Резюме. США - самая развитая капиталистическая страна и гегемон "мира насилья" не только из-за богатства, военной силы или концентрации большей - и лучшей - части научных сил человечества в эпоху когда наука уже давно вошла в число непосредственных факторов производства. До 1988 г. им равным соперником был СССР с союзниками, но после гибели реального социализма таковых не осталось. США замечательны умением избегать самоотравления собственной идеологией "свободы и демократии", притом это это более чем идеологическое общество, умеющее побуждать своих деятелей относиться к идеологемам всерьёз, и готовностью "гражданского общества"
затравить сомневающихся и добить диссидентов, чтобы государство руки не пачкало (хотя оно никогда
не стеснялось своей репрессивности). При всём этом когда надо, они не задумываясь вводят нормированное распределение и регулируют цены, отложив "свободу предпринимательства" в сторону; рассказывают другим про "интернациональность науки" или "необходимость свободы для научных исследований", а сами культивируют науку национальную и государственную, с момента как Первая мировая война показала необходимость соединённых усилий учёных, военных и бизнеса для подготовки к войне и выбора наилучшего момента участия в ней, и одновременно дала толчок развитию собственно научных исследований, позволив обогнать ориентир во всём перечисленных - кайзеровскую Германию.
Об этом приводимая ниже статья К. Штруппа из сборника про общество России и Германии в годы империалистической войны. Автор показывает, как по всем направлениям, от истории до физики с химией, американцы ориентировались на германский пример, т. е. обращали первое на пропаганду, а второе на развитие боевых ОВ, не забывая развивать и фундаментальную сторону данных дисциплин, питающую промышленные и военные усилия.
Делали они это с американским размахом и деловитостью, и выбрали для копирования лучший пример: наука Германии лидировала не только в исследованиях, но и в институализации, планировании работы учёных; с 1960-х США
проявят сравнимый интерес к достижениям советских учёных, но в рамках своих институций, отстроенных для первой и второй мировых войн.
Поэтому США превзошли немецких учителей в превращении науки в оружие (наверное так лучше по-русски сказать weaponised science, самое точное определение описанного Штруппом). При этом на публику официальные лица, политики и ученые, на голубом глазу рассказывали про
"невозможность заимствования пруссизма, поскольку он подавляет свободу, без которой прогресса в науке не бывает".
Подобное лицемерие практикуется США во всех сферах общественной жизни и международной политики: рассказывая другим про "свободу и демократию" (нельзя подавлять несогласных, надо слушать гражданское общество, нельзя разгонять "мирные демонстрации", даже когда они переходят в погром), при подавлении инакомыслия в своей стране и
в других странах они не заморачиваются ни " свободой", ни "законностью", ни тем более " правами человека", бестрепетно используя всë что пригодно до достижения цели, от
лжи в печати до арестов,
пыток или
убийств. Впрочем, правовая форма происходящего соблюдается, для успокоения лоялистов, что ещё больше подчёркивает лицемерие. Или, точней,
считая себя исключительными (важнейшая часть американской традиции, и не только в политике) они просто не считают себя обязанными соответствовать ценностям, проповедуемым прочему миру и/или демосу своей страны, если их нарушение снимет угрозу, присутствующую здесь и сейчас.
***
Восприятие германской науки и исследований в Америке во время Первой мировой войны
К.Штрупп
В апреле 1919 г., спустя несколько месяцев после прекращения военных действий, журнал «Атлантический ежемесячник» (Atlantic Monthly) опубликовал юмористическую заметку о «
демобилизовавшемся профессоре». Автор сделал вывод о том, что «профессор в течение нескольких месяцев проживал настоящую жизнь». Он «наконец-то наслаждался иллюзией могущества». Правда, он был несколько разочарован тем, что война окончилась так быстро - «было ощущение, что ты не успел показать все, на что ты способен».
Американские профессора были задействованы во многих проектах, разнообразие которых впечатляло: проведение исследований ядовитых газов; разработка новых медицинских процедур; решение вопросов пищи, питания и санитарии; выработка основ американских военно-морских сил; создание системы оккупационной классификации; дешифровка; слежение за международной торговлей, моральным состояние своего фронта и фронта противника; анализ будущей карты Европы и т.д. Совершенно очевидно, что война для профессора были залогом успеха в Вашингтоне и где-либо еще в основном благодаря своим, как мы бы сейчас сказали, «ключевым квалификациям», то есть возможности решать новые проблемы и быстро извлекать уроки из опыта, систематичности и интеллекту, и, в обобщенном смысле, способности много работать1.
