книге «О ложных мнениях» [тот же] Андрей пишет, что это неверно, будто мурены плывут на мелководье и там совокупляются с гадюками, потому что гадюки кормятся не на мелководьях, предпочитая безлюдные песчаные места. Но Сострат в сочинении «О животных» (из двух книг) все-таки повторяет мнение об их совокуплении». [5]
Т.е. нам неизвестно, кто первый дал жизнь этому причудливому преданию, однако уже в 3 веке до н.э. велись споры о соитии рыбы и змеи, причем, Андрей Каристский отрицал сей факт. Никандр Колофонский век спустя писал, что мурена «покидает обитель морскую, чтобы на твердой земле сойтись с ядоносной гадюкой».
Закрепилось разделение между слабой и похотливой самкой мурены и крепким самцом мурены, смюром (смиром) с необычайно нежным мясом. Не оттого ли мясо смира считалось более качественным и нежным, что он, по мнению ученых, не совокуплялся с гадюками и не пятнал себя ядом?
«Самец отличается от мурены, как пишет Аристотель в пятой книге «О частях животных»: мурена пестра и слаба, самец же одноцветен и крепок, цветом похож на [сосну] и зубы имеет снаружи и внутри. Дорион пишет, что самец мурены не имеет в мясе острых костей и идет в пищу весь целиком, причем нежен необычайно. Существуют две его разновидности, черные и красноватые; черные лучше». [6]
Mosaic 'emblema' decorative central panel of a mosaic floor, Rome, 50BC-50, The British Museum
Современник Афинея, Оппиан, в своей поэме «О рыбной ловле» («Галиевтика», Ἁλιευτικά) повествует о том, что змея перед совокуплением с муреной из предосторожности изрыгает свой яд и издает брачный зов, призывный шипящий звук, томясь по невесте. Если змей вернется к яду и не найдет его на прежнем месте, то расстается с жизнью.
«Касательно мурены хорошо известно, что с ней совокупляется змей, и что сама мурена охотно выходит из моря, страстный партнер к страстному партнеру. Жестокий змей, разжигаемый изнутри пламенной страстью, неистовствует из-за спаривания и тащится к берегу; и вскоре он видит полую скалу и изрыгает туда свой губительный яд, горячую желчь его зубов, смертоносное хранилище, дабы он мог быть кротким и безмятежным при встрече со своей невестой. Стоя на берегу, он издает шипящий звук, свой брачный зов; и смуглая мурена быстро слышит его зов и спешит быстрее стрелы. Она тянется из моря, он с суши прокладывает тропинку по серому прибою и, стремясь совокупиться друг с другом, они обнимаются, и жаждущая невеста принимает в свой открытый рот голову змея. Затем, ликуя по поводу их союза, она вновь возвращается в свое морское прибежище, в то время как он ползет к суше, где снова заглатывает свой яд, поглощая то, что прежде пролил и выцедил из своих зубов. Но если он не найдет той желчи, в которой какой-нибудь странник узнал яд и смыл его потоками воды, то негодуя, он крушит себя, пока не обретет приговор печальной и невообразимой смерти». [7]
Roman mosaic showing baskets of fish, Musée archéologique de Sousse
Переходим от греков к латинским авторам. Плиний повторяет сведения о разнице между самцом и самкой, о спаривании самки мурены со змеем, прибавляя рассказ о светящихся пятнах на челюсти рыбы:
«Мурена может метать икру в каком угодно месяце, тогда как другие рыбы производят потомство только в определенное время. Икринки мурены растут очень быстро. В народе принято считать, что мурены выбираются на берег, чтобы, совокупляясь на суше со змеями, забеременеть от них. Самца, который оплодотворяет мурену, Аристотель называет «смиром»; различие между ними, как он указывает, состоит в том, что у мурены окраска пестрая, а сама она слабосильная, тогда как смир одноцветный и могучий, а клыки его торчат из пасти наружу. У всех мурен, которые водятся у побережья Северной Галлии, на челюсти, справа, имеются золотистые пятна, расположенные в том же порядке, что и звезды Большой Медведицы, и только пока рыба живет, они светятся, а когда умирает, гаснут». [8]
Европейская мурена © Sylvain le Bris
Надо сказать, что мурена долгое время не имела устоявшегося названия. Греческое название могло писаться с буквы μ - μύραινα, или с буквы σ - σμύραινα. В разные периоды рыбу именовали и muraena от греч. μύραινα, и морским угрем, и морским змеем, и fluta (Макробий писал, что угрей и мурен называют словом fluta, но различают между собой), её также путали с угрем и миногой. За вышеупомянутую «мурену из Северной Галлии» Плиний, вероятно, принял миногу. Интересно, что в Провансе миногу иногда называют moureno. Просто небольшое наблюдение: в наши дни на греческом языке мурена называется Σμέρνα (читается «смерна»), нам неизвестно, есть ли связь со словом σμυρος.
