О свободном и несвободном обществе: критерий Дьюи
в тему осознанного принятия нацизма «опорой общества», средним классом.
«Многие западные магнаты и менеджеры, особенно в США, до сих пор опасаются коммунизма, хотя не могут отрицать «одомашнивание» СССР. Не случайно США хорошо различают агрессивные, авторитарные тенденции главного противника СССР, в то время как те же собственные тенденции едва попадают в их поле зрения.
Образ коммунизма, нарисованный консервативными футурологами, может быть каким угодно односторонним, но в нём просматриваются некоторые черты, поясняющие такую альтернативу, как победное шествие коммунизма по миру, возможное в случае тесной консолидации советского блока, возвращения Китая в фарватер СССР, возрождения революционного натиска и идеологии классовой исключительности при значительно возросшей готовности коммунистического лагеря к риску.
При этом они не упоминают обратную сторону медали - возможность победного шествия фашизма в случае тесного блока западных держав, возвращения Франции, Канады и т.д. в американский фарватер, возрождения империалистического натиска и идеологии расовой исключительности вместе с возросшей готовностью к риску среди милитаристов».
Это из книги футуролога Оссипа Флехтхейма «Футурология: борьба за будущее» (Ossip K. Fleсhtheim. Futurologie: Der Kampf um die Zukunft. Kőln, 1970).
СССР проиграл, и реализуется вторая возможность - возрождение империалистического натиска и идеологии расовой исключительности. Тем более что последняя - не изобретение нацистов, расизм господствующих наций и классов рождается конкурентным механизмом также естественно, как национализм угнетённых и проигравших.
Ещё в догитлеровский период, между «весной народов» 1848 г. и Первой Мировой буржуазная среда культивировала всё то, что составляет расизм - идеи превосходства одних групп над другими (богатых классов над бедными, цивилизованных наций над «цветными»), детерминации человеческих качеств «кровью», «расой» и другой биологией. Затем они следовали порождённым идеям, пуская кровь другим и друг другу.
Из Манифеста 93-ёх, опубликованного в германских газетах в октябре 1914 года: «Неправда, что наш способ ведения войны противоречит международному праву. В нём нет никакой излишней жестокости. И это в то время, когда на востоке кровь женщин и детей, вырезанных русскими ордами, обильно орошает землю, а на западе тела наших воинов рвут пули дум-дум. Как могут называть себя защитниками европейской цивилизации люди, которые заключили союз с русскими и сербами и опозорили себя перед глазами всего мира, натравливая монголов и негров на белую расу? Неправда, что борьба против нашего так называемого милитаризма не есть борьба против нашей культуры, как лицемерно утверждают наши враги. Без немецкого милитаризма немецкая культура была бы уже давно стёрта с лица земли. Он был порождён ею, чтобы встать на её защиту в стране, в течение столетий разоряемой грабительскими нашествиями, как никакая другая. Немецкое воинство и немецкий народ суть одно. Сознание этого сплотило сегодня братскими чувствами 70 миллионов немцев без различия образования, положения и политических взглядов».
Среди подписавшихся - Макс Планк, Вильгельм Рентген и Ульрих фон Виламовиц-Меллендорф.
Аргументация, выделенная болдом, для буржуа и буржуазной интеллигенции норма, политкорректность это завуалировала, смягчила, но не изменила суть. Единственной идеологией, оппонирующей этой норме, в том обществе был коммунизм, очень редко - некий недифференцированный гуманизм и левые взгляды. Под манифестом протеста против «письма 93-х» и пропагандируемого им одичания, написанным врачом Г.Ф.Николаи (учеником И.П.Павлова), осмелились подписаться лишь двое - Альберт Эйнштейн и астронома Вильгельм Фёрстер. За распространение манифеста Николаи был посажен в крепость Грауденц, где написал «Биологию войны. Мысли естествоведа» - одну из лучших антимилитаристских книг, показывающих бесчеловечность и вредность войн вообще и империалистических войн типа ПМВ в особенности.
Но как узнать эмпирически, есть свобода в обществе или нет? Хороший критерий предложил великий философ, основатель прагматизма Джон Дьюи:
«Даже работая вместе для достижения общей цели, люди вовсе не обязательно составляют социальную группу. Детали машины тоже работают согласованно, ради общего результата, они ведь не образуют общества. Вот если бы они осознавали общую цель и были настолько заинтересованы в ней, что согласовывали бы с этой целью свои конкретные действия, тогда - да, они образовали бы общество. Но для этого надо общаться [курсив мой - В.К.]. Каждый должен знать, чем занимаются другие, и иметь возможность постоянно держать их в курсе своих намерений и достижений. Консенсус [относительно общей цели - В.К.] невозможен без общения.
Таким образом, мы вынуждены признать, что даже внутри самых социализированных групп существует множество отношений, которые на деле не являются социальными. Большое число человеческих взаимоотношений в любой социальной группе всё ещё находится на машиноподобном уровне. Нередко одни люди используют других для достижения своих целей, не обращая никакого внимания на их эмоциональные или интеллектуальные установки и не спрашивая их согласия, а интересуясь только результатом. Так ведут себя люди, обладающие превосходством в физической силе, социальном положении, ловкости, технических или финансовых возможностях. И пока отношения между учителем и учеником, нанимателем и работником, начальником и подчинённым остаются на этом уровне, все они не образуют подлинно социальную группу, даже если работают вместе. Приказы и их исполнение влияют, конечно, на то, как протекает деятельность, и каковы её результаты, но сами по себе не обеспечивают совместности целей, не создают общности интересов» (Д.Дьюи. Педагогика и культура. М.: 2000: 10-11).
То есть мера свободы = насколько распространена коммуникация на равных по сравнению с машинообразным подчинением слабого сильному, младшего - старшему в разных сферах общественной жизни. Забавно, что Дьюи это написал аж в 1916 году. Сто лет спустя удельный вес «машиноподобных» взаимоотношений между людьми только увеличился. Правда, в современном обществе «машиноподны» в основном не вертикальные связи, как в примерах Дьюи (начальник-подчинённый, учитель-ученик, лектор-студент), а связи «боковые» - между атомизированными индивидами в «обществе индивидов» - покупателями в супермаркете, жильцами в подъезде, студентами на курсе, сотрудниками на кафедре или в офисе. То «гражданское общество», которое должно структурироваться сетью горизонтальных связей, всё больше превращается вышеописанными процессами в машины, реагирующие чисто статистически - машину потребления в экономической жизни и машину для голосования в жизни политической (лототрон).
Тот есть если между людьми, различающимися по служебному или общественному положению, преобладают такие взаимоотношения, общество свободное, если такие - то рабское, при всех возможных переходных градациях. Важной задачей конкретной социологии является всё это исследовать, как А.В.Коротаев и Д.А.Халтурина исследовали восприятие счастья в бедных и богатых странах. Правда, увы, во всех такого рода работах счастье путают с удовлетворённостью (или ещё грубее - с отсутствием стресса и приходом удачи, что в наш стрессированный век можно понять), как ум - с ловкостью.
Поэтому гражданское общество, каким его мыслили отцы-основатели, (особенно включая младогегельянцев и Маркса) в современном мире гораздо менее достижимый идеал, чем коммунизм - в советском обществе 1970 года.
via wsf1917, с изменениями