«Язык животных» - там, где он присутствует - тем похож на язык человека, что использует
знаки-символы и предикторы потенциальных возможностей развития процесса (о которых участникам взаимодействия, партнёрам и конкурентам, имеет смысл сигнализировать друг другу). Иногда, впрочем, используются не знаки-символы, а
индексные или иконические знаки. Но это дела не меняет: знак есть знак, он характеризуется произвольностью, то есть связь между означающим и означаемым сигнала чисто конвенциональная, а не природная причинно-следственная связь.
А раз так, врождённые видовые сигналы в «языке животных» могут заменяться выученными без потери «значения» и адекватности употребления второго («искусственного») сигнала вместо исходного. И действительно, у птиц и млекопитающих такое наблюдается очень широко: скажем, у птиц-имитаторов видовые сигналы самопроизвольно меняются на слова или технические звуки, выученные по причинам, не связанным с коммуникацией.
Так, у известного этолога Эберхарда Гвиннера несколько поколений воронов (
Corvus corax) жили и размножались в большой вольере. Одного из воронов, Вотана, обучили в ответ на слово «komm» (приди) подходить к решётке вольера для получения корма. Когда Вотан начал ухаживать за самкой, он подзывал её к себе выученным звуком «komm», а не видоспецифическим «кро», причём новый звук также точно сочетался с определённой демонстрацией самца, что и прежний видовой.
Этот специфический сигнал самец ворона демонстрирует принимает в ключевой момент взаимодействия с самкой, когда переключается от демонстраций угрозы, адресованных самцам-соперникам [«имея в виду» их отвлечение от избранного партнёра], к демонстрациям ухаживания за самкой [привлечённой успешностью демонстраций первой группы и держащейся рядом с самцом]. Первые демонстрации характеризуются выпрямленным положением корпуса, увеличенной, как бы «капюшонной» головой и шеей. Самец словно пытается оказаться выше потенциального адресата демонстраций. Во втором случае, напротив, он нагибается и кланяется, так что линия корпуса и движущегося клюва оказывается ниже корпуса самки (см. Lorenz, 1940; Gwinner, 1964).
Другой аналогичный пример Э.Гвиннер отмечал ещё в одной паре воронов, где самец умел кричать «Komm, Dora, komm», а также имитировать человеческий свист и кашель. Самка ничего подобного не проделывала, но когда самец вылетал из клетки, самка неожиданно начала кричать «komm». Самец отвечал ей свистом и фразой «komm, Dora». После возвращения самца всё успокаивалось и так повторялось несколько раз (Gwinner, 1964).
Эта замена видовых демонстраций на выученные слова у птиц-имитаторов происходит полностью самопроизвольно и без потери коммуникативной эффективности «замещённого» сигнального элемента. Более того, сами «замещающие» элементы самопроизвольно перенимаются партнёрами первой особи и употребляются в той же ситуации в том же значении. Следовательно, не только он сам, но и замещённая им демонстрация - произвольный знак.
Аналогичное автоматическое «замещение» одного знака другим вороны проделывают в отношении звуков видового репертуара. При всей устойчивости и определённости формы отдельных акустических сигналов воронов, описанных выше, у всех исследованных территориальных пар C.corax устойчивость отдельных криков как «значащих структур» сочеталась с сугубо конвенциональным использованием сигналов разными парами.
Важно подчеркнуть, что устанавливающаяся «конвенция» об использовании определённых сигналов в определённых ситуациях не меняется в течение всего времени существования пары, то есть многие годы, и характеризует её как социальное единство. У разных (соседних) пар воронов конвенции были резко различны, так что один и тот же (по форме) сигнал «значил» прямо противоположное.
Например, у пары А в ситуации переклички крик r самца обычно ассоциировался с криком 3 самки, но в паре В тот же самый крик r ассоциировался с криком о. Самка из пары В также использовала крик r, но в той же ситуации переклички он ассоциировался с криком 50 самца. В целом самец В использовал крик 50 точно так же, как самец А - крик r, а сигнал r сигнал оба самца использовали по-разному.
То же самое отмечено и у всех остальных 19 пар. Разные пары используют один и тот же набор звуковых сигналов для коммуникации между самцом и самкой, но один и тот же сигнал у разных пар выражает самые разные «эмоции» (или «состояния») партнёров, будь то страх, призыв, агрессия и пр. Следовательно, «значение» сигнала уже устанавливается как конвенция самца и самки, складывающаяся в период консолидации пары, но особи ещё «пользуются» видовым набором сигналов. Они не могут свободно менять, трансформировать эти врождённые «образцы», которыми только и можно означивать важные ситуации, и не могут выучивать новые от других особей (Enquist-Dьbblin, Pfister, 1997, 2002).
