Исход современной философии - философия.ру - библиотека философии и религии filosofia.ru
http://filosofia.ru/76504/
Статьи
Другие статьиИсход современной философии
= = = Часть вторая
К началу XXI века логика столкнулась с тем обстоятельством, что возникновение все новых и новых систем неклассической логики (сколько логик - столько способов мышления) привело к ситуации, когда на повестку дня встал вопрос: что же представляет собой сама логика как наука. Системы неклассической логики становятся все труднее для понимания и применения. Приходится постоянно модифицировать методы их построения и исследования, прибегая ко все более обобщенным конструкциям для того, чтобы найти и выделить хоть что-то общее, что есть у всех логических систем. Вместо металогики появляются описательные и классифицирующие такие дисциплины, как «философская логика», «абстрактная алгебраическая логика» или «универсальная логика». Но это не логические системы, а своеобразный "зоопарк" неклассических логик. Идеи логического монизма называют уже поиском «утраченного рая». Сами логики оправдываются, утверждая, что логика слагается из множества частных систем, ни одна из которых не может претендовать на выявление всех логических характеристик мышления в целом. Но откуда такая тяга к монизму? Кто осознанно, а кто интуитивно-бессознательно понимает, что если нет общего в логике, то нет и мышления. Без монизма множество логик разрывают мышление на части. Каждая логика по сути есть схема, несмотря на ее логическую форму, и реализуется она в автоматизме. А схема эта при всей ее автономности рассчитана в конечном итоге на анализ эмпирической реальности (хоть и опосредованно), иначе она и не была бы для этого полезна. Интуитивное происхождение самой неклассической логики обязано опыту и накопленным знаниям о нем. И никакая дедукция не может превратить индуктивные посылки в нечто противоположное эмпиризму.
Сегодня развитие неклассической логики представляет собой только чисто теоретический интерес, даже к попыткам вновь начать эксперимент с классической логики. Сами логики отлично понимают, что основой реальных рассуждений является классическая логика. Недаром авторы неклассических систем в действительности не рассуждают в соответствии с построенными ими же исчислениями и семантиками. Поборники неклассической логики отстаивают свою правоту, опираясь на всем знакомую классику, т.е. используют в качестве метатеории обоснования именно традиционную логику.
И, тем не менее, математическая логика в ХХ веке немало способствовала бурному развитию информационных технологий, компьютеризации, построению искусственного интеллекта, кибернетики, вычислительной техники, электротехники и т.п., она стала неотъемлемой частью многих прикладных наук.Тут нельзя забывать, что неклассическая логика есть своего рода зеркало эмпиризма и его пороков, но чем более техногенный объект отражается в этой логике, тем более он предсказуем (описание своего же творения), тем меньше возникает этих самых пороков. Математика может в прикладных науках систематизировать эмпирический материал (что не так уж мало), быть удобным инструментом решения технических задач. Неклассическая логика вносит ясность в развитие технических наук, но что касается наук о природе, то она все чаще уводит их в область бессмысленных фантазий. Так, физика в космологии (квантовая механика, теория относительности и т.п.), получила «помощь» от неклассической логики, но примененная на фоне своего крайнего несовершенства и проблематичности последняя привела не к упорядочиванию, систематизации материала, созданию какого-то общего представления, а к полнейшей фантасмагории, о которой наиболее прозорливые философы заявляют уже напрямую [4; 5]. Антирелятивистская литература по физике влючает сегодня большое количество статей, монографий и даже международные конференции. И это не столько методология, это эмпирическая критика пробивает себе дорогу, несмотря на засилье релятивистов с их логикой в научных академических кругах физиков.
