Книги по истории Японии
Рецензии Ильи Смирнова
Книга ''Япония в эпоху Токугава''
Марина Тимашева: Оказывается, основатель династии Токугава был ''большим поклонником театра Но. В отличие от шумного… Кабуки представления Но были торжественными и спокойными, поэтому Иэясу, который не любил суеты, считал их истинным искусством'' (68). С другими интересными фактами из жизни Японии ХУ11 - Х1Х веков нас ознакомит Илья Смирнов, только что прочитавший книгу ''Япония в эпоху Токугава'' издательства ''Крафт +''.
Илья Смирнов: Для начала напомним, что формально первым человеком в Японии (и даже не совсем человеком) был и остается император, его династия потомков Солнца считается непрерывной от начала истории. Но в интересующий нас период император выступал в роли первосвященника, верховного жреца (70), а реальная власть принадлежала сёгуну. Из феодальных междоусобий вышел победителем как раз упомянутый Вами поклонник театра Но, и с начала ХУ11 века звание ''сёгун'', или полностью ''сэйи тайсёгун, великий полководец, покоривший варваров'' (84), становится наследственным в семействе Токугава.
А конец эпохе положила ''реставрация Мэйдзи'', о которой мы с вами уже говорили, и которая по форме реставрация, поскольку императору вернули власть, но, по сути, конечно, буржуазная революция. Весьма успешная. Она открыла Японии доступ в клуб великих держав.
В этом контексте эпоха Токугава выглядит не лучшим образом: военная диктатура, сословное неравенство, бюрократизм, ну и наконец японское ноу-хау: ''страна на цепи'' (317), закрытая от каких бы то ни было контактов с иностранцами, вплоть до запрета строить большие корабли (164), а то упаси Будда, кто-нибудь на них поплывёт за границу. Точнее, упаси Конфуций, потому что при Токугава государственной идеологией стало именно конфуцианство (212). Что уже с диктатурой грубой военщины как-то, согласитесь, не очень сочетается.
Нелли Федоровна Лещенко призывает нас к объективности. Не подвергая сомнению достижения следующей, революционной эпохи, Мэйдзи, обращает внимание на то, что японская ''эпоха застоя'', растянувшаяся на 264 года, была отмечена значительным ростом населения, в том числе и городского. Япония стала одной из самых урбанизированных стран мира (129). При этом ''смертность от инфекционных болезней… была ниже, а продолжительность жизни выше, чем в Европе''. По некоторым данным, она превышала 59 лет. ''Свою роль сыграли и традиционная чистоплотность японцев…, привычка мыться горячей водой и пить кипяченую воду'' (134), вопреки сословным ограничениям, развивалась экономика: в книгу включены отдельные очерки о происхождении торговых домов Коноикэ, Сумитомо и Мицуи, которые ''поднялись'' именно при Токугава, причем интересно, что успеха в производстве и торговле добивались самураи, отказавшиеся от своего высокого звания (169).
Конечно, среди правителей того времени можно встретить тиранов сомнительной вменяемости. Например, Цунаёси, который ''любил выступать в качестве актёра'' и издавал указы ''о запрещении жестокого обращения с животными'' - ''действительных и мнимых нарушителей этих указов сажали в тюрьму и подвергали мучительным казням''. В народе его прозвали ''Ину Кубо'', ''Собачий сёгун'' (313), а ''знаменитый драматург Тикамацу Мондзаэмон написал сатирическую пьесу ''Монах Сагами и тысяча собак'' (101).
Как видите, для нашей ''творческой интеллигенции'', развернувшей борьбу за права бродячих собак, нашелся достойный предшественник в феодальной Японии.
Но среди Токугава были и очень разумные правители. А последний в династии, Ёсинобу, тот просто отказался от власти (118) ''ради блага государства'', и новое правительство относилось к нему с уважением, он даже заседал в парламенте (120).
Что касается изоляции Японии, она, конечно, имела место, порою приобретала комические формы, например, когда японское правительство изучало голландцев как неких диковинных зверюшек (246). Привет К. Гагенбеку
Но, как показано в книге, изоляция была не столь уж герметичной. Она не мешала, например, тем же голландцам участвовать в подавлении Симабарского восстания крестьян (280). Государственная идеология, как мы уже говорили, была китайского происхождения, а у истоков идеологии оппозиционной стоял историк Шу Шуньсуй, политэмигрант из Китая (294). И вообще. Напрашивается вопрос. Япония со своей изоляцией оказалась, вроде бы, единственной страной Азии и Африки, которая в период колониальных захватов сохранила независимость, не превратилась в колонию или полуколонию европейских цивилизаторов. Почему?