Фактически вороны относятся к разным типам криков как к внешним элементам мира, реальным в той же степени, сколько все остальные вещи в нём, а не как к экспрессивным проявлениям собственной мотивации. Употребление сигналов воронами показывает, что акустические демонстрации для них это не «мои движения, которыми я могу управлять», а объективно существующие «значащие структуры» внешнего мира, предоставленные в пользование особям видовой социальной организацией в специфических ситуациях взаимодействия. Поэтому в одни и те же формы сигналов индивиды могут влагать разное содержание (обозначающее качественно различные категории состояния, к примеру), свободно (и устойчиво) ассоциируя данный знак с разными означаемыми, но не могут изменять означающее сигнала в соответствии с изменением собственного состояния, например для более точного или более заметного выражения последнего. .
Та же самая «символичность» внешнего мира особей притом, что «подходящими» символами могут быть лишь врождённые видовые сигналы, обнаружена в опытах с перекрёстным воспитанием разных видов беличьих обезьян р.Saimiri и макак р.Macaca (
японских M.fuscata и
резусов M.mulatta). У тех и других существует система дифференцированных сигналов, соответствующих разным категориям потенциально опасных объектов - угроза с воздуха, угроза с земли и пр. Системы вокализации видоспецифичны, но однотипные сигналы тревоги у близких видов гомологичны и довольно близки, отличаются чисто количественно. Разные сигналы тревоги одного вида хорошо отличаются друг от друга - сигналы дифференцированы, а их формы взаимно альтернативны.
Вырастая с приёмными матерями, обезьяны не меняют видоспецифической вокализации, на опасность реагируют только «своими» криками. Они легко научаются понимать сигналы приёмной матери и других особей близкого вида, но сами никогда не издают их сигналов, хотя вполне могли бы сделать это путём подражания. Голосовой аппарат обоих видов вполне пригоден для воспроизведения криков друг друга, готовность воспроизводить крики, вообще эмоциональные реакции других животных ярко выражена в одновидовых группах обезьян. Казалось бы, в данном опыте животные другого вида также должны рассматриваться как «свои» (члены данного социума), тем более что для воспроизводства «чужих» сигналов достаточно лишь слегка изменить «акустические шаблоны» собственных сигналов.
Однако граница между «своими» и «чужими» сигналами остаётся неперейдённой: «чужой сигнал» легко понимается, но не воспроизводится никогда. Приёмные особи никогда не «обозначали» тревожную ситуацию «чужим» сигналом, так как не «включены» в чужую коммуникативную сеть, «включённые» особи проделывали это автоматически. Приёмные родители также вполне понимают сигналы тревоги детёнышей другого вида, но не пытаются сигнализировать «их» сигналами, несмотря на вполне полноценное понимание «значений» обоими «взаимодействующими сторонами» ( Newman, Symmens, 1982; Owhren et al., 1992).
Источники
Engguist-Dűblin, P., Pfister U., 1997. Communication in ravens (Corvus corax): call use in interactions between pair partners// Advances in Ethology, Vol. 32. Proc. XXV Int. Ethol. Congr, Vienna. Behaviour Suppl., P.122.
Engguist-Dűblin P. Pfister. U., 2002. Cultural transmission of vocalizations in ravens, Corvus corax // Animal Behaviour. Vol.64. P.831-841.
Gwinner E., 1964. Untersuchungen űber das Ausdruck- und Socialverhalten des Kolkraben// Z. fűr Tierpsychologie. Bd.21. S.657-748.
Lorenz K., 1940. Die Paarbildung beim Kolkraben // Zeitschrift fűr Tierpsychologie. Bd. 3. S.278-292.
Newman J.D., Symmes D., 1982. Inheritance and experience in the acquisition of primate acoustic behavior// Primate Communication. Eds. C.T.Snowdon, C.H.Brown & M.R.Petersen. Cambridge University Press. P.259-278.
Owren M. J., Dieter J. A., Seyfarth R. M., Cheney, D. L., 1992. «Food» calls produced by adult female rhesus Macaca mulatta and Japanese M.fuscata macaques, their normally-raised offspring, and offspring cross-fostered between species // Behaviour. Vol.120. P.218-231.