Классический эмпиризм оставался таковым только в силу тех иллюзий, которые его тешили, но никакая объективная реальность не могла быть раскрыта его методами и никакую объективную истину он не мог подтвердить. Но едва эмпиризм переориентировался на ценностные установки и полезность как попал в объятья иррационализма. Вслед за Ницше прагматисты подтвердили факт, что для того, чтобы успешно действовать вовсе не обязательно обладать истинным знанием. Чтобы преуспеть, надо не столько знать, сколько уметь (to know - to know how), обладать верой, уверенной практикой. Практика, как и в марксистской философии, оказалась «критерием истины». Здраво рассуждая, можно сказать, что истинное знание - это великая сила, но доказать это, находясь на позициях эмпиризма, невозможно.
Опыт, эмпирия - самая необходимая вещь. Этим мы живем и сами составляем часть этого. Но уже Платон понял, что опыт не имеет дела с объективной реальностью и всякая эмпирическая онтология обречена на провал, все попытки строить какой-либо новый эмпиризм бесперспективны. Платон предложил взамен диалектический субстанциализм, однако даже в гегелевском изложении это учение не лишено недостатков. В то же время, если объединить все наиболее значимые достижения диалектического субстанциализма в истории философии - противоречия практически исчезают [24]. - это и диалектика, и материализм, и антиэмпиризм (отрицание философии опыта). Учение о сверхчувственной материи ждет своих энтузиастов. Альтернативой этому является иррационализм и мистицизм, т.е. тот же эмпиризм, но завуалированный полной алогичностью в объяснении опыта.
Иррационализм. Принято считать, что современная неклассическая философия довольно популярна в среде философов и околофилософской публики. Тем не менее не одно поколение философов являлось свидетелем сокрушающей критики ее оснований и метода, но в то же время она не только продолжает существовать, но и прогрессивно увеличивает число своих сторонников. И при всем этом популярность ее в науке только миф. В современной академической философии неклассическая методология (ее исследования и анализ) действительно потеснили классику, однако метод классического эмпиризма остался преобладающим в естественнонаучных исследованиях и общественных науках, где и к иррационализму, и к постмодернистским новациям относятся достаточно прохладно. Поэтому в целом массив публикаций, опирающихся на классику, на порядок больше исследований по неклассической философии. Но давайте попробуем разобраться, что обусловливает ее «блеск и нищету».
Непонятая в своих априорных построениях, философия духа упала обратно в объятия опыта [10. С. 378 - 379] и ныне все системы иррационализма представляют собой различные формы эмпиризма. Иррационализм является неотъемлемой частью неотомизма, прагматизма, персонализма, экзистенциализма, философской антропологии и даже феноменологии с ее интуитивизмом (близкой связью со взглядами Дильтея и Бергсона). Его элементы можно найти в позитивизме, неопозитивизме и у массы исследователей не присоединившихся к конкретным направлениям. Поэтому нередко и слышны заявления, что современная философия во многом обязана иррационализму. В целом это не случайно. Наиболее часто подъем иррационалистических настроений возникает в те периоды, когда общество переживает социальный, политический или духовный кризис. В такой ситуации оказалось человечество в ХХ - XXI веке, когда один на другой наслоились несколько кризисов: социально-политический (кризис государственных институтов буржуазно-либеральной демократии, провоцирующий революции), демографический (следствие его мировые войны), экологический, циклы экономиических и финансовых кризисов и др. Все это (хоть и по-разному) влияет на менталитет людей, сдвигает его в сторону либо депрессивности, либо растерянности и внушаемости. Иногда даже кажется, что сложившиеся ныне стереотипы мышления настолько сильны, что никакие разумные доводы их не поколеблют. Но это только кажется - все, что не имеет под собой серьезных методологических оснований, рано или поздно рухнет, и скорее всего будет разрушено изнутри логическими доводами своих же коллег и последователей, как это нередко и случалось.