То есть, не всё у Токугава было плохо, и не всё хорошо у тех, кто придет им на смену. Программа тогдашней оппозиции, вроде бы, демократической и прогрессивной, уже была заражена крайним (патологическим) национализмом и монархизмом, то есть всем тем, что позже толкнет Японию в ''антикоминтерновский пакт'' с Гитлером. ''Япония… является центром Вселенной… Происхождение японцев от богини Аматэрасу ставит их выше других народов'' (299) и т.п.
Хотелось бы отметить, что ''Япония в эпоху Токугава'' по жанру - научная монография, но при этом написана человеческим языком. Все непонятные выражения в тексте - японские. Но на этот случай в конце имеется словарик. Идеологическая мода последних лет - ''дискурсы'', ''ментальности'', ''феноменологические антропологии'' - весь этот мусорный ветер прошёл мимо. Конечно, если хотеть придраться к книге, можно придраться. Вот с картами опять беда. Понять, кто откуда отправился в поход и куда пришел, очень непросто. Или отдельные ''политкорректные'' формулировки в тексте, например: ''даже если допустить, что материальное производство является решающим фактором общественного развития…'' (303). Но в том-то и дело, что книга в целом, весь собранный в ней материал и выводы по конкретным вопросам - они основаны именно на таком, реалистическом ''допущении''.
И дальше мы выходим на важнейшие проблемы мировой истории. Что такое капитализм? Уникальное изобретение уникальной европейской ''цивилизации''? Или закономерный этап общечеловеческого развития? Автор монографии подводит нас к мысли о том, что, по крайней мере, в Японии ранний капитализм ''рос сам по себе'' как ''эндогенный'' и ''автохтонный'' (304), на базе своего собственного японского феодализма (17).
http://www.svobodanews.ru/content/transcript/2191257.html
«Святой, повернувшись к югу, выслушивает Поднебесную»
Мещеряков А.Н. Император Мэйдзи и его Япония. - М.: Наталис, 2006. - 736 с.
Книга известного япониста А.Н.Мещерякова «Император Мэйдзи и его Япония», выпущенная издательством «Наталис», представляет собой самое полное в отечественной историографии описание правления императора Мэйдзи (1852-1912), которого часто сравнивают с великим преобразователем России - Петром I. За драматической судьбой Мэйдзи стоит увлекательнейшая история его страны.
«Третий год правления <…> Обнародован указ об учреждении института агитаторов (сэнкёси). Он назывался "О распространении великого и божественного Пути" <…> Агитаторам полагалось разъяснять подданным суть этого Пути <…> Агитаторы состояли в штате Министерства небесных и земных божеств <…>» Можно, конечно, посмеяться, припомнив наше недавнее прошлое, политинформации, Ленинский зачёт, журнал «Агитатор». Только в Японии агитаторы не даром ели свой хлеб, то есть рис. Япония не распалась на дюжину княжеств, хотя поначалу именно к тому всё и шло: уроженцы севера и юга резали друг друга самурайскими мечами, а европейцы поставляли более современное вооружение всем конфликтующим сторонам, чтобы потом прибрать к рукам обломки страны Восходящего солнца. Не вышло.
Итак, речь идёт об императоре Муцухито, правившем с 1867 по 1912 год. Он более известен по девизу, который обычно переводят как «просвещённое правление», а в оригинале он восходит к древней китайской «Книге перемен»: «Святой, повернувшись к югу, выслушивает Поднебесную. Он управляет (дзи), повернувшись к свету (мэй)». Мэйдзи. Официально к его имени прилагается термин «реставрация» - в том смысле, что он вернул потомкам богини Солнца реальную власть, узурпированную военными, - но на самом деле это была настоящая революция сверху. Считается, что подобный феномен характерен для России, у Натана Яковлевича Эйдельмана есть даже книга: «Революция сверху». Но японский коронованный революционер не уступит Петру I. При нём не только переменилась вся политическая система. Не только европеизировался народный быт, а он был настолько далек от европейского, что японец (извините за такие подробности) принимал ночной горшок… Нет, ни за что не догадаетесь. За то, что надо класть под голову во время сна. Вроде подушки.
