Эсеры начинают гражданскую (с кадетами и корниловцами)
А. Воронский. ИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ.
Рассказано все это человеком, находившимся в центре изложенных ниже событий недавних дней наших. Автор г. Семенов (Васильев) был в свое время начальником центрального боевого отряда партии социалистов-революционеров. Он руководил террористической организацией, совершившей убийство Володарского, покушение на Ленина, ряд экспроприаций и т. д. Помимо этого он вообще стоял в гуще партийной работы эс-эров периода 1917 - 1918 гг. Опубликование Семеновым фактов, о которых речь будет идти дальше, несомненно является большим политическим событием. "Человеческий документ" его принадлежит к разряду тех, которые называют сенсационными. И в самом деле, рукой Семенова наносится сильнейший политический и моральный удар прошлому и настоящему эс-эровской партии.
Он подтверждает глубочайшее разложение в ее рядах и, в особенности, и в первую очередь в среде ее вождей, заправил и вдохновителей; тот переход за последнюю черту, где начинается жалкая, противная, позорно-трусливая и гаденькая игра в мелкое политиканство и низкопробное двурушничество. Только в этой атмосфере полного гниения, только в этой смрадной среде политического ничтожества, тлена, поверженности и неприкаянности, беспомощности и убожества, бессильного злобствования и оголтелости, потери всякого чутья и принципов - возможны и мыслимы действия, о которых поведал автор.
Не менее знаменательно и то, что Семенов, руководитель центральной террористической организации, виднейший военный работник в рядах партии эс-эров, старый боевик, бросил ряды ее и признал диктатуру пролетариата единственной, достойной борьбы и жертв за будущее. Сожительство с Черновыми, Гоцами, Рубановичами, Донскими привело Семенова сначала к разочарованию, к тяжелому моральному состоянию, раздумью, а потом к решительному уходу. Осенью 1918 года Семенов вместе с группой террористов был арестован, затем выпущен на поруки, так как Советская власть не была осведомлена, с кем она имеет дело. Во дни, когда Деникин берет Орел и продвигается на Тулу, к представителям Советской власти является группа людей вместе с Семеновым, которая заявляет, что она вела активную борьбу с Советской властью, совершала тяжкие преступления, намерена их загладить и просит с этой целью соответствующей работы. Таковую им предоставляют. Они выполняют ее в тылу у врага. В такой работе проходит несколько лет: некоторые уже погибли кровавой смертью, другие еще живы. И только теперь Семенов решается открыть, кто они и что делали раньше.
Почему Семенов только теперь раздвигает темную завесу прошлого? На это трудно ответить; может быть, потому, что до поры до времени он считал неудобным рассказывать о недавних товарищах по партии, - может быть, были другие причины. Во всяком случае, опубликованное им не встречает сомнений. Кроме того убийственные показания для партии эс-эров даны им вполне добровольно, даны за рубежом, где, как известно, Советской власти нет.
Мы пользуемся в данном случае брошюрой, выпущенной на-днях Семеновым в Берлине (Г. Семенов "Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров в 1917 - 1918 г.г.". Берлин 1922 г. 336 с.).
. Она довольно значительна по своему объему и потому мы воспроизводим только главное и существенное, правда довольно широко и подробно.
Главный "сенсационный" интерес документа заключается в той части его, где автор рассказывает о деятельности центрального боевого отряда, но и все остальное настолько ценно, что пройти мимо не представляется нам возможным, и потому мы будем излагать содержание документа в последовательном порядке, пользуясь почти исключительно словами автора.
"В ночь октябрьского переворота, - начинает свое повествование Семенов, - в партии социалистов-революционеров царили полная растерянность и организационный хаос. Пленум Ц. К. беспрерывно заседал, не приходя ни к каким определенным решениям. Для большинства военных работников было ясно одно: необходимо, не теряя ни минуты, организовать стоявшие под Петроградом войска и двинуть их на Петроград".
Автор далее рассказывает, что он выехал на Северный фронт, получил от Войтинского назначение и в качестве комиссара при третьем конном корпусе Краснова явился в Остров, в штаб корпуса. Керенский с Красновым и с 4-мя сотнями казаков уже выбыли в Гатчину.
"Я объехал три - четыре сотни, стоявшие под Островом; созывал собрания и, выступая от имени Ц. И. К., убеждал казаков в необходимости выступления... Подавляющее большинство казаков голосовало за выступление. На другой день четыре сотни (приблизительно) были отправлены в Гатчину. Туда же выехал и я вместе со штабом корпуса. Выяснив в Гатчине, что Керенский со своим штабом уже в Царском Селе, я направился в Царское Село.
