Расследование
«Община являлась хранителем обычно-правовых норм и воззрений нерусского населения Урала. Здесь в пореформенное время продолжали сохраняться анахронические приёмы судебного разбирательства и процедуры дознания: жребий и сверхъестественные способы «раскрытия» виновного и отыскания краденого. В начале мая 1889 г у жительниц одного удмуртского селенья Сарапульского уезда потерялись холсты. Их мужья отправились в одну из деревень Сосновского прихода «к пользующейся известностью ворожее». Она объявила, что холсты украдены одной из соседок и зарыты в её сено. «Словам этим, - сообщил Г.Верещагин, - конечно, поверили, и одну из женщин сосед публично назвал воровкой. Вследствие этого муж оклеветанной женщины из стыда перед своими соседями, слепо веря знахарю, нанёс своей жене жестокие побои, что дало ещё больший повод «думать» на женщину и, само собой разумеется, в виновности оскорблённой никто из потерпевших не сомневался.
Удмурты этой местности практиковали детально разработанную процедуру обнаружения вора. По рассказу Г.Верещагина, знахарь собирал в избе потерпевшего односельчан «обоего пола» (все приглашённые стремились во что бы то ни стало явиться, «так как не придти значило бы показаться явным вором») и «во всеуслышание объявлял, что «вор уже зашёл в избу», затем на стол ставилось блюдце с волчьими жилами и льняным семенем, с божницы снималась икона Николая Чудотворца, которую тоже клали на стол, «лицом в сторону предстоящих» а на ней раскладывались кусочки хлеба. Свечку с божницы «прилепляли» к блюдцу с волчьими жилами и отдавали потерпевшему, который должен был поставить его перед иконой и произнести слова следующей «молитвы». «Кто украл наши холсты, пусть того скорчит, как скорчиваются волчьи жилы, пусть сохнет он, как сохнет льняное семя». Затем знахарь обращался к жене потерпевшего: «Скажи богу, что я (потерпевшая) грешу, не зная, кто украл. Если скорчит вора, если высохнет он, пусть меня бог простит, я же грех вору не прощаю и желаю ему смерти». После этого потерпевшие (муж с женой), взяв в руки блюдце со свечой и волчьими жилами, «стали делать пример, что их крутит по солнцу», произнося при этом заговор: «Как скручивается волчья жила, пусть так же скручивает и корчит вора». В заключение процедуры они съели с иконы по кусочку хлеба и «отошли», Остальные повторяли тот же «пример», но со словами: «Не я украл; кто украл, пусть того скорчит, пусть тот высохнет». Затем знахарь обратился к присутствующим со следующими словами: «Кто украл - скажите, не то я буду жечь волчьи жилы и тогда горе вору! Он умрёт в страшных мучениях», и стал на сковороде с помощью лучины жечь жилы и семя, В это время он приговаривал: «Пусть вор не найдёт себе покоя нигде, блуждает по лесам, как волк, пусть таскает и мучит его Нюлэ-сягурт, нечистая сила», затем объявил, что через 3 дня вора скорчит. В Глазовском уезде с помощью подобной процедуры искали потерянные деньги. Причём, по словам очевидца, «это было что-то вроде присяги, и роль знахаря играл сам потерпевший не слывший ни ворожеёй, ни колдуном». Сохранение подобных приёмов во многом объяснялось тем, что, например, «в основе кражи снопов хлеба и льна у вотяков лежало издавна укоренившееся суеверие, что с украденными снопами перейдёт и счастье чужое».
С.В.Голикова. Самоуправление у народов Урала в пореформенный период// Сельское и городское самоуправуление на Урале в 18-начале 20 века. М.: Наука, 2003. С.346-347.
UPD. В среде сарапульских крестьян, по наблюдению П.М.Богаевского (1889 г.), продолжало существовать поверье, что если «зарыть в землю часть такого же предмета, какой был украден», и отслужить над ним панихиду, то «вор начинает чахнуть и умрёт». О подобном случае в Охановском уезде Пермской губернии писали в 1907 г. многие газеты. По словам священника-очевидца и участника событий. По словам священника-очевидца и участника событий, дело происходило следующим образом: «В сентябре сего года в сельский храм является неизвестный крестьянин и просит отслужить молебен на «обидящих». Мотивом к такой просьбе послужило то, что у него неизвестный лиходей зарубил лошадь, и крестьянин желает теперь выспросить на злодея кару… По его понятиям отпение лошади (для части которой он уже сделал гроб) необходимо было для того, чтобы Бог сугубо покарал лиходея». После того как священник объяснил крестьянину, что это святотатство, и попросил покинуть церковь, его жена попыталась подложить «часть» трупа лошади в гроб к отпеваемому. Более приемлемый способ добиться такого же результата заключался в постановке свечи над царскими вратами. Её следовало перегнуть пополам, если обиженный хотел, чтобы его ворога согнуло также вдвое, как поставленную свечку».
