Диалог об интеллигенции
Pronzus: «Интеллигенция генерирует новые идеи и смылы. Только она способна указать обществу дорогу вперёд. Но тут, как водится, есть ряд нюансов. Во-первых, она лишь указывает дорогу, а вот повести по ней может (и даже хочет) далеко не всегда. А во-вторых, то что она может указывать дорогу вперёд вовсе не означает, что она обязательно это делает - вполне может она указывать дорогу и назад, и вбок, а то и вовсе никуда не указывать.
Интеллигенцию (говорю это как её, вроде бы, представитель) не стоит окружать мистическим ореолом. Не стоит, впрочем, и относиться к ней с презрением. Мне почему-то кажется, что процент как хороших людей, так и говнюков в ней примерно такой же, как и по народу в целом...»
Wolf_kitses: В некоторых кругах популярно сравнивать общество с организмом, прибавляя слово "социальный". Хоть метафора и фашистская, для понимания роли интеллигенции она полезна. Главной внутренней проблемой организма является классовое разделение, а главной надеждой - стремление "жить и продолжаться", типа "чтобы страна не погибла", "чтобы искра не пропала и свеча бы не угасла", как писал в духовной Иван Калита. А чтобы не вымереть, жить и продолжаться, нужно развитие, и тут классовое разделение, бывшее нормой для всех таких "организмов", кроме СССР и стран советского блока, оказывается одновременно и плюсом и минусом. Плюсом потому что без него не выжмешь прибавочный продукт, который и топливо, и мотор развития. А минус потому, что угнетение рождает ответные чувства, классовую ненависть и классовую борьбу, которые "напрягают" организм изнутри и если соединяются с внешними проблемами, могут привести к гибели.
[Как, скажем, российское простонародье не видело необходимости защищать крепостнический режим в 1812 году и, открой Наполеон пропагандистскую кампанию против дворянства - достаточно быстро бы разнесло их. А вот традиционные евреи видели, боялись распространения «французского безбожия», поэтому помогали готовно - и припасами, и разведкой, и участием в войне (см. P.S.). Проиграли, естественно, те и другие вместе).].
Поэтому "организм" должен адекватно реагировать на "напряжения", понимать откуда они берутся и "снимать" их, либо консервируя свою структуру, так что исходный протест подавляется, либо прогрессивно меняться, так что снимается проблема, родившая напряжение. Как определяется, какое решение выбрать? В классовой борьбе угнетённых с угнетателями. Вот тут-то нужны интеллектуалы с той и другой стороны, роль которых сравнима с ролью синаптических пузырьков, и нейромедиаторов в них, выбрасываемых в ответ на импульс в синаптическую щель.
Как бы силён ни был гнёт - крепостнический, буржуазный и пр., какие бы он ни создавал проблемы для развития общества, одних эмоций-страданий-переживаний, непосредственно связанных с гнётом, недостаточно ни для восстания против него "низших", ни для отмены его "сверху" верхними. Нельзя играть в шахматы с помощью добрых намерений (или злых), угнетение, как любая проблема, требует интеллектуальной реакции. Нужно осознать что гнёт есть, он реализуется в таких-то формах, что это - проблема, и затем найти идею решения.
Вот тут-то в ответ на проблему, от которой оба слоя страдают уже довольно долго, общество выделяет интеллигентов, как печень - желчь в ответ на тяжёлую пищу. Они воспитываются "в лагере" обоих столкнувшихся классов (для проблем меньшего масштаба - социальных групп), рефлексируют над проблемой по ходу борьбы, в связи с чем «выделяют идеи», как «своим» победить, снять проблему и пр.
Дальше общественная борьба уже идёт по поводу «выделенных» идей, за «насыщение» ими публичного пространства, через это последние овладевают массами и пр. Следующая генерация интеллигентов "воспитуется" для преодоления уже следующей проблемы, «напрягающей» общественный организм, но ещё не осознанной. Иными словами, интеллигенция - нейромедиаторы в социальном метаболизме. С той только поправкой, что у социального организма регуляция принципиально децентрализованная, нет "мозга", поэтому старый "мыслящий слой" обычно выглядит очень глупо-беспомощно перед новыми вызовами - или если всё понимает, ничего сделать не может. Как Эшли в «Унесённых ветром».