Настроение первых двух сотен казаков, отправляемых на Петроград, перед которыми я, как комиссар корпуса, держал речь, было вялое, подъема не было совершенно. Керенский нервничал: отношение к нему казаков было враждебное.
В тот же день в Царское приехал Гоц и член Ц. К. П. С. Р. Фейт. Оставив Фейта в Царском "организовывать общественное мнение", мы с Гоцем отправились на автомобиле на фронт. В верстах трех от Царского шло наступление на Петроград. Происходил обстрел Пулкова, и одна или две сотни конных казаков двигались на Петроград в обход Пулкова. Конная атака была отбита.
В тот же день стало ясно, что наши силы недостаточны; в нашем распоряжении были лишь две артиллерийские батареи и не более семи сотен конных казаков. Пехота, которая якобы, по сообщению Войтинского, продвигалась к нам на помощь с Западного фронта, не подходила и не было в точности известно, где она находится; чувствовалось явное недовольство казаков своим одиночеством. К тому же Гоц получил сообщение из Царского Села, что один из стоявших там запасных пехотных полков собирается выступить против нас, ударив нам в тыл.
Гоц и я сразу же выехали в Царское с целью убедить полк в неправильных его намерениях. Гоц, будучи уверен в хорошем приеме в полку персонально его, начал свою речь перед полком уверенно, указывая, что он тов. председателя Ц. И. К., что у него в прошлом десятилетняя каторга, но сразу же начался шум, отовсюду раздались враждебные возгласы: "довольно", "не хотим". Гоц переменил тон, "сбавил", но ему с трудом удалось закончить неоднократно прерываемую речь. Чувствовалась в полку огромная враждебность к Временному Правительству, в особенности, судя по возгласам, к военной политике Керенского. После Гоца выступали разделявшие нашу позицию представители полкового комитета, пользовавшиеся в полку персональным авторитетом. С огромным трудом удалось до некоторой степени переломить настроение полка. Гоц уехал в Гатчину на свидание с находившимся там Керенским; надежда его на ликвидацию большевиков путем наступления значительно упала.
На организованном мною заседании Комитета 4-й Донской дивизии 3-го корпуса при участии моем и Войтинского было выработано воззвание: "Всем, всем..." с разъяснением мотивов нашего выступления и с призывом к вооруженной поддержке его; оно было передано по радио, за подписью Войтинского; моей и Комитета. В силу недостаточности сил и пассивного настроения казаков, решено было (в тот же день) отступить на Гатчину. Отступление произошло ночью. Войтинский выехал в Псков с целью ускорить продвижение идущих к нам на помощь пехотных частей; по имевшимся у нас сведениям, пехотные части (кажется, 18-й пехотной дивизии) подходили к Пскову. Я отправился в Гатчину. Ночью в Гатчину на автомобиле приехал Виктор Чернов. Состоялось совещание Чернова с Керенским. Чувствовалось, что Чернов не возлагает больших надежд на наше выступление. У Чернова заметно было стремление не выявлять открыто своей солидарности с Керенским. Утром Чернов выехал в Псков. Дело наше все более клонилось к проигрышу. Пехоты все еще не было. Конные части начинали разлагаться: у них было настроение полной апатии к происходящему и враждебное отношение к Керенскому. Прибывшие к Керенскому делегации пятой армии и комитета Северо-Западного фронта, упрекая Керенского в том, что он вызывает гражданскую войну, предлагали ему ликвидировать наступление, войдя в соглашение с большевиками. С целью затянуть время, Керенский послал на фронт мирную делегацию для переговоров с большевиками.
Между тем запахло военным заговором. Я знал (через одного из комитетчиков 4-й дивизии), что офицеры штаба 3-го конного корпуса замышляют арестовать Керенского. В комендантской столовой, куда я отправился с целью присмотреться к настроению офицеров, в офицерских группах открыто говорилось о том, что Керенский - "мямля", что он в военном деле ничего не смыслит, что его надо арестовать. Тут же я заметил группу офицеров вокруг Савинкова, в которой велись какие-то секретные разговоры. Посланная Керенским мирная делегация неожиданно вернулась вместе с большевистской делегацией.
И скоро между представителями казаков и большевистской делегацией помимо
Керенского был заключен мирный договор с условием удаления Ленина и Троцкого из правительства - с одной стороны, и выдачи Керенского - с другой стороны. Казаки на мир шли охотно. Убедившись в неизбежности его выдачи большевикам, Керенский решил скрыться, и я организовал его побег; он бежал в автомобиле, переодетый в одежду одного эс-эрствующего матроса. Приехавший уже после бегства Керенского Войтинский привез известие, что пехотные части дальше Пскова итти не хотят. Вечером в Гатчину вошли большевистские войска. Из Гатчины я вернулся в Петроград".
