Ещё о науке: этология выбора концепций и столкновения идей

Jun 22, 2015 16:57



Во всякой дисциплине структура теории совсем не похожа на «строящееся здание», где одни («архитекторы») создают самоё проект здания, другие («строители») возводят каждый следующий этаж, а третьи («штукатуры») трудятся над облицовкой «комнат». [Те же три категории деятелей В.Н.Тутубалин называл «пророки», «апостолы» и «приходские священники»,  по различию решаемых задач].

Во-первых, какая-то часть «ансамбля» остаётся всегда недостроенной за нехваткой «материала» или «строителей». Как писал А.А.Любищев, отвергнутые научные теории - не кладбище идей, а недостроенные «крылья» общего архитектурного ансамбля научного знания. Во-вторых, в рыночной экономике товаров производится и поступает на рынок больше, чем все потенциальные покупатели способны купить, и это даёт самым платёжеспособным из них выбрать лучший товар, неплатёжеспособных же заставляет платить за плохое или ненужное.

Также действует отбор и на «рынке идей» в научном сообществе. Чтобы выбрать действительно лучшие из конкурирующих объяснений, в том числе лучшие в долгосрочном аспекте - по перспективам теоретического развития, «производство идей» в дискуссиях современных исследователей должно сильно опережать способность следующего поколения «принять» эти идеи и «вложить силы» в развитие вырастающих из них теорий. Отсюда следует «долгострой», неизменное наличие «майнстрима» и «андерграунда» среди научных теорий, циркулирующих в сообществе.

Также неизбежна интеллектуальная незавершённость любой теории из числа популярных и успешно развивающихся в данном сообществе: Как пишет Л.Грэхем (1991), в каждый из моментов своего развития теория содержит заведомо ложные представления и недостоверные факты, которые будут отброшены дальнейшим развитием. С другой стороны, некоторые важные доказательства истинности соответствующих идей всегда отсутствуют и будут получены лишь на следующем этапе (хотя бы потому, что остались «замаскированы» не вполне адекватными представлениями сегодняшнего дня).

Отсюда - неустранимая парадигмальность развития науки. «Подходящую теорию» для собственных исследований каждому из нас приходится выбирать «здесь и сейчас», обычно на студенческой скамье, и следовательно, мириться с очевидными недоработками и даже ложными элементами в её «конструкции». Подобный выбор «несмотря на…» основывается на вере в то, что если теория перспективна, то её развитие следующей генерацией исследователей (как хочется верить выбирающему - и мной…) устранит все эти огрехи, которые компенсируются некоторыми интегральными символами перспективности соответствующих теоретических построений - теми которые Любищев обозначал как «стройность и красота», «гармония» (Любищев, 2000).

Очевидно, что подобный выбор невозможно доверить рацио самого индивида, как ни был бы он образован и научно талантлив. И действительно, у студентов, ставших талантливыми исследователями, выбор сферы приложения своих интересов и конкретной концепции, развитию которой они посвятят свою жизнь, всегда происходит вполне бессознательно и руководится мотивами, не имеющими отношения к науке, научному анализу и даже логике. 
Он происходит инстинктивно в полном смысле слова и связан с социальным притяжением в определённое сообщество (этологов, а не зоопсихологов, сторонников дискретности, а не континуальности растительности и пр.) и к определённым лицам, - лидерам сообщества, выступающим как бы символами и соответствующей науки, и «удавшейся жизни в ней». Увы, как ни пошло звучит последнее - но для непошлого описания этой реальности не мог подобрать слов…
Этот выбор рано, обычно на студенческой скамье / после первых самостоятельных работ и, как правило, на всю жизнь. Он происходит очень быстро, почти мгновенно, происходит помимо сознания. Личная «привязанность» к определённой идее, концепции, подходу, частной теории совершается на волне внезапного эмоционального подъёма, который возникает на лекциях «отцов-основателей» определённой дисциплины.

Воспоминания этологов «второго поколения» (де Бир, Берендс, Эйбль-Эйбесфельдт) чётко зафиксируют эмоциональный подъём, ощущение полной чёткости и определённости их собственных исследований после встреч с идеями или лекциями Тинбергена либо Лоренца. Встречу называют «конфирмацией», сравнивают внешний облик Лоренца с образом ветхозаветного бога (Гороховская, 1998: 149). В 1949 году Д.Моррис, студент последнего курса, испытал чувство «обращения» от лекций Нико Тинбергена: «Час спустя, когда я вышел с лекции, моя научная жизнь была полностью трансформирована. Никакое религиозное обращение не могло бы быть более драматичным» (Morris, 1979: 43, цит. по переводу Е.А.Гороховской, 1998: 134).