Неклассический эмпиризм, или антисубстанциализм, уже подвергался критике за крайний субъективизм и уход в иррационально-мистическую сферу (гипотетическое «сверхприродное»). Однако критика осуществлялась с эмпирических же позиций, поэтому не была достаточно эффективной. Диалектический материализм, несмотря на свою явную эмпирическую ориентацию, немало сделал в деле критики иррационализма. И хотя в этом деле методологической основой его подхода был здравый смысл, осиновый кол в методологическое тело иррационально-мистической философии все же был вбит. Современная реанимация этой проблематики обязана социальному заказу, рассчитанному на массовую культуру и не более того. В то же время в процессе критики недостаточно сделан был акцент на том обстоятельстве, что сам иррационализм есть следствие и порождение эмпиризма и его методологии, что сам он и есть эмпиризм только с довольно фантастической и даже мистической трактовкой банальных эмпирических фактов. Э.В. Ильенков не случайно подчеркивал, что субъективность восприятия в эмпиризме в конце концов неизбежно приводит «к отождествлению конкретного с индивидуальным "переживанием"...» [13. С. 219]. У эмпиризма нет критерия истины, а практика - критерий полезности - подтверждает свою эффективность (которую бывает еще и трудно оценить) далеко не сразу и это позволяет реализоваться довольно сомнительным концепциям, особенно в том случае, если имеется поддержка какого-то сообщества, а тем более заинтересованность именно в таком объяснении.
Отдаленными предшественниками современного иррационализма считают теолога Ф.Г. Якоби и диалектика Г.В.И. Шеллинга, который, кстати сказать, в своей «Философии откровения» выступал против «гностических фантазий и чувственной мистики». Как на основоположников иррационализма указывают на С. Кьеркегора, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше, у которых совсем не по случайному совпадению были проблемы с психикой. Именно с них начинается огульное отрицание интеллектуальной философской традиции и резкий поворот в сторону примитивных форм эмпиризма вплоть до мистических, в которых опыт предстает уже в крайне субъективном, фантастическом виде. Сколько бы иррационализм ни настаивал на том, что нашел третий путь в философии, отличный от материализма (эмпиризма) и идеализма, он является эклектикой. Иррационализм утверждает крайнюю ограниченность возможностей человеческого разума в постижении мира, который, согласно его постулатам, может быть познан только через посредство таких качеств, как интуиция (естественно, не интеллектуальная платоновская, а переживающая, чувственная, опирающаяся на банальную интроспекцию), чувство, инстинкт, откровение, вера и т.п. Ввиду того, что иррационализм не может заявить о себе иначе как через рациональное доказательство (логические доводы), он вынужден был выдвинуть широко ныне принятый в философии тезис об отношении дополнительности между иррационализмом и рационализмом (по аналогии с предположениями, заимствованными из квантовой физики). Иррациональное переживание вскрывает сущность («эйдетика») явления, а рационализм обеспечивает внешнее описание. Высшая способность человека (разум) объявляется придатком эволюционно низших образований, т.е. чувств, инстинктов и т.п. Однако уже в этом заключено кричащее противоречие: если разум не способен понять и описать суть (законы) иррационального, то он и не способен объяснить «правоту» или «истину» его. Но все иррационалисты доказывают эту правоту, опираясь на разум и опровергая тем самым свои же аргументы. Практика же показывает, то, что не поддается рациональному постижению сегодня, может поддаться уже завтра.
Чувственное познание иррационально уже по определению, но это вовсе не означает того, что эмоциональная сфера не подчиняется таким же строгим законам, как и интеллектуальная [24. С. 143 - 149]. Уже в античности возникло представление о двух и даже трех душах у человека [24. С. 34 - 43] (Платон и аристотелики говорили о трех способностях единой души, а Аристотель и средневековые платоники - о трех различных душах). Самая высшая душа - интеллектуальная, а низшая, животная - эмоциональная и обе субстанциальны. Заметим, что и современными исследованиями такое деление подтверждается [24. С. 140 -154]. Рациональное присуще мозгу как имманентное, но описывает законы, наличествующие другим областям реальности: популяционные, экологические, планетарные и т.д. и т.п. И почему именно чувственная, эмоциональная сфера человека непременно должна выпасть из этого общего «онтологического каркаса»? Объективно есть закон и закон - это естественное и нет беззакония как сверхестественного и не потому, что так устроена традиционная логика нашего мышления, а потому что она так устроена по объективно существующему закону. Если иррациональное не имеет своих законов, то оно непредсказуемо и опасно, но психика человека не такова по своему устройству.