Тут вот об этом подробнее.
Wsf1917: «Вот небезынтересная статья В.Глебкина «Можно ли "говорить ясно" об интеллигенции?». Автор говорит много и с интересными деталями (особенно анализ постепенных изменений значения слова "интеллигент" в текстах Чехова), но не решается сказать главного, крутится вокруг да около, как жук-вертячка в пруду (почему, собственно, и не получается "говорить ясно").
Кто такой интеллигент в понимании русских революционных демократов, марксистов и дальше - в советский период? Это человек, который, живя в классовом обществе, использует полученное образование (развившийся при получении образования ум и талант) странным и маловероятным образом. Ведь в классовых обществах доступ к качественному образованию - это классовая привилегия, выходцы из низов могут пробиться к нему лишь при особом таланте или на особых условиях (за исключительную лояльность). Поэтому, получив образование, "средний человек" использует его в частной жизни и только - для продвижения по служебной лестнице, для самореализации в науках-искусствах и пр., чем укрепляет сложившееся классовое разделение.
А интеллигент поступает наоборот - обращает знания, ум и талант на пользу угнетённым, в диапазоне от просвещения народа [1] до революционной деятельности, направленной на освобождение уже практически. То есть интеллигент - тот, кто ради общего блага, заключённого в социальном освобождении, жертвует преимуществами личной реализации и личного подъёма по лестнице иерархии, притом что полученное образование даёт ему внятное представление о первом и о втором в равной мере, так что его выбор максимально свободен, а не вынужден бедностью, как у низших классов, или необходимостью охраны своих привилегий, как у элиты.
Это странный, почти невозможный выбор - примерно как святость, связанная с "раздай имение своё нищим" и "живи только плодами рук своих" у миноритов, фратичелли, дольчиниан, таборитов и пр. революционных движений на заре Нового времени, контрастировавших с общей тенденцией "Обогащайтесь". Отсюда сравнимые формы почитания интеллигентов в России и в других странах в эпохи общественного подъёма, с сильным освободительным движением, просветительская активность которого создаёт духовные предпосылки будущей Революции.
И оппозиционность интеллигенции связана с противостоянием не властям (они могут быть и свои, революционно-демократические, реализующие то самое просвещение народа), а делающему карьеру и ушедшему в сытость собрату, Ионычу. То есть интеллигент в оппозиции государству и обществу лишь настолько, насколько жизнь ионычей культивируется тем и другим в качестве общей нормы.
Грамши, с его теорией интеллектуалов, писал несказанно яснее:
«Как отмечает Грамши, в развитых капиталистических странах политическое господство буржуазии основано на гибком механизме, сочетающем государственные аппараты насилия с негосударственной системой частных институтов, - воспитательными и образовательными институтами, церковью, средствами массовой информации, политическими партиями и профсоюзами, - утверждающих власть буржуазии не силой, но убеждением, т. е. посредством распространения в подчиненных социальных группах соответствующих идеологических представлений. На этом основании Грамши строит свою расширительную теорию современного буржуазно-парламентского государства. Как подчеркивает Грамши, в соответствии с его концепцией «гегемонии» «под «государством» нужно понимать, помимо правительственного аппарата, также «частный» аппарат гегемонии, или гражданское общество»[7]. Система власти, основанная на гегемонии, определяется степенью согласия подчиненных социальных групп и слоев и соответствующим уменьшением масштабов насилия, необходимых для их подавления. Механизмом, обеспечивающим получение подобного согласия, служит разветвленная сеть институтов культуры и публичной сферы гражданского общества, функционирование которых способствует пассивному подчинению эксплуатируемых классов с помощью идеологий, распространяемой группами интеллигенции, выражающими интересы господствующего класса. «В этом смысле можно было бы сказать, - пишет Грамши о современном буржуазно-демократическом государстве, - что государство = политическое общество + гражданское общество, иначе говоря, государство является гегемонией, облаченной в броню принуждения»[8].