С.В.Голикова, ibid. Крестьянское самоуправление на Урале во второй половине 19-начале 20 века. Функции и деятельность общинных органов власти. С.138-139.
Удмурты этой местности практиковали детально разработанную процедуру обнаружения вора. По рассказу Г.Верещагина, знахарь собирал в избе потерпевшего односельчан «обоего пола» (все приглашённые стремились во что бы то ни стало явиться, «так как не придти значило бы показаться явным вором») и «во всеуслышание объявлял, что «вор уже зашёл в избу», затем на стол ставилось блюдце с волчьими жилами и льняным семенем, с божницы снималась икона Николая Чудотворца, которую тоже клали на стол, «лицом в сторону предстоящих» а на ней раскладывались кусочки хлеба. Свечку с божницы «прилепляли» к блюдцу с волчьими жилами и отдавали потерпевшему, который должен был поставить его перед иконой и произнести слова следующей «молитвы». «Кто украл наши холсты, пусть того скорчит, как скорчиваются волчьи жилы, пусть сохнет он, как сохнет льняное семя». Затем знахарь обращался к жене потерпевшего: «Скажи богу, что я (потерпевшая) грешу, не зная, кто украл. Если скорчит вора, если высохнет он, пусть меня бог простит, я же грех вору не прощаю и желаю ему смерти». После этого потерпевшие (муж с женой), взяв в руки блюдце со свечой и волчьими жилами, «стали делать пример, что их крутит по солнцу», произнося при этом заговор: «Как скручивается волчья жила, пусть так же скручивает и корчит вора». В заключение процедуры они съели с иконы по кусочку хлеба и «отошли», Остальные повторяли тот же «пример», но со словами: «Не я украл; кто украл, пусть того скорчит, пусть тот высохнет». Затем знахарь обратился к присутствующим со следующими словами: «Кто украл - скажите, не то я буду жечь волчьи жилы и тогда горе вору! Он умрёт в страшных мучениях», и стал на сковороде с помощью лучины жечь жилы и семя, В это время он приговаривал: «Пусть вор не найдёт себе покоя нигде, блуждает по лесам, как волк, пусть таскает и мучит его Нюлэ-сягурт, нечистая сила», затем объявил, что через 3 дня вора скорчит. В Глазовском уезде с помощью подобной процедуры искали потерянные деньги. Причём, по словам очевидца, «это было что-то вроде присяги, и роль знахаря играл сам потерпевший не слывший ни ворожеёй, ни колдуном». Сохранение подобных приёмов во многом объяснялось тем, что, например, «в основе кражи снопов хлеба и льна у вотяков лежало издавна укоренившееся суеверие, что с украденными снопами перейдёт и счастье чужое».
С.В.Голикова. Самоуправление у народов Урала в пореформенный период// Сельское и городское самоуправуление на Урале в 18-начале 20 века. М.: Наука, 2003. С.346-347.
UPD. В среде сарапульских крестьян, по наблюдению П.М.Богаевского (1889 г.), продолжало существовать поверье, что если «зарыть в землю часть такого же предмета, какой был украден», и отслужить над ним панихиду, то «вор начинает чахнуть и умрёт». О подобном случае в Охановском уезде Пермской губернии писали в 1907 г. многие газеты. По словам священника-очевидца и участника событий. По словам священника-очевидца и участника событий, дело происходило следующим образом: «В сентябре сего года в сельский храм является неизвестный крестьянин и просит отслужить молебен на «обидящих». Мотивом к такой просьбе послужило то, что у него неизвестный лиходей зарубил лошадь, и крестьянин желает теперь выспросить на злодея кару… По его понятиям отпение лошади (для части которой он уже сделал гроб) необходимо было для того, чтобы Бог сугубо покарал лиходея». После того как священник объяснил крестьянину, что это святотатство, и попросил покинуть церковь, его жена попыталась подложить «часть» трупа лошади в гроб к отпеваемому. Более приемлемый способ добиться такого же результата заключался в постановке свечи над царскими вратами. Её следовало перегнуть пополам, если обиженный хотел, чтобы его ворога согнуло также вдвое, как поставленную свечку».
С.В.Голикова, ibid. Крестьянское самоуправление на Урале во второй половине 19-начале 20 века. Функции и деятельность общинных органов власти. С.138-139.