Так как иррационализм в той или иной степени присущ многим современным философским концепциям, проанализировать которые в небольшой работе не представляется возможным, то мы остановимся на характеристике некоторых наиболее важных понятий для этого направления мысли.
1. Понятие «смысл». Смысл - это суть, главное в явлении или сообщении, значение в логике или значимость в отношении интересов, потребностей, конечная цель, ценность чего-либо (смысл жизни, смысл истории) и т.д. В обыденной практике и эмпиризме понятие было полисемантическим и без строго регламентированного употребления оказывалось неопределенным. Это последнее обстоятельство стало привлекательным для многих иррационалистических концепций. Широко пользуются этим понятием в феноменологии, экзистенциализме, постмодернизме, философии жизни и др. В них оно используется без строгой концептуализации и связывается с переживанием, переживающий смысл.
Так, Гуссерль понимает сознание как процесс смыслообразования и конституирования переживаний (смыслоутверждающей активности). Первичные восприятия у него очищаются от всего внешнего, а предметами он пытается сделать сами акты этой очистки. Действительный смысл переживания самого по себе (а он все-таки имеется [24. С. 143 - 149]), как сущности переживающей души, на самом деле остается в стороне. В стороне остается и исследование той реальности, которая воздействует на органы чувств. Экзистенциально-феноменологические смыслы «очищены» от содержания понятий, представлений, образов эмпирической психологии. Такой смысл, можно только переживать, или рационально указать на него. Смысл оказывается без смысла, «голый» смысл, проявляющий себя как индивидуальное переживание по поводу чего-либо, но лишенный этого чего-либо. Но эмоции только наполняют смысл переживаемым содержанием, а без них смысл - ничто! Очевидно, что Гуссерль и другие иррационалисты совершенно неправомерно переносят логическую категорию «смысл» в сферу переживаний, не наделенную логическими свойствами. Интеллектуальное есть понимание, или осмысление (смысл), а эмоциональное - переживание. Переживающая душа живет переживаниями, а смысл для нее равнозначен бессмыслице. Смысл возникает в интеллектуальной душе, где он может возникнуть и по поводу конкретной эмоции, но все равно это смысл-для-себя (для интеллекта), смысл эмпирический и опосредованный. Но выводы из этого жизненного опыта иррационализм делает довольно однобокие - искажает, как в феноменологии, или мистифицирует, как в экзистенциализме.
У известных субстанциалистов Платона, Аристотеля, Гегеля и др. подчеркивалась объективность смысла, он отражал сверхчувственную субстанциальную идею. Разум, наполненный смыслом, и эмоциональная душа, наполненная переживаниями - это качества разных субстанций, разных душ, что отмечали еще Платон и Аристотель. В опыте они влияют друг на друга: разум, осмысливая что-то, пробуждает к жизни некоторые переживания, а переживания наводят на некоторые размышления, но это влияние слишком далеко от объединения, а тем более от отождествления.