Грамши сравнивает гражданское общество, получившее развитие в западном мире, с мощной системой «предмостных укреплений», поддерживающих устойчивость буржуазно-демократического государства и надежно защищающих власть капитала от последствий экономических кризисов. По словам Грамши, в развитых капиталистических странах Запада «”гражданское общество” превратилось в очень сложную структуру, выдерживающую катастрофические «вторжения» непосредственно экономического элемента (кризисов, депрессий и т. д.): надстройки гражданского общества в этом случае играют роль как бы системы траншей во современной войне»[9]. Как справедливо замечает П. Андерсон, комментируя этот важнейший аспект грамшианской концепции гегемонии, «на Западе гибкая и динамичная гегемония капитала по отношению к труду посредством этой стратифицированной структуры согласия представляла собой несравненно более сложную преграду для социалистического движения, чем та, которую оно преодолело в России. Экономические кризисы, в которых марксисты старого поколения усматривали основной источник революции в эпоху капитализма, этот политический строй мог сдержать и успешно преодолевать. Не могло быть и речи о фронтальной атаке пролетариата по российской модели. С этим политическим строем было необходимо вести затяжную и тяжелую «позиционную войну»»[10]. Иными словами, в работах Грамши проблема интеллектуальной и культурной гегемонии, проводниками которой выступают отдельные группы интеллектуалов, приобретала решающее значение как для объяснения потенциала стабилизации и развития, которым обладает поздний или «организованный» капитализм в странах Запада, так и для поиска успешной стратегии революционного ниспровержения власти капитала в развитых капиталистических странах. Для завоевания политической власти рабочему классу в этих странах необходимо было подорвать гегемонию правящего буржуазного класса прежде всего в гражданском обществе, т. е. в области культуры и идеологии. Как и при осуществлении политических и экономических форм борьбы, осуществление теоретической борьбы за достижение идейной гегемонии в гражданском обществе требовало создания новой культуры и нового социалистического «здравого смысла», который мог бы кардинально изменить образ мышления и поведения широких народных масс и послужить интеллектуальным и моральным фундаментом нового общества. Иными словами, революционная стратегия Грамши, разработанная им на основе концепции гегемонии, исходила из предположения, что рабочий класс и его союзники, помимо борьбы за свержение политической власти буржуазии, должны также бороться за интеллектуальную и культурную гегемонию в обществе и стремиться к ниспровержению господствующих идей правящего класса. Главным действующим лицом этих сражений за интеллектуальную и моральную гегемонию выступают различные группы интеллигенции; этим объясняется то важнейшее значение, которое Грамши в рамках своей концепции гегемонии придает интеллектуалам как производителям и распространителям знаний и их роли в борьбе как за поддержание гегемонии господствующего класса, так и за ее ниспровержение.
Таким образом, в рамках грамшианской концепции гегемонии интеллектуалы играют прежде всего роль «приказчиков» и «организаторов» господствующей социальной группы, решающих задачи обеспечения социальной гегемонии и политического управления, и действующих как через государственные институты, так и через «частные» институты гражданского общества. По словам Грамши, интеллектуалы необходимы господствующей социальной группе «1) для обеспечения «свободного» согласия широких масс населения с тем направлением социальной жизни, которое дано господствующей группой, - согласия, которое «исторически» порождается престижем господствующей группы (и, следовательно, оказываемым ей доверием), обусловленным ее позицией и ее функцией в мире производства; 2) для приведения в действие государственного аппарата принуждения, «легально» укрепляющего дисциплину тех групп, которые не «выражают согласия» ни активно, ни пассивно; этот аппарат учрежден для всего общества в предвидении возможности наступления такого критического момента в командовании и управлении, когда «свободное» согласие исчезает»[11].