Но одежда, танцы, календарь - это цветочки. А настоящий переворот - то, что у всех князей были изъяты их владения. Отменены сословия, включая самурайское, имевшее монополию на вооружённое насилие. Кто смотрел «Семь самураев», тот знает, что крестьяне там не очень-то способны себя защитить. Да и придворные аристократы давно превратились в тихих жрецов. Как же самураи согласились отдать им свои мечи? Автор книги, Александр Николаевич Мещеряков поясняет, что воинственное сословие было и «самым образованным», а при новой власти пошло на госслужбу, составив, к примеру, 40% учителей. «Самостоятельный бизнес» им «не слишком давался». Поэтому в торговле и промышленности они выступали в роли наёмных управляющих.
Дворянин получает зарплату у торговца, то есть представителя самого низкого, куда ниже крестьян, сословия традиционной Японии. Кошмар! Все «ментальности» рассыпаются в прах. Тем не менее, факт. Конечно, самурай терял привилегии, почётное право зарубить простолюдина, но одновременно становился хозяином своей судьбы, избавляясь от сурового повседневного подчинения вышестоящему начальству (а в Японии феодальная иерархия была намного жёстче и бесчеловечнее, чем в Европе). Многие сочли такой обмен выгодным. Несмотря на отдельные восстания и акты индивидуального террора, «государство Мэйдзи сумело <…> интегрировать самураев в новую жизнь».
Отдельно - вопрос о методах. Твердо отстаивая принципы, японские реформаторы проявляли исключительную (совсем не в духе своего феодализма) снисходительность к людям. Легко амнистировали противников, как живых, так и исторических. Вдумайтесь. Император пришёл к власти, свергнув военных правителей, сёгунов из рода Токугава. Но после победы он посещает фамильное святилище Токугава. И один из представителей свергнутой династии тут же включается в учебник этики для начальной школы как образец, «делать жизнь с кого». Почему? Потому что глава государства «призван обеспечить не только территориальное единство», но и «связь времён». А у нас до сих пор воюют с мавзолеем Ленина.
Соответственно, итоги. Японские реформы дали невероятный рост всех показателей, по которым можно судить о развитии страны, некоторых - с нуля. Даже средний рост подданных увеличился на сантиметр. Страна, которую презирали как варварскую (а наш император Николай называл её жителей «макаками» стала вровень с мировыми державами.
И вместе с прочими достижениями, усвоила у них привычку поддерживать собственное благополучие за счёт менее удачливых народов. В книге замечательно показано, как к концу правления её героя японцы стали вести себя по отношению к соседям, ближайшим по культуре китайцам и корейцам точно так же, как вели себя европейские колонизаторы в Японии, вызывая всеобщее возмущение, из которого, собственно, и выросла революция Мэйдзи. Круг «модернизации» замыкается в петлю. Реформаторы интегрировали самураев в бюрократию, но в ответ «самураи интегрировали государство в свои ценности». Идеология, замешанная на ксенофобии, национализме, высокомерном презрении к любому, кто показался слабее, постепенно становилась официальной, указывая внуку Мэйдзи путь в Антикоминтерновский пакт с Гитлером, и далее через Вторую Мировую - к национальной катастрофе 1945 года. Но из этой ямы будут выбираться уже другие реформаторы.
http://www.svobodanews.ru/Article/2006/10/13/20061013134955507.html
“Быть японцем. История, поэтика и сценография японского тоталитаризма”
Марина Тимашева: Просматриваю новинку издательства “Наталис”: Александр Мещеряков, “Быть японцем. История, поэтика и сценография японского тоталитаризма” - сценографии пока не нахожу, но вижу продолжение истории императора Мэйдзи, которую мы обсуждали года три тому назад. Видимо, новая книга так понравилась нашему рецензенту Илье Смирнову, что он решил продолжить разговор о новой истории Японии?
Илья Смирнов: Если я стану отвечать, понравилась ли, получится как у Франсуа Рабле: и жениться, и не жениться, и да, и нет одновременно.
