Аварийный выход из жизни / Ларс фон Триер. Меланхолия гения.
Дверь в темноту распахнута, после чего он принимается короткими, холодными ответами подпиливать укрепления под этажом, на котором мы сидим, так что ничто в конце концов не выдержит, и все, на чем мы стоим, исчезает где-то внизу.
- Жизнь - это вообще никакой не подарок. Это мучение. И нет, я говорю это не для того, чтобы показаться интересным, - смеется он.
- Ты предпочел бы никогда не родиться?
- Ох, и ты еще спрашиваешь! Да ты с ума сошел! Конечно, я в этом даже не сомневаюсь, - говорит он и с силой ставит бокал на стеклянную поверхность журнального столика. - Родиться - это какое-то дерьмо. Я не исключаю, что переоцениваю смерть, но я бы в сто раз сильнее хотел не рождаться вообще никогда. Как у тебя это вообще может вызывать вопросы. Это был бы дар божий.
- Ты начал так думать после депрессии?
- Нет, я всегда так думал.
- Но, Ларс, тут что-то не вяжется тогда. Ты любишь вкусно поесть, ты любишь жену и детей. У тебя есть столько интересов, от охоты и рыбалки до авиамоделирования и выращивания помидоров. Получается, что в твоей жизни все-таки ЕСТЬ ценности?
- Да, но я же сам никогда ни о чем этом не просил, мать его! Если бы ты предложил мне умереть сию секунду так, чтобы я ничего при этом не почувствовал, я бы с радостью это сделал. <..>
- Да, но тогда ты не смог бы больше любить, быть любимым и видеть, как играют твои дети.
- По сравнению со всем тем негативом, который жизнь в себе несет, это ничего не значит. <..>
Мы молча сидим над разверзшейся пропастью, измеряя друг друга взглядами.
- Это ведь УЖАСНО, Ларс.
- Да. Очень. Ты расстроился? - смеется он.
- Да, расстроился. Как ты вообще можешь вставать по утрам с таким взглядом на жизнь?
- Да вот поэтому-то я и не могу вставать, черт бы вас всех побрал! <..> Нет, правда радость - это круто, радость - это отсутствие скорби, но сама по себе радость - ничто. Десять минут радости никак не могут оправдать три месяца скорби, - говорит он наконец.
- А десять минут скорби? Могут десять минут радости оправдать десять минут скорби?
- Нет, скорбь гораздо сильнее. <..>
- Зачем ты вообще встаешь с постели и снимаешь так много фильмов, тем более фильмов, которые сложно снимать?
- Потому что где-то глубоко во мне все-таки установлен термометр радости, который, несмотря на то что лежит на глубине тысяч и тысяч морских саженей, все-таки что-то там регистрирует в этой вечной мерзлоте. Я смотрю на этот термометр - и понимаю: так, совсем недавно я просто лежал и таращился в стену, потом я снял фильм, и тогда почувствовал какое-то подобие положительных эмоций, хотя они и были ничтожно слабы. <..>
- Что ты думаешь тогда обо всех тех веселых людях, которые ходят вокруг, смеясь?
- Я думаю: как же им, черт бы их побрал, повезло, что им не дано постичь жизненное проклятие. Но мне-то дано, так что мне ничего не остается, кроме как быть в минусе. У меня просто нет выбора.
Нильс Торсен / Ларс фон Триер. Меланхолия гения.
- Жизнь - это вообще никакой не подарок. Это мучение. И нет, я говорю это не для того, чтобы показаться интересным, - смеется он.
- Ты предпочел бы никогда не родиться?
- Ох, и ты еще спрашиваешь! Да ты с ума сошел! Конечно, я в этом даже не сомневаюсь, - говорит он и с силой ставит бокал на стеклянную поверхность журнального столика. - Родиться - это какое-то дерьмо. Я не исключаю, что переоцениваю смерть, но я бы в сто раз сильнее хотел не рождаться вообще никогда. Как у тебя это вообще может вызывать вопросы. Это был бы дар божий.
- Ты начал так думать после депрессии?
- Нет, я всегда так думал.
- Но, Ларс, тут что-то не вяжется тогда. Ты любишь вкусно поесть, ты любишь жену и детей. У тебя есть столько интересов, от охоты и рыбалки до авиамоделирования и выращивания помидоров. Получается, что в твоей жизни все-таки ЕСТЬ ценности?
- Да, но я же сам никогда ни о чем этом не просил, мать его! Если бы ты предложил мне умереть сию секунду так, чтобы я ничего при этом не почувствовал, я бы с радостью это сделал. <..>
- Да, но тогда ты не смог бы больше любить, быть любимым и видеть, как играют твои дети.
- По сравнению со всем тем негативом, который жизнь в себе несет, это ничего не значит. <..>
Мы молча сидим над разверзшейся пропастью, измеряя друг друга взглядами.
- Это ведь УЖАСНО, Ларс.
- Да. Очень. Ты расстроился? - смеется он.
- Да, расстроился. Как ты вообще можешь вставать по утрам с таким взглядом на жизнь?
- Да вот поэтому-то я и не могу вставать, черт бы вас всех побрал! <..> Нет, правда радость - это круто, радость - это отсутствие скорби, но сама по себе радость - ничто. Десять минут радости никак не могут оправдать три месяца скорби, - говорит он наконец.
- А десять минут скорби? Могут десять минут радости оправдать десять минут скорби?
- Нет, скорбь гораздо сильнее. <..>
- Зачем ты вообще встаешь с постели и снимаешь так много фильмов, тем более фильмов, которые сложно снимать?
- Потому что где-то глубоко во мне все-таки установлен термометр радости, который, несмотря на то что лежит на глубине тысяч и тысяч морских саженей, все-таки что-то там регистрирует в этой вечной мерзлоте. Я смотрю на этот термометр - и понимаю: так, совсем недавно я просто лежал и таращился в стену, потом я снял фильм, и тогда почувствовал какое-то подобие положительных эмоций, хотя они и были ничтожно слабы. <..>
- Что ты думаешь тогда обо всех тех веселых людях, которые ходят вокруг, смеясь?
- Я думаю: как же им, черт бы их побрал, повезло, что им не дано постичь жизненное проклятие. Но мне-то дано, так что мне ничего не остается, кроме как быть в минусе. У меня просто нет выбора.
Нильс Торсен / Ларс фон Триер. Меланхолия гения.