Германские и русские ученые и профессора университетов за четыре года Первой мировой войны получили возможность мгновенно доказать ценность своих научных изысканий для общества, и «научность» была, безусловно, важнейшей новой чертой этой войны в Европе. В Соединенных Штатах академическое сообщество находилось в стороне вплоть до 1917 г., но сразу после объявления войны Америкой оно с огромным размахом включилось в мобилизацию и реорганизацию научной инфраструктуры. Во многих случаях обычная университетская жизнь приостановилась: большая часть студентов попала в ополчение, остальные проходили строевую подготовку в студенческих городках. Ведущие сотрудники факультетов перешли на работу в правительственные учреждения Вашингтона или предоставили свои лаборатории и исследовательские ресурсы для военных целей2.
В 1917 г. многие были убеждены, что вступление Америки в европейскую войну стало поворотным моментом для страны, экстренной ситуацией, требовавшей радикальных перемен, жертв и нового взгляда на вещи. Университеты не были исключением3. Мгновенно проявившимся последствием войны стало усиление независимости американской науки от своего германского двойника в силу затрудненности личных и институциональных контактов, а также потому, что многие американские ученые презирали своих бывших учителей за их готовность поддерживать жестокий режим. Новые организации и сближение с государством и армией привели к «национализации» науки4.
В итоге война способствовала широкому принятию практического применения науки и исследований. Университеты стали «членами» общества благодаря своему прямому вкладу в социальный и экономический прогресс, а общество с радостью наградило их беспрецедентными финансовыми средствами для работы в период войны и после нее.
Не может быть сомнений в том, что международное научное сообщество страдало от войны. Многие личные контакты были разорваны, совместные исследовательские проекты остановлены, обмен информацией и научной литературой прерван. Однако остался интерес к работе коллег за океаном и определенный элемент конкуренции.
Во многих американских публикациях о достижениях и возможностях военного использования науки сравнивались позиции Америки и Европы, в особенности Германии. Ведущий американский журнал Science не прекращал печатать в разделе новостей сообщения об Англии, Франции и России, а также Германии и Австрии.
Повышение уровня профессионализма американской науки и развитие современных университетов в Соединенных Штатах в XIX в. происходило во многом благодаря европейскому, в особенности германскому, влиянию5. Американские студенты, тысячами стекавшиеся в Берлин, Лейпциг, Мюнхен и Бонн, чтобы учиться у героев немецкой науки, не всегда могли до конца осознать философскую концепцию германских университетов. Тем не менее, ключевые элементы этой концепции легли в основу новых, научно ориентированных университетов, таких как Корнелл, Джона Хопкинса и Чикагский университет. Они также повлияли на преобразование многих старых колледжей. Помимо университетов такие германские учреждения как Комиссия по урегулированию стандартов (Normal-Eichungskommission) и Имперский физико-технический институт (Physikalisch-Technische Reichsanstalt) стали ролевыми моделями для Американского бюро стандартов, которое было основано в 1901 г. Бюро было, вероятно, самым важным научным учреждением федерального уровня до войны6.
«Американские интеллектуалы на рубеже веков обожали немецкие университеты за их превосходное преподавание, профессиональное обучение и, в меньшей степени, за либеральное образование»7.
К 1914 г. большинство ведущих ученых в области естественных, равно как и социальных, наук уже побывали аспирантами в Германии и продолжали поддерживать контакты со своими «отцами-докторами»8. Несмотря на политические разногласия, Германией восхищались даже после 1914 г. за ее культурные и научные достижения и их «действенность». Тем не менее, начиная с 1880 г., сообщения путешественников, официальные и неофициальные отчеты германских обозревателей академической жизни, промышленности и политики, показывали растущее уважение за океаном к научному и экономическому потенциалу Соединенных Штатов9.
Чарльз Дулиттл Уолкотт
Началу войны в Европе в августе 1914 г. в Соединенных Штатах придавали немного значения. Президент Вудро Вильсон публично сохранял позицию нейтралитета. Вплоть до 1916 г. правительство почти не прилагало усилий к тому, чтобы подготовить страну психологически или организационно к возможному вступлению в войну. Однако Вильсон не мог предотвратить роста народной озабоченности военной готовностью10. Ученые играли активную роль в жарких общественных дебатах между защитниками нейтралитета, сторонниками центральной власти, друзьями Антанты. К последним относилось подавляющее большинство университетских профессоров.