Однако по порядку. В издательской аннотации скромно сказано: “книга известного япониста А. Н. Мещерякова является продолжением его интеллектуального бестселлера “Император Мэйдзи и его Япония”. Сам себя не польёшь, завянешь. Но “бестселлер”-то был действительно достойный. Что касается новой работы Александра Николаевича Мещерякова, то на вычурное название можете не обращать внимания, считайте, перед вами просто курс японской истории после Мэйдзи, при его сыне Ёсихито (18) и при внуке Хирохито. Это герой фильма А. Сокурова “Солнце”, в книге он фигурирует в основном под девизом правления “Сёва”, то есть “свет и гармония”, вариант “просвещенный мир”, что, цитирую, “отсылает к временам легендарного китайского императора Шуня, при котором “… десять тысяч земель пребывали в мире и гармонии” (125).
Чёрный юмор истории в том, что именно Хирохито стал другом (412) и самым верным союзником Гитлера. То есть сначала блестящие реформы Мэйдзи, когда на глазах одного поколения страна из глубокого средневековья вырывается в ряд передовых держав, экспериментально опровергает рассуждения тогдашних “биологизаторов” о “генетическом” превосходстве “белой расы”. Но потом идёт быстрая фашизация страны, торжество тех самых идей, которые так не нравились японцам в европейских колонизаторах. Теперь уже японские псевдоученые, ссылаясь на Дарвина, доказывали, что японцы - вершина эволюции (146), сползание обратно даже не в средневековье, а просто в дикость:
“Два младших лейтенанта поспорили о том, кто из них сумеет с помощью японского меча отрубить большее количество китайских голов… Один из них отрубил 105 голов, а другой - 106… Газета поместила и фотографию лейтенантов, которые опираются на свои мечи” (285).
А дальше закономерный крах в 1945 году. И потом начинается новое возрождение Японии, поперёк всех “ментальностей” - на совершенно другой основе.
Вот сюжеты, которые рассматриваются в книге с привлечением интересных и порою неожиданных источников, как то, например, школьные учебники, выходившие в разные годы (375 и далее). Стоит читать? Безусловно. Если открыть на середине.
Но если читать с самого начала, ответ напрашивается иной. Мы уже говорили, что т.н. “тоталитаризм” - не научный термин, а политический ярлык, который используют, чтобы поставить нашу страну через запятую с фашистскими режимами, развязавшими Вторую Мировую войну.
Чему и посвящено как бы теоретическое предисловие к книге Мещерякова. “Как бы” - потому что на полях буквально каждого абзаца можно ставить вопросительные знаки: а откуда Вы это взяли? Например, написано: “государства прошлого Х1Х века не могли поставить под ружье миллионы подданных” (10). Мне как-то неудобно напоминать доктору наук, почему это так обезлюдела Франция после наполеоновских войн, ещё про Гражданскую войну в США и прочее из школьных учебников, что он должен знать не хуже меня. Дальше он пишет: “японские, нацистские и советские руководители были людьми экзальтированными и малообразованными” (10).
Предположим, состав первого советского правительства запамятовал, но ведь главный японский руководитель - герой его собственной книги. Кто был в Японии необразованный? Император? Или премьер-министр принц Коноэ? Фашистский “новый порядок” почему-то трактуется как “утопия” (7). Что утопического в захвате и грабеже других стран с массовым порабощением или уничтожением тамошнего населения, лично я не понимаю. Тогда и Асархаддон, и Чингисхан - тоже, что ли, утописты?
И всё предисловие примерно в том же духе.
Но дальше, слава Богу, то есть Аматэрасу, начинается конкретное исследование того, в чём автор является специалистом. Конечно, и сюда залетают брызги агитпропа. Заходит речь, например, о спорте в Японии.
И ремарка: “Опыт фашистской Италии и фашизирующейся Германии усваивался на лету. С 1928 года спартакиады стали проводиться и в СССР” (127). Причем тут СССР? В предыдущем абзаце черным по белому написано, что император Сёва учреждал свой кубок, “подражая обыкновениям британской монархии”, а в 1928 году Германия была еще образцово демократической, наконец, главное: самые-то крупные и знаменитые спортивные состязания, организованные намного раньше и советских спартакиад, и японских “соревнований святилища Мэйдзи” - это, извините, Олимпийские игры. Тоже, что ли порождение “тоталитаризма”?