Плиний уделяет больше внимания жестокости рыбы, нежели её похотливости, голодные мурены разрывали на части осужденных рабов:
«Ведий Поллион, римский всадник, один из друзей божественного Августа, нашел в этом животном средство продемонстрировать свою жестокость: в садки с муренами он бросал осужденных рабов, и не столько потому, что наземные дикие звери непригодны для этой цели, сколько из-за того, что при другом виде казни, он не смог бы так же наблюдать, как все человеческое тело сразу разрывается на части. Говорят, что вкус уксуса приводит их в особенную ярость. Кожа у них очень тонкая; напротив, у угрей потолще; Веррий рассказывает, что их употребляли для порки свободнорожденных мальчиков, а объяснялось это отсутствием официально установленных штрафов с детей римских граждан». [9]
Panel from a mosaic floor, edible fish from the Mediterranean area, Roman, circa 100, The British Museum
Мурена даже стала когноменом в родах Лициниев и Теренциев. Макробий полагал, что прозвище было дано из-за восхищения данной рыбой:
«Однако [о том], что [пора] перейти от [рассказа о] пляске к [рассказу об] излишестве морских припасов, мне напомнило имя [семьи] Лициниев, о которых достаточно известно, что они были прозваны Муренами, потому что восхищались этой рыбой. Это мнение разделяет Марк Варрон». [10]
Содержащаяся в садках мурена нередко становилась объектом нежных чувств её владельца, рыбу лелеяли, украшали драгоценностями, а после смерти горестно оплакивали.
«В Бавлах, по соседству с Байями, оратор Гортензий имел садок, а в нем жила мурена, которую оратор любил до такой степени, что, надо полагать, и вправду разрыдался, когда эта рыба умерла. На той же вилле Антония, дочь Друза, прикрепила серьги к мурене, которую обожала, а слухи об этом привлекали в Бавлы много людей, снедаемых желанием посмотреть на такое зрелище». [11]
Европейская мурена © Carlos Marqués
Однако наибольшую популярность завоевала история нежной привязанности к хищной рыбе Луция Лициния Красса и его остроумный ответ Гнею Домицию Агенобарбу. Среди античных авторов об этом повествовали Плутарх[12], Элиан и Макробий. Процитируем последнего:
«И, однако, этот Красс, муж - цензорий - ведь он был цензором вместе с Гнеем Домицием, так как считался красноречивым больше других и был первым среди славнейших людей, - однако и он, одетый в черное, оплакал, как дочь, мертвую мурену в пруду своего дома. И это не осталось незамеченным, ибо [его] товарищ в сенате Домиций предъявил ему [обинение за] это как безобразное преступление. И Красс не устыдился это признать, но сверх того цензор даже похвалился, если только [подобное] угодно богам, заявляя, что он совершил благочестивейшее и душевное дело». [13]
Элиан добавлял, что Красс украсил мурену драгоценными ожерельями и серьгами как прекрасную девушку. Мурена узнавала голос хозяина и ела у него с рук. [14]
История о Крассе и мурене пережила века, византиец Иоанн Цец тоже излагает её в своих «Хилиадах». [15]
«Римлянин Красс был склонен к состраданию.