Говоря об интеллигенции как об «организаторе» культурной и идеологической гегемонии, Грамши прежде всего задается вопросом о том, является ли интеллигенция автономной и самостоятельной социальной группой или же всякая социальная группа имеет свою собственную, особую категорию интеллигенции или интеллектуалов? При ответе на этот вопрос Грамши предлагает принимать во внимание как теоретические, так и исторические соображения. В своих «Тюремных тетрадях» Грамши исходит из социально-функционального понимания общественной роли интеллектуалов, подчеркивая при этом, что в них было бы неправильно видеть, как это широко принято, лиц, специализирующихся на занятии умственным трудом и составляющих в силу этого отдельную социальную группу. По его мнению, в любой работе, какой бы неквалифицированной и механической она ни была, всегда присутствует момент интеллектуальной деятельности. «Каковы «максимальные» границы понятия «интеллигент»? - спрашивает Грамши. - Можно ли найти единый критерий для характеристики всех различных и разобщенных видов интеллигенции и для установления в то же самое время существенных различий между этой деятельностью и деятельностью других социальных группировок? Наиболее распространенной методической ошибкой является, на мой взгляд, попытка искать этот критерий отличия в сущности интеллектуальной деятельности, а не наоборот, - в совокупности системы отношений, поскольку интеллигенты (и, следовательно, группы, которые ими представлены) находятся в общем комплексе общественных отношений. Действительно, характерной особенностью рабочего, пролетария, например, является не то, что он занимается ручным трудом, а то, что он занимается этим трудом в определенных условиях и в определенных общественных отношениях […]. На этом основании можно было бы утверждать, что все люди являются интеллигентами, но не все люди выполняют в обществе функции интеллигентов»[12].
Иными словами, Грамши утверждает, что все люди являются интеллектуалами в том смысле, что всякая форма человеческой деятельности, даже самая неквалифицированная и тесно связанная с физическим трудом, включает в себя умственную деятельность в качестве своей непременной составляющей. Тем не менее, во всяком обществе можно выделить группу или группы лиц, специализирующихся именно на осуществлении умственной деятельности. Представителей этих групп обычно и принято именовать «интеллектуалами». Для Грамши приципиально важно то, что социально-профессиональная роль интеллектуалов в обществе обычно определяется тем местом, которое они занимают «в общем комплексе общественных отношений»[13]. Именно характер свойственных тому или иному обществу общественных отношений определяет, какие социальные практики относятся к числу интеллектуальных форм деятельности, а какие считаются воплощающими формы практической рациональности или максимы «здравого смысла»[14].
***
Не зря, назвав массу разных имён, Глебкин обходит молчанием идеи великого итальянца.
И да, конечно, после предательства "шестидесятников" русская интеллигенция, ведущая родословную от Фонвизина и Радищева через Белинского с Чернышевским к М.Н.Покровскому и П.К.Штернбергу, больше не существует. Последними интеллигентами, думаю, были Ильенков с Лифшицем. И лишь в последние 20 лет, когда вследствие реставрации "свинцовые мерзости" романовской монархии вновь стали воспроизводиться на новом уровне, она появляется потихонечку; надо помочь ей консолидироваться.
Ибо, как верно заметил Ленин, рабочее движение само по себе не может подняться выше тред-юнионизма. Революционное сознание вносится извне, и именно интеллигентами, включая вышедших из рабочей среды».
Wolf_kitses: Увы, в современном контексте (в противоположность советскому) "интеллигентность" звучит отрицательной характеристикой, почти как "душевная подлость". И вот почему.
Елена Галкина: «…Здесь-то и наступает момент истины. Столичные бойцы клавиатуры уже убеждены: правящая верхушка покровительствует фестивалям шансона и устраивает всероссийские поминки по вору в законе, потому что она социальна близка. Потому что она плоть от плоти… даже не «жуликов и воров», а «уралвагонзавода», «гопников», «быдла». Она одно целое с агрессивно-послушным большинством…
На закате Российской империи интеллигенция стремилась сблизиться с народом, изучить его нужды, традиционную культуру - и помочь, выучить и вылечить, исправить то чудовищно несправедливое положение людей труда, в котором интеллектуалы видели и часть коллективной вины своего социального слоя. В начале прошлого века тогдашний «креативный класс» увидел в рабочих, крестьянах, в батраках и босяках великую жажду и волю к свободе; увидел - и протянул руку, как равным.