Но, как правило, фактический материал в книге никак не связан с “тоталитаризмом”, более того - вступает в противоречие с политическими взглядами автора. Истоки того режима, который восторжествовал в Японии в 30-е годы, ну никак не соотносятся с революционными “утопиями”. Наоборот. Вырастают из вполне респектабельного капитализма. Замечательное признание: “Япония уже была полноправным членом международного сообщества. Это сообщество заставляло ее жить по своим империалистическим законам, которые побуждали ее воевать…” (71). Первая Мировая война показана именно как грабительское предприятие, причем в случае с Японией цинизм “сюрреалистический” (определение самого Мещерякова): “японский истеблишмент” хотел повоевать, но не знал, с кем, и в последний момент решил: выгоднее напасть на немцев, потому что их колонии легче прибрать к рукам (47).
Но когда на Парижской мирной конференции в 1919 году японская делегация - ещё не фашисты, а нормальные капиталисты, союзники - пыталась внести в устав пункт о расовом равенстве, предложение “встретило жесткий отпор…” От кого? Нет, Гитлера еще не было. От “США и Великобритании” (139). Японцы это запомнили. В книге показана совершенно объективная картина оккупации российского Дальнего Востока, и цели: прибрать к рукам “богатейшие природные ресурсы Сибири” (58), и роль белогвардейцев, которых теперь у нас пытаются представить “патриотами”.
Однако - я цитирую - “Страна Советов оказались сильнее и непокорнее, чем ожидалось” (56). Тем не менее, “первый иностранный корабль, прибывший с грузом гуманитарной помощи” после токийского “великого землетрясения” 1923 года, был из Советского Союза (70). Когда в Японии начались погромы, их жертвами стали т.н. “гайтидзин”, “люди внешних земель”, буквально “понаехали тут”, то есть корейцы и китайцы, которые выполняли самую грязную и тяжелую работу, но кроме того, японские черносотенцы убивали “своих” же социалистов и профсоюзных активистов (67).
Автор признает, что именно компартия выступала в защиту национальных меньшинств, против националистической деградации (273), милитаризма и культа живого бога (373) - императора (237). С другой стороны, “защитой от коммунизма” вышеупомянутый Коноэ оправдывал нападения на соседние страны(408). Были еще буддистские наставники, которые давали этой политике религиозное обоснование с точки зрения самой “миролюбивой” из мировых религий (236, 417). Был указ императора Сёва о том, что “общепринятые принципы и обычаи международного права” неприменимы к Китаю (204) - предвосхитивший лет на 8 аналогичные распоряжения Гитлера. При этом, “как это ни странно, у японского императорского дома сложились хорошие отношения с Ватиканом…
Ватикан признал Маньчжоуго, под его влиянием католическая Латинская Америка последовала его примеру” (214). Маньчжоуго - это, если кто запамятовал, марионеточное псевдогосударство, образованное японскими военными на оккупированных территориях. И в позиции тогдашнего Ватикана, по-моему, нет ничего странного, всё закономерно. В Европе было то же самое. А если обратиться к финалу книги, тоже может показаться странным, что после войны из союзников Гитлера один японский император не только не понёс наказания, но даже сохранил свой пост, хотя и с урезанными полномочиями. Но ведь понятно, на какой почве они нашли общий язык с американским “сёгуном”, генералом Макартуром.
Цитирую: “поначалу американцы задумывали новую Японию в качестве азиатской “витрины демократии”, теперь ей надлежало играть роль бастиона борьбы против коммунизма” (512). На всякий случай уточняю: речь не о том, что коммунисты были ангелы, автор книги этого тем более не утверждает. У левых свои грехи. Но не надо навешивать на них чужие. Пусть уж каждый отвечает за свои.
Главный вывод из книги, на мой взгляд, в том, что история, хоть и закономерна, но альтернативна, и Япония в 20-е годы не была фатально обречена, только, к сожалению, нормальные люди, которых хватало и среди левых, и среди правых, оказались разобщены и в меньшинстве, а другие, как раз очень влиятельные и образованные, сознательно сделали ставку на коричневое.
http://www.svobodanews.ru/content/transcript/2022353.html
Также в тему
1. Япония. Истории времён смуты-1, 2
2. Антияпонское партизанское движение корейских коммунистов в Манчжурии