2. Интуиция - на этом понятии в иррационализме делается большой акцент. Однако нужно четко уяснить, что от разных видов интуиции выводятся такие несопоставимые производные как, например, диалектический интуиционизм и эмпирический интуитивизм. Вся современная иррационалистическая традиция опирается на чувственную интуицию и интуитивизм. Отрицание при этом иррациональности, например у Гуссерля, чисто декларативно. Он утверждает, что его феноменологически-интуитивное созерцание сущности не имеет ничего общего с иррациональной, мистической интуицией, но их основание - недискурсируемая суть переживания - мало чем отличается. Тут необходимо уточнение: сама по себе чувственная интуиция не имеет к интуитивизму никакого отношения. Ее законы (а они могут быть и эмпирическими, и диалектическими [24. С. 143 - 149]) при определенных условиях дискурсируются, описываются вербально. Любая интуиция, как бессознательное, не соответствует вербальному как особое качество, однако в принцине мы можем получить представление о ее законах, опираясь на логику, например такую, которую мы называем тождеством противоположностей. В иррационализме же чувственная интуиция трактуется как нечто рационально непознаваемое, а отсюда и мистическое.
Еще одно очень важное уточнение: иррационализм обозначил словом «интуиция» самую банальную эмпирическую чувственную интроспекцию. Так, например в той же «Феноменологии» Э. Гуссерля, речь идет об «усмотрении сущности», но приводятся все атрибуты интроспективного познания. «Усмотрение» - это же образное сравнение, метафора. Платон, например, объяснял (как впоследствии не совсем последовательно объяснял и неоплатоник Плотин [26. С. 52]), что после длительного изучения фактов интуиция возникает внезапно, как понимание того, что в действительности скрывается за эмпирическими фактами, после чего сами эти факты отбрасываются (см. его поиск сверхчувственной красоты, мужества как такового, и т.п.). В классическом эмпиризме факты не отбрасываются, но понимание, «озарение» возникает так же. И в принципе неважно факт это переживания или интеллектуальной догадки, «озарения». В отличие от интроспекции процесс подготовки может быть и неопределенно долгим, а само «озарение» вообще не занимать времени. Интроспекция же реализуется в рефлексии и в отличие от интуиции это опыт самонаблюдения, именно опыт, хотя и внутренний. К ее недостаткам относят необъективность и субъективизм. Преодолели этот недостаток в иррационализме «гениально» просто - фактически перестали обозначать интроспекцию эмоций понятием «интроспекция», и стали называть ее интуицией. Но интуиция со времен Платона противопоставлялась интроспекции, которая тесно связана с рефлексией. Интуиция не являлась отрефлектированной, узревание эйдосов в актах сущностной интуиции у Платона было вне рефлективных рамок. Рефлексия довольно субъективный феномен, а потому поиск через ее посредство интуитивной истины просто не может реализоваться [11. С. 43]. Плотин в «Эннеидах» отмечал, что когда душа познает что-либо, то разум души в этот момент не имеет возможности отразить свою диалектику: «... разум мыслит тогда без представления о себе самом, когда душа познает что-либо», тогда «среди представлений в области разумного отсутствует представление о сущности разума» [Enn. I 4,10].
Интуитивизм, современных иррациональных концепций так же как и средневековой интуитивизм на проверку оказывается банальной интроспекцией, сосредоточенной на переживании какого-либо факта или, как у Гуссерля, переживании факта переживания. Как подчеркивает Л.И. Анцыферова, в основе работ Декарта, Канта, всей «гуссерлианы», экзистенциалиста Сартра и др. лежит именно интроспективный эксперимент [2].
3. Экзистенция - (существование, лат. exsistentia, от глагола ex-sisto, ex-sistere - выступать, выходить, обнаруживать себя, существовать, возникать, показываться, становиться, делаться) - философская категория, используемая для характеристики эмпирического бытия человека. Ее содержание и способ употребления претерпели радикальные трансформации в истории философии. В средние века категорией "экзистенция" обозначали способ бытия вещи как сотворенного, производного, в конечном счете, от божественного бытия, как существования несамодостаточного, незавершенного, не совпадающего со своей сущностью, короче - как бытия эмпирического в противоположность бытию абсолюта. Но современному эмпиризму требуется нечто новое - вот он и «вывертывает наизнанку» старые представления, делая из несущественного, т.е. существования, своеобразную «эмпирическую субстанцию», сущность.