В то время как прогермански настроенная профессура становилась все более и более маргинальной (частично благодаря доходившим известиям о германских военных преступлениях и жестокости11), научное крыло движения за подготовку добилось первых успехов. Под давлением Смитсоновского ин-та и его секретаря Чарльза Д. Уолкотта Конгресс в марте 1915 г. создал Национальный совещательный комитет по воздухоплаванию (аэронавтике), в который вошли семь членов из органов власти и пять научных экспертов со стороны. Уолкотт указал на то, что Соединенные Штаты оказались далеко позади зарубежных держав в исследованиях, посвященных воздушным силам, несмотря на их очевидную военную важность: в 1914 г. в Германии было 1000 аэропланов, а в США - 23.
Спустя два месяца, когда немецкая подлодка потопила «Лузитанию», изобретатель Томас Альва Эдисон написал статью в «New York Times», в которой призвал создать совещательный комитет, состоящий из военных и гражданских (по большей части промышленных) экспертов в области военно-морских сил и кораблестроения. В сентябре 1915 г. при поддержке Вильсона и военно-морского секретаря Дэниелса был создан Морской консультативный совет, и вскоре за этим последовало предложение о создании широкопрофильной лаборатории для военно-морских исследований12. Инженерный журнал (Engineering Magazine) наградил Эдисона похвалой, написав, что он
«француз в своей блистательности, превосходит немцев в своем глубокомыслии, ...абсолютный американец в практическом применении своих гениальных идей»13.
Эдмунд Джейн Джеймс
Эдисон продолжал воздействовать на Конгресс, чтобы тот выделил больше денег на его проект. В марте 1916 г. Вильсон назначил Ньютона Д. Бейкера военным секретарем, и Бейкер немедленно принял меры к улучшению технической подготовки армии. Он прикладывал усилия к созданию исследовательского корпуса гражданских экспертов и исследовательской инженерной лаборатории и реорганизовал авиационную секцию войск связи14. В считанные месяцы страна должна была наверстать упущенное за многие десятилетия.
Ни частные, ни государственные университеты в прошлом не имели существенных контактов с федеральными властями. В то время, как
прогрессивное движение призывало к тому, чтобы эксперты с университетским образованием играли большую роль в обществе, а президенты университетов и реформаторы системы образования подчеркивали социальную значимость высшего образования, конкретные проекты, в которых профессора работали совместно с представителями власти, были сильно ограничены и сведены к местному уровню или уровню штата.
Джеймс Эллери Хейл Даже в 1918 г. президент университета Иллинойса
Эдмунд Дж. Джеймс подвергал острой критике «безразличие или лень» американских государственных мужей15. Созданные недавно федеральные учреждения, такие как уже упоминавшееся Бюро стандартов (1901), Бюро переписи (1903) и Бюро подрывных работ (1913) можно рассматривать как предвестники перемен на пути к войне, но Америка все еще была очень далека от того, что было проделано и завершено в Германии16.
В Германии назначенные правительством профессора и финансируемые правительством институты и лаборатории могли быть в кратчайшие сроки сориентированы на работу на военные нужды. Кроме того, Германия предприняла важные шаги в направлении «большой науки» и координации исследовательских инициатив путем основания Общества кайзера Вильгельма в 1911 г. и создания за пределами университетов мощных исследовательских институтов, которые также получали поддержку правительства17. В Соединенных Штатах университеты по-прежнему оставались как бы отдельными островками жизни, где, со слов все того же Джеймса, президента университета Иллинойса,
«университетские лаборатории были учреждены незадолго до того, как правительственные чиновники объявили о нецелесообразности выделения федеральных денег на нужды высшего образования»18.
Самая необходимая информация о научных ресурсах, как человеческих, так и институциональных, была недоступна федеральному правительству.
В первой половине 1916 г. стечение ряда обстоятельств привело к наиболее важному институционному нововведению в американской науке военных лет - основанию Национального совета по науке. В течение первых двух лет войны в Европе бесчисленное множество новшеств было внедрено в современные приемы ведения войны, и в большинство из них ученые были теснейшим образом вовлечены.
Эти новшества не прошли незамеченными в Америке. Ученые и правительство были одинаково осведомлены о них через официальные и частные отчеты. В начале 1916 г. президент Вильсон начал публично высказываться в пользу подготовки к войне. Если страна должна была вступить в войну, то ей следовало быть должным образом организованной и экипированной. Оба секретаря, Бейкер и Дэниелс, поддерживали эту позицию.
Читать далее