Основная причина этой трансформации заключалась в человеческих склонностях, а не собственно в научных интересах Д.Морриса, к тому времени ёщё не определившихся «Здесь наконец был как раз тот вид подхода к зоологии, который я желал. Тинберген показал мне…, как можно проводить серьёзное строгое исследование, не поворачиваясь спиной к естественному миру живого животного. Моя одержимость…дикими животными смогла наконец найти научно респектабельный выход» (Гороховская, 1998: 136).

Сами же «отцы-основатели» (Конрад Лоренц и Нико Тинберген, да и «дядя этологии» Джулиан Хаксли) совершенно также описывают свой собственный выбор ключевых идей под воздействием учителей (Фердинанда Гохштеттера и Макса Гартмана). Ученик здесь намного превзошёл учителя, но остался в рамках «стереотипных форм» воздействия его личности на свою. «Сам я, как меня часто уверяли …жена и критически настроенные друзья, в своих докладах впадаю в несколько отрывистую и скандирующую манеру речи моего учителя Фердинанда Гохштеттера, и именно в тех случаях, когда предмет имеет для меня особую важность. Я этому не верил, пока не стал однажды свидетелем, как И.Эйбль-Эйбесфельдт в одном очень важном докладе пришёл в заметное возбуждение. …я с удивлением услышал отзвук манеры Гохштеттера как наследование приобретённых признаков во втором поколении» (Лоренц, 1998: 422, курсив мой - Вольф Кицес).

Мои предки, изучавшие Тору, назвали бы это ощущением б-гоприсутствия, полной прозрачности и приемлемости бытия. Раз за разом пытаясь найти решение, часто кажется, что ты уже всё знаешь и всё можешь, стоит только «уцепиться за хорошую идею» - и вот «хорошая идея» как бы лично перед тобой, в лице Учителя! «Самые яркие годы, что я вспоминаю, это двадцатые - и века, и мои. Там всё связано с Выготским. От себя у меня почти и нет ничего, всё от Льва Семёновича, да и не у меня одного, у многих из нас, только одни это признают, а другие нет…» (А.Р.Лурия).

Поэтому выбор «собственной» научной концепции - скорей бессознательное установление социальной привязанности в определённом сообществе, благодаря чему постоянно воспроизводятся установления и институции последнего. Это меньше всего рациональный выбор подходящих научных объяснений для тех вопросов к Природе, которые есть у начинающего исследователя. В социально-этологическом плане это то же самое, что класть деньги в банк: вклад ума, энергии, изобретательности и других качеств личности, связанных с продуктивностью её таланта в развитие определённой теории в надежде на её перспективы. Различие лишь в большей возможности лично определять, как и где твои «деньги» будут «работать», но зато уж их почти невозможно «забрать», когда «вклад» окажется значителен хоть сколько-нибудь.

В ХХ веке наука представляла самоё себя в виде планомерно и разумно организованного предприятия (отсюда образ возводимого здания), но методологическая рефлексия последних 35 лет развенчала это упрощённое представление. Начиная с работ Пола Фейерабенда (1986), она позволила перейти к действительной, то есть социальной истории научного познания, и рассмотреть науку «просто» как социальный институт в ряду других институтов, организованных по тому же принципу.

Из них к науке «по способу действия» ближе всего политика и бизнес: там также важна конкуренция идей, важны соответствие «хорошей идеи» реальному положению дел, «цена» каждой идеи и плана действия. Наконец, в политике и бизнесе, как и в науке, иерархическая организация сообщества возникает и дифференцируется «сама собой», в ходе конкуренции и отбора идей субъектов рынка либо участников политической борьбы, а не задана некой «табелью о рангах» извне. Но это уже другая история (см. http://wolf-kitses.livejournal.com/17925.html).

Источники

Гороховская Е.А., 1998. Становление классической этологии: историко-логический анализ. Автореф. и рукопись дисс. канд. биол. наук. М. 198 с.

Грэхем Л., 1991. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М.: Политиздат. 480 с.

Лоренц К., 1998. Оборотная сторона зеркала. Серия «Библиотека этической мысли». 488 с.

Любищев А.А., 2000. Наука и религия. СПб.: Алетейя. 358 с.

Тутубалин В.Н., Барабашева Ю.М., Григорян А.А., Девяткова Г.Н., Угер Е.Г., 1999. Математическое моделирование в экологии. Историко-методологический анализ. М.: Языки русской культуры. 208 с.

методология, понимание, этология, мысли, психология

Previous post Next post
Up