Начавшись как иррациональное истолкование переживаний, экзистенциализм двигался к онтологии эмпиризма. Он стремился преодолеть психологизм и найти ядро непосредственного переживания, которое может быть названо просто переживанием, т.е. чем-то субъективным. Таким ядром было названо переживание субъектом своего «бытия-в-мире». Если следовать логике эмоционального сознания, то способом такого переживания является интроспекция эмоций, или переживание переживаний, когда эмоциональное сознание или эмоциональная душа воспринимает во взаимной рефлексии какое-то отдельное переживание. Ближе всего к этому подошел Э. Гуссерль, но у него этот момент (взаимная рефлексия самих эмоций) был разорван трансцендентальным переходом от дорефлексивного сознания к рефлексивному - «чистому» сознанию.
Экзистенциальная философия смерти и абстрактной свободы, смысла жизни, судьбы в мире и т.п. рассматривает самые обыденные вещи, но под определенным углом зрения, и использует все возможные для эмпиризма средства, чтобы представить это как нечто принципиально новое, глубокомысленное, философское. Такой подход настолько близок и понятен далекому от философии обывателю, что довольно быстро корнями своими пророс в массовую культуру.
4. Феномен - это понятие обозначает не вещь, не образ, а «ясное неискаженное переживание вещи», это вещь «первозданная», она полагает себя «целиком как таковая» в модальности самоочевидности и дана в «смысловом единстве ее переживания», через «познание самого себя». Короче, похоже на то же, что у Платона или Гегеля, но не интуитивное (не в диалектической интуиции), а интроспективное (хоть и называемое тоже интуитивным), не сверхчувственное, а чувственное (т.е. эмпирическое) и не интеллектуальное, а переживаемое (но и у субстанциалистов, как мы выяснили, душа была не только интеллектуальная, но и переживаемая [24. С. 34 - 43]). Есть и принципиальное отличие - субстанциалисты описывают познанное через посредство особого категориального аппарата, называемого диалектической логикой, а иррационализм использует обыденную речь, обильно сдобряя ее синонимами, омонимами, неологизмами, метафорами (и даже мифами) и т.п., надеясь за всем этим усмотреть (вернее, прочувствовать) некую глубину, недоступную для более «бедного» выражения чувств. И называют это трансцендентальной логикой [31], в которой, тем не менее имеется подобие логики субстанциальной: феномены - это особый уровень бытия (бытийная сфера, по Хайдеггеру [30. С. 104]), своего рода абсолют (монада, аналог «эйдоса» в платоновском смысле) сам на себя замкнутый и самодостаточный; «прослеживая поток явлений в имманентном созерцании, мы переходим от феномена к феномену... и никогда не приходим ни к чему, кроме феноменов». Но по отношению к внешнему да и внутреннему опыту эмпиризма действительно трансцендентальной логикой является диалектическая логика субстанциализма. Онтология же эмпиризма, чтобы отличаться от субстанциализма, изменяет смысл его понятий и если субстанция считалась трансцендентальной по отношению к эмпирическому миру, то в иррационализме его мир становится трансцендентальным по отношению к миру классического эмпиризма.
В «Бытии и времени» феномен нетрадиционным образом противопоставляется явлению - феномен есть то, что кажет себя как себя, а явление как проявление «чего-то» означает соответственно не показывание самого себя [29. С. 29]. Феномен поэтому никогда не явление, но конечно никакому явлению не обойтись без феноменов [29. С. 29-30]. Тут фактически описаны классические отношения сущности и явления, которые просто «вывернуты наизнанку», поменяны местами. Сущность (эйдос) у Хайдеггера появляется не сразу - сущности предшествует существование (Dasein), но это неверно понятый Гегель в «Феноменологии духа» [24. С. 64 - 71]. И вот от этой эмпирической (ибо в диалектике иные законы) схемы зависит существование экзистенциализма как особой формы эмпиризма. Правда оно зависит еще и от неклассического переистолкования смысла таких классических категорий как сущее, бытие и т.п., но тут следует подчеркнуть, что это та классика и неклассика, которая существует в рамках традиций самого эмпиризма. Понятие «феномен» остается неопределенным. Определенно можно сказать лишь одно: под феноменом понимаются так называемые «феномены сознания». Но с чего вдруг только сознания? Чем другие феномены провинились перед феноменологией, что им не позволено стать ее предметом? - задаются вопросом оппоненты [27].