Он держал морского угря в рыбном садке,
Пока мурена была жива, он украсил её ожерельем из драгоценных камней.
Мурена отзывалась на его голос.
Мурена умерла, и он похоронил её, беспредельно оплакивая.
Домиций насмехался над ним за его слезы.
И он сказал: «Глупый, Красс, ты проливаешь слезы по морскому угрю?»
«Но я, Домиций, - сказал Красс, - оплакиваю рыбу,
Я проливаю слезы по мурене, наименее родственному мне живому существу,
Но ты ведь даже не плакал, когда хоронил своих трех жен».
Нет, ты только послушай, а, трех жён схоронил и ни слезинки не проронил
Обилие источников об этой рыбе ясно показывает неугасаемый интерес к ней, Макробий причисляет её к роскошным дарам моря. Мурену приобретали те, у кого «была жадная и, как утверждает Цецилий, зубастая глотка». Юлий Цезарь однажды купил для устроения триумфального обеда шесть тысяч мурен.
«И если бы я захотел перечислить, сколь многие и великие сочинители прославляли мурен из Сицилийского пролива, [это] пришлось бы делать долго. Но я [все же] привел бы [то], что Марк Варрон сказал в книге, которая называется «Галл, или Об удивительном»: «Папирий говорит, что в Сицилии мурен-флут также ловят рукой, потому что они из-за [своей] тучности плавают в верхних слоях воды». Это [рассказывает] Варрон. Но кто бы стал отрицать, что у тех, кто приобретал роскошные дары столь далекого моря, была жадная и, как утверждает Цецилий, зубастая глотка?
И эта рыба, хотя и завезенная из чужих краев, не стала редкостью в Риме. Плиний является свидетелем, что диктатор Гай Цезарь, так как давал народу триумфальные обеды, взял по весу у Гавия Хиррия шесть тысяч мурен. Известно, что усадьба этого Хиррия, пусть и не обширная или просторная, [была] из-за [рыбных] садков, которые он держал, выставлена на продажу за четыре миллиона сестерциев». [16]
Panel from a Roman mosaic showing baskets of fish and fruit, 1st-2nd century AD, The British Museum
В 32-й книге Плиний пишет, ссылаясь на мнение Гая Лициния Макра, что мурены бывают только самками, и они совокупляются со змеями, ученый повествует о хитроумном способе ловли этой сильной и хищной рыбы, и о том, что может её убить. «Жизнь мурен сосредоточена в хвосте».
«Согласно Гаю Лицинию Макру, мурена бывает только женского рода и, как уже упоминалось, зачинает от змеев; и поэтому рыбаки, дабы поймать её, издают шипящий звук, подражающий шипению змеи…. И жиреет, и что удар дубинки не убьет её, но прикосновение гигантского фенхеля причиняет ей мгновенную смерть. Жизнь мурен сосредоточена в хвосте, если по нему ударить, они быстро умирают; напротив, ударом по голове их убить очень трудно». [17]
Древнеримский автор, писавший по-гречески, Клавдий Элиан (2-3 в.в. н.э.), вслед за Оппианом красочно, поэтично и страстно повествует о любовных устремлениях змеи и рыбы. В русском языке слово «гадюка» женского рода, а в текстах речь идет о самце, поэтому мы будем иногда при переводе добавлять слово «самец».