Интеллигенция Российской Федерации в массе своей испытывает к народу нечто среднее между презрением и паническим страхом (оттуда и появляются экстремальные мемы типа «Рашки - квардатного Ватника»). Публицисты-интеллектуалы всерьёз рассуждают, что человеческое достоинство присутствует исключительно у жителей Москвы и Петербурга. Учёный-гуманитарий признаётся, что боится стаек подростков из спальных районов днём сильнее, чем компаний гастарбайтеров тёмной ночью. Девушка-художница сбивчиво рассказывает, как она еле выжила, случайно перепутав в командировке маршрутк,у и уехав из города-миллионника в область. Ещё немного, и в блогах скоро начнутся диспуты на тему, есть ли у жителей Замкадья душа.
Именно этого власть и добивается колоссальными усилиями своей пропагандистской машины. С одной стороны, мимикрируя под низовую городскую культуру, она убеждает народные массы, что социально близка им (одновременно отнимая последние социальные гарантии). С другой - натравливает креативный класс на «жлобов» и «быдло», якобы ценностно идентичное партии власти. И дело остаётся за малым: показать с телеэкранов чистую правду, что именно пишут московские бездельники о людях, которые кормят их, трудясь за гроши. А путинская вертикаль… да, пилят, тащут, крадут, но свои же, социально близкие. Вот и пивом в ларьках торговать запретили - о здоровье нации заботятся» («Навстречу России шансона»).
Andber: «как заметил еще Ленин, сами по себе рабочие в борьбе за свои интересы способны подняться только до тред-юнионизма, т.к. заработная плата и рабочее время - это те категории, которые имеются перед рабочими налицо, во всей их конкретности. Для осознания всеобщности собственной борьбы у рабочего нет ни времени, ни образования (разделение умственного и физического труда еще никто не отменял). В то же время, эксплуатация рабочих требует от правящего класса соответствующего политического режима, который угнетает не только рабочих, но и другие социальные классы. Особенно остро эта несвобода ощущается интеллигенцией, которая начинает борьбу за собственную свободу при помощи того средства, которое имеется у интеллигенции по роду ее занятий: начинает интеллектуальный анализ причин собственной несвободы. Рано или поздно представители интеллигенции докапываются до действительных причин всяческой эксплуатации и несвободы - это вопрос только времени. Однако сама по себе интеллигенция, будучи буржуазным классом, не может радикально улучшить политический режим, максимум, на что способна интеллигенция сама по себе - на создание заговоров и тайных обществ, деятельность которых обречена на провал. Интеллигенция нуждается в пролетарской массе, и успех борьбы заключается в том, насколько интересы пролетариата станут интересами революционеров из интеллигенции. Если этого не происходит - интеллигенция начинает скатываться на оппортунистические или контрреволюционные позиции, чему немало примеров в истории.
Вопрос о революционном классе сегодня имеет особую остроту. В XX веке рабочим удалось добиться урегулирования своего статуса, рабочий класс стал уважаемой и неплохо оплачиваемой категорией населения. Другой стороной этого процесса стало то, что, по крайней мере в Европе и в Америке рабочие перестали быть пролетариатом, приобрели черты мелкой буржуазии. Да и само производство от индустриального постепенно переходит к постиндустриальному. Между тем, антигуманный характер капитала предстает перед обществом во всей очевидности. Для современного поколения революционеров и просто левой интеллигенции возникает вопрос о социальной базе социалистического движения. Этот вопрос стал одной из причин кризиса социализма. Из этого небольшого анализа логики образования революционного класса можно сделать вывод, что революционной становится та социальная группа, которая самым непосредственным образом участвует в производстве, связана с производством, но статус этой группы никак не отражается в социальной структуре общества, никак не урегулирован, а потому права этой группы общество не принимает во внимание, а сама эта группа артикулировать свои интересы, пока, не в состоянии. Современным левым остается только найти эту группу в условиях постиндустриального общества и стать ее голосом» (« Диалектика революционного класса»).
Иными словами, поскольку у нас реставрация завершилась, работникам умственного труда и всем прочим, думающим и неравнодушным, надо вновь становиться интеллигенцией. Через возвращение к идеалам русских революционных демократов 19 века, естественно, «на повышенном основании», и современном уровне развития идей, людей и знаний.
[1] включая бескорыстное "подтягивание" конкретных лиц до уровня, позволяющего поступить в университет, как это описано в трилогии Александры Бруштейн, такое же лечение бедняков, их защиту в судах, как делал помощник присяжного поверенного Вл.Ульянов.