Не лишен интереса рассказ Семенова о посещении им Могилева, куда он выехал, узнав, что там при ставке Чернов и Гоц ведут работу по организации военных сил.
"Я выехал в Могилев и застал там такое положение вещей: шло непрерывное заседание обще-армейского комитета, который никак не мог принять окончательного решения по вопросу о создании обще-социалистического министерства и вооруженном сопротивлении большевикам. Из ответственных активных работников там были - в ожидании этого решения - Чернов, Гоц, Гернштейн и Авксентьев. В первом же разговоре со мной Гоц, безнадежно махнув рукой, заявил, что обще-армейский комитет бессильно топчется на месте, что сил в распоряжении комитета мало и, что, очевидно, ничего не выйдет. Чернов, по-видимому, в полнейшем моральном и физическом бессилии лежал с компрессом на голове"...
Во всем рассказе Семенова с особенной ясностью выявляется прежде всего неверие эс-эровских вождей в свое дело. С первых шагов они убеждаются, что никакой реальной силы за ними нет, что-то пытаются сделать, но делают, "безнадежно махая рукой". В атмосфере изоляции от рабочих и солдат (офицерство шло за Красновым) эс-эровские лидеры мечутся из стороны в сторону, сочинительствуют для того, чтобы вновь и вновь остаться в нетях. Они не доверяют друг другу, брюзжат на единомышленников, дипломатничают между собой и даже больше: есть среди них прямые предатели. Чернов сторонится Керенского, а Савинков организует заговор против того и другого.
На словах разговоры об обще-социалистическом министерстве, а на деле беззубые попытки организовать отпор большевикам, опираясь... на восемь сотен красновских молодцов. Перед нами уже здесь бывшие люди, мелкие политические шарлатаны, лягушки, пытающиеся превратиться в волов, политический мусор, осколки и политические последыши. Что могло родиться в этой среде, увидим дальше.
II. "Защита" Учредительного Собрания.
Потерпев поражение в октябрьские дни, партия эс-эров старается организовать вооруженную защиту Учредительного Собрания. С этой целью реорганизуется и усиливается военная комиссия Ц. К., куда кооптируется Семенов. Военная комиссия старается восстановить связи с петроградским гарнизоном, с Красной гвардией, создает здесь свои ячейки и т. д. Для широких кругов говорили о необходимости защищать Учред. Собрание, в наиболее тесных открыто готовились к восстанию.
Был организован разведывательный отдел, "дабы быть в курсе военных дел большевиков". "С этой целью, - пишет Семенов, - мы отправили в штаб Красной гвардии с поддельным письмом офицера-фронтовика, который вскоре занял пост помощника Мехоношина и осведомлял нас о состоянии и настроении Красной гвардии и о местонахождении специально большевистских частей. Делались попытки завязать через делегатов партийного съезда связи с армиями, но фактически связи не было. Был задуман и стал проводиться в жизнь план создания фиктивного солдатского университета под частным флагом; целью университета было стянуть в Петроград к моменту нашего выступления некоторое количество вооруженных солдат, разделявших точку зрения защиты Учредительного Собрания".
К концу декабря в распоряжении эс-эров, по словам Семенова, находились: броневой дивизион, Семеновский полк и Преображенский. Расчеты на солдатский университет не оправдались: вместо 2 - 3 тысяч приехало только 20 - 30 человек. Кроме того имелась нелегальная боевая ударная рота. Пред выступлением был организован вместе с военным отделом Комитета спасения боевой штаб. В него вошли меньшевики: Шейн, Мазуренко, Гомзарт, эс-эры: Онипко, Сергей Маслов и эн-эс Сомов. О политических настроениях Семенов пишет: "Отмечаю, что среди активных работников Отдела уже в ту пору существовала мысль о приемлемости помощи союзников в вооруженной борьбе с большевиками. На одном заседании Отдела, на котором я присутствовал, Гумаркин и Онипко проводили идею "займа" у союзников на организацию военной работы; не отрицали они и интервенции".
Канун и день выступления Семенов описывает так: "Я полагал действовать следующим образом: мы направляем ожидаемую массовую демонстрацию во главе с броневым 5-м дивизионом и нашими боевыми дружинами, инсценируя народное восстание - к Семеновскому полку. Семеновский полк, соответственно его настроению, при виде этой картины присоединяется; вместе с Семеновским полком двигаемся к Преображенскому полку, втягиваем, по возможности, дорогою колеблющиеся воинские части, примерно - электротехнический батальон. После присоединения Преображенского полка масса движется к Таврическому дворцу, откуда начинаются активные действия.
