Успех этологической концепции ритуализации - сильный довод «за» то, чтобы поставить проблему примарной мотивированности языкового знака и начать обсуждать её. Судя по всему, специализированные знаковые системы человеческой речи прошли тот же самый путь ритуализации и «означивания», что уже обсуждавшиеся сигналы животных (см. «Эволюция сигналов животных - от стимула к знаку»,
http://wolf-kitses.livejournal.com/10939.html). Скорей, всего, они развились из сигналов ad hoc связанных с концептами разрешения внутрисоциальных проблем в обезьяньих сообществах (а затем и внешних проблем) через запуск типичных действий в типичной ситуации (см. «Концепты ситуаций и происхождение человеческого языка»,
http://wolf-kitses.livejournal.com/17339.html ).
Также как любой элемент сигнальной системы позвоночных языковой знак возникать путём ритуализации пантомимы - попытки моделирования объектов и явлений внешнего мира с «подчёркиванием» неких наиболее «впечатляющих» свойств разнообразными жестами, артикуляцией и пр., в общем, всей совокупностью выразительных движений, доступных особи.
Такой процесс моделирования А.А.Леонтьев назвал «уподоблением»: в процессе восприятия зрачок производит движения, с одной стороны повторяющие форму объекта, с другой - останавливающихся и фиксирующих те элементы (так называемые инварианты зрительного строя), которые могут быть наиболее существенны для смотрящего.
Даже рот как орган осязательной рецепции, также запаха, и вкуса, см. ниже роль соответствующих чувств в запуске движений ауторитмии должен участвовать в соответствующем «уподоблении», когда ребёнок или взрослый реализуют исследовательский рефлекс («что такое?» по И.П.Павлову).
Ещё один канал «уподобления» - манипулирование с предметами. Пальцы, ощупывающие новый объект, обобщённо повторяют форму его поверхности, что позволяет типизировать и форму этой категории предметов, и набор движений, позволяющих эффективно манипулировать с ним, затем концепты первого и второго использовать в качестве «идеальных образов» для разрешения соответствующих ситуаций.
Следовательно, процессы «уподобления» через рассматривание, манипулирование, осязание объектов внешнего мира позволяют «сложить» соответствующие движения в своего рода «изображения» объектов внешнего мира. Например, прерывистое движение , мелькание, мерцание почти всегда передаются артикуляцией, напоминающей вибрацию, а рука передаёт такие же движения резкими и короткими перемещениями в пространстве пальцев и кисти.
Небольшой «размер» упоминаемого объекта в пантомиме передаётся жестом уменьшения расстояния между пальцами, при голосовой передаче - повышением тона, с уменьшением ротового или глоточного отверстия (Горелов, 2003).
В силу этого звучание разных фонем как изолированный звук вне зависимости от шаблона «нормативного» звучания в составе слова, получает устойчивые ассоциации как «маленький» - «большой», «тёплый» - «холодный» и пр. Например, носителями самых разных языков звук «и» и высокотоновое «у», так же как немецкий «ű» расценивается как «маленький» звук (Горелов, 2003).
Такого рода примеров много в книге Стивена Пинкера «Язык как инстинкт» (М.: УРСС, 2004).
На стадии уподобления движения пантомимы, которыми пытаются сообщить нечто аналогичное ритмичным демонстрациям: они моделируют такие существенные объекты реальности (к которым «тянет» участников соответствующего процесса общения, как ребёнка тянет к блестящему, яркому, новому, сладкому и пр.), и в моделях акцентирует самые существенные черты. Здесь же жест, движение, действие, уже став моделью реальности, ещё не является произвольным знаком, жестовым ли, голосовым и пр.
По всей видимости, в процессе эволюции человеческого языка пантомима, моделирующая внешний мир, находится в таком же соотношении с речевым знаком, как рисуночное или пиктографическое письмо к слоговому или буквенному алфавиту.
Если сравнивать с эволюцией систем сигнализации животных, появление моделирующей пантомимы - гомолог ритуализации, превращающей экспрессивные реакции животного в ритуализованным демонстрации, достаточно стереотипные и обладающие достаточно специфическим собственным образом, чтобы использоваться в качестве общих сигналов (пока лишь ключевых раздражителей). У животных переход от ритуализации к означиванию = переход от индивидуальных демонстраций - утрированных «моделей» движений ухаживания, угрозы и пр., где шаржированность движений подчёркивает разную степень агрессии, сексуальности и т.п. побуждений индивида, к знаку, подобному шахматной фигуре или костяшке домино, в форме которого нет ничего от значения.
Переход от моделирующей пантомимы к речевому знаку - аналог «означивания», которое превращает выразительное движение, демонстрацию в знак, делает форму движения типологически определённой и чётко дифференцированной от форм прочих сигналов ряда (см. «Чем были демонстрации до того, как стать сигналами?,
http://wolf-kitses.livejournal.com/6298.html).
Модель определённых элементов внешней реальности и определённых концептов деятельности животного становится совершенно символической, то есть номинация полностью утрачивает связь с уподоблением, а новообразованная знаковая система получает свои собственные возможности для моделирования в виде «двойного членения» - образование знаков через определённые комбинации незначащих единиц.
Наличием этого этапа означивания, акцентированием необходимости резкого одномоментного превращения моделирующих действий в произвольный знак моя концепция отличается от идеи И.Н.Горелова (2003). Её имеет смысл заимствовать лишь для описания первого «моделирующего» этапа эволюции языка, когда передаваемый образ в чём-то существенном сохранял определённое сходство с той идеей, предметом, действием, которое обозначал. На втором, знаковом этапе глоттогенеза она уже не работает.
Сам И.Н.Горелов полагал, что процесс преобразования моделей, обрисованных пантомимой в произвольный «речевой знак» происходит чрезвычайно постепенно и во многих элементах языка не завершился по сей день. Соответственно, на первом этапе сигнал мотивирован, то есть изображаемая модель реальности чётко соотносится с определённой мотивацией, побуждающей субъекта моделируемую реальность каким-то образом изменить.
Вопрос к лингвистам - насколько осмысленны подобные реконструкции?
Двое моих коллег-лингвистов, с которыми я постоянно общаюсь, от идей мотивированности языкового знака шарахаются почти как от марризма - это плохо, необсуждаемо и всё. Знак произволен и всегда был таковым. С другой, стороны, они компаративисты, и не построишь достаточно глубокой реконструкции языков (скажем до уровня 10-12 тыс. лет назад) без предположения о том, что произвольность языковых знаков всегда была такой как сейчас, а мотивированность языкового знака не нарастала «в глуби веков».
Источники
Горелов И.Н., 2003. Избранные труды по психолингвистике. Серия «Филологическая библиотека». М.: изд-во «Лабиринт». 320 с.Alcock J., 1998. Animal Behavior: An Evolutionary Approach. Sunderland: Sinauer. 6th ed.