«Всякий раз, когда мурена полна любовными побуждениями, она выходит из моря на сушу, нетерпеливо стремясь к партнеру, к зловещему партнеру. Ибо идет в логово гадюки, и пара обнимается. И действительно говорят, что самец гадюки также в своем неистовом желании совокупления спускается к морю, и как гуляка с флейтой стучится в дверь, так и гадюка своим шипением призывает свою любимую, и она выходит. Так Природа сводит тех, кто обитает вдалеке друг от друга, во взаимном желании и в общей постели». [18]
Не-е, мы не такие
В другом фрагменте Элиан сообщает нам некоторые подробности совокупления:
«Я не забыл, что в предыдущем отрывке рассказал о спаривании гадюки и мурены, и о том, как они совокупляются, мурена, выходящая из моря, гадюка - из логова. Но то, что я не сказал [тогда], расскажу сейчас. Когда самец гадюки намеревается совокупиться с муреной, дабы казаться ласковым, как и подобает жениху, он извергает и отбрасывает свой яд, а затем с мягким шипящим звуком, как будто запевая своего рода предсвадебное брачное песнопение, призывает свою невесту. И когда они завершают свои любовные празднества, рыба направляется к волнам и морю, а змея снова проглатывает свой яд и возвращается в свое родное логово». [19]
Клавдий Элиан для обозначения гадюки употребляет слово ἔχις, и здесь мы должны начать рассказывать о ехидне. В продолжении мы узнаем, как христианское мировоззрение в Средние века трактовало союз гадюки и мурены в качестве примера идеального брака и прелюбодеяния - забавнейшее чтение. Также поговорим о меме про жабу и гадюку.
У мурены в силу биологических причин почти всегда приоткрыт рот, поэтому это опасное создание временами выглядит просто уморительно. Однако это опасный хищник. У мурены целых четыре челюсти! Просто прототип Чужого какой-то. Подробности по ссылке.
Следующие ролики чувствительным натурам лучше не смотреть. Мурена пожирает довольно большого осьминога (не знаю, заметили ли вы, но на одной из мозаик как раз изображено нападение мурены на осьминога), почти целиком заглатывает небольшую акулку (акуле после долгой борьбы удалось освободиться, не совсем понятно, прошло ли это для неё без последствий), но и сама погибает, будучи целиком проглочена желтогубым плоскохвостом (морской змеёй). Просто гадюка забыла объяснить своему морскому родственнику, как следует обращаться с муреной. Make love, not war.
Click to view1 - Геродот, Иcтория, III, 109, Перевод и Г.А. Стратановского, Геродот. История в девяти книгах. Изд-во «Наука», Ленинград, 1972.
2 - Plin. Nat. 10.82
3 - Аристотель, История животных. Книга V. 35, Пер. с древнегреч. А 81 В. П. Карпова; Под ред. и с примеч. Б. А. Старостина. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1996. 528 с
4 - Афиней, Пир софистов, Книга VII, 90, перевод Н. Т. Голинкевича
5 - Ibid.
6 - Ibid.
7 - собственный перевод по Oppian, Colluthus, and Tryphiodorus. Translated by A. W. Mair. Loeb Classical Library, London W. Heinemann, 1928, 259-261
8 - Плиний Старший, Естественная История, Книга IX, 76, перевод Г.С. Литичевского, Текст по изданию: Архив истории науки и техники. Вып. 1: Сб. статей. - Москва, «Наука», 1995. С. 141-190.
9 - Ibid., IX, 77
10 - Макробий, Сатурналии, III .15.1, переводчик Звиревич В.Т.
11 - Плиний, IX, 172
12 - Plutarch, Mor., 89 a, 811a et de soll. animal. 976a
13 - Макробий, III .15.4-5
14 - Aelian, De natura animalium, VIII, 4
15 - собственный перевод по Chiliades Book 8, 18, Concerning The Compassion of Crassus The Roman (Story 173),Translated by Vasiliki Dogani
16 - Макробий, III .15.8-10
17 - Plin. Nat. 32.5 собств. перевод, цитата по Natural history by Pliny, the Elder; vol. 8 translated by W.H.S. Jones, London, 1938, p. 472-473
18 - Aelian, De natura animalium, I. 50, собств. перевод
19 - Ibid., IX. 66