Штаб принял мой план.
В ночь накануне демонстрации, когда вновь обсуждался на гарнизонном совещании вопрос о выступлении Семеновского полка, представитель Семеновского полка заявил, что большое значение для активного выступления полка имело бы выступление на полковом собрании известного и любимого в полку с.-р. Лихача от имени фракции с.-р. Учредительного Собрания с открытым призывом к вооруженной защите Учредительного Собрания. Присутствовавший на совещании Лихач согласился. Но, когда этот вопрос был поставлен на обсуждение бюро фракции, бюро наложило свое "veto". Такова была по этому вопросу и точка зрения Ц. К.
Почувствовав в этом инциденте какие-то колебания в Ц. К., Военная Комиссия обратилась к членам Ц. К. за точными и конкретными директивами. Ц. К., взвесив положение вещей и наши реальные силы, ясно учтя необходимость открыто взять на себя руководство выступлением и тяжесть падающей на партию с.-р. ответственности, дал нам директивы не приводить в исполнение выработанного штабом плана выступления. Ц. К. предлагал нам лишь следующее: в случае активного массового выступления, когда войска сами станут на сторону восставших, когда движение выльется в стихийное вооруженное столкновение с большевиками, - взять на себя руководство движением, регулировать его.
В день демонстрации 5-й броневой дивизион был наготове к выступлению и ждал лишь сигнала. Боевики наши собрались в количестве 60 - 70 человек в помещении городского Московского районного комитета.
В комитете Семеновского полка шло беспрерывное заседание; Комитет, не получая точных директив ни от фракции эс-эров, ни от Ц. К. П. С.-Р., начал колебаться.
Я считал, что выступление по намеченному нами плану пройдет удачно, но не считал возможным выступить без санкции Ц. К. Согласно директивам Ц. К., мы пассивно выжидали, какие размеры примет демонстрация, в какую форму она выльется.
Вооруженного, массового стихийного столкновения не произошло и мы бездействовали".
Помимо исторической ценности повествование Семенова имеет и другое, более современное значение. Штрих за штрихом пред нами восстанавливается цельная картина политической немощности и оторванности от масс эс-эровской партии. Располагая подавляющим большинством в Учредительном Собрании, имея еще большие связи в командном офицерском составе, партия эс-эров оказалась совершенно оторванной от фронта, от солдатской массы. Их боевой ударный центр располагал в сущности совершенно ничтожными силами: ударная рота и несколько десятков дружинников. Что касается броневого дивизиона, Семеновского и Преображенских полков, то хотя они и были на стороне эс-эров, но существенного значения это не имело. Во-первых, у них не доставало необходимой активности, а во-вторых, тут сказывался гипноз старых лозунгов, еще не выветрившихся в некоторой части солдатских масс.
Кроме того, повидимому, эс-эры семеновцев и преображенцев считали своими потому, что головки полков - комитеты - были на их стороне. Разумеется, этого было недостаточно и Ц. К. партии эс-эров ничего не оставалось, как топтаться на одном месте и ждать у моря погоды. Лишний раз подтверждается истина, что парламентское большинство это - одно, а реальное соотношение сил в стране - нечто совсем другое. Учредительное Собрание погибло потому, что за ним не было никаких серьезных общественных сил.
Данные Семенова с отчетливой точностью подтверждают это. В то время, как учредиловские болтуны считали себя представителями "воли народа", эта "воля" была целиком за советами. Фронт был за Советскую власть, в крупных городах рабочие и воинские части были явно большевистскими. Крестьяне выгоняли помещиков из усадеб и отбирали у них землю, т.-е. делали то, против чего эс-эровские болтуны все время боролись. Сов. власть, ни в какой степени не окрепшая еще, находившаяся в первейшей стадии самоорганизации, шутя справилась с эс-эровскими попытками свергнуть ее. Вместо "воли народа" эс-эры не сумели сорганизовать даже приличной демонстрации. "Стихийное восстание масс" оказалось буффонадой, жалкой фатаморганой. Поневоле потом пришлось утешать себя криками о черни и охлосе, о массах, сбитых с толку "демагогией большевиков", хотя, как мы увидим дальше, самой позорной, трусливой, дрянной демагогией занимались именно эс-эры. Но об этом потом.
Заметим также, что меньшевики принимали активное участие в подпольных военных белогвардейских органах: они очень ведь теперь любят кричать, что большевики облыжно обвиняют их в контр-революционности.
III. "Работа" эс-эров в Красной армии.
Читать дальше