5. Понятие «ничто». Обыденный эмпирический смысл этого понятия не представляет собой никакой проблемы. Если нет ничего, то нет ни объекта, ни проблемы обсуждения. Но в диалектической логике небытие или ничто наполняется тем содержанием (смыслом), что под ним рассматривается либо наиболее абстрактное определение субстанции (только предполагающее все ее богатство в снятом виде), либо как любое иное определение, противостоящее бытию. Естественно, что в эмпирии и диалектике это (как и все остальные их понятия) омонимы, но это нужно еще и понять, ибо третьего не дано. В неклассической философии все же «изобрели» третье. Ничто, или небытие, наполнилось новым смыслом, содержанием - мифологизированной диалектикообразностью отрицательных интенций, сил. В итоге, это понятие с одной стороны стало эмпирическим, а с другой - в еще одним омонимом по отношению к первоначальному классическому эмпирическому его значению, понятию. Но какой смысл в продуцировании новых омонимов, если можно придумать другой термин? Причина проста - хочется симметрично субстанциализму создать его эмпирически-мистическое подобие, эквивалент, т.е. схему онтологии эмпиризма, да и просто запутать обывателя, изобразив видимость глубокомыслия.
Постмодернизм. Это не философия, понимаемая как концепция, а своеобразная совокупность множества современных философствующих направлений, объединенных идеей создания некой новой концепции, противостоящей как классической, так и неклассической традиции. Насколько удается такая идея можно судить по оценке М.А. Можейко в статье «Постмодернизм» в «Энциклопедии постмодернизма». «Несмотря на программное дистанцирование постмодернизма от презумпций классической и неклассической философских традиций, тем не менее, постмодернистская программа современной философии генетически во многом восходит к неклассическому типу философствования (начиная с Ницше) и в частности - к постструктурализму, структурному психоанализу, неомарксизму, феноменологии, философии Хайдеггера, традициям «постнаучного мышления» и «поэтического мышления», а также к традициям семиотики и структурной лингвистики и, в поздних своих версиях - к философии диалога, теории языковых игр». Далеко не безразличен постмодернизм и к классической традиции, для которой он задает новую интерпретацию идей и текстов и «в этом отношении постмодернизм есть, собственно, способ бытия классики в современную эпоху». Представляется, что постнеклассическая направленность постмодернизма декларативна и эфемерна и отличается от классики и неклассики только по форме. Она являет собой прежний классический и неклассический эмпиризм (антисубстанциализм) в довольно напряженных попытках по-новому подойти к решению старых проблем, но не к методу.
Проблематика постмодернизма весьма широка и породил эту широту эмпирический менталитет эпохи ХХ века. Именно поэтому она охватывает обширный спектр направлений исследования в таких областях, как философия, культурология, социология, политика, история, психология, литературно-архитектурно-художественные исследования, лингвистика, естественные науки (использующие учение об открытых динамических системах И. Пригожина и И. Стенгерс) и др. В каждой области находятся свои энтузиасты постмодернизма. Отсюда и состояние «радикальной плюральности», широта мнений, разнообразие тем. Но плюральность, в свою очередь, предполагает толерантность, т.е. «принципиальное признание правомерности позиции Другого» [25], а такое признание уже ведет к алогичности, или попросту к абсурду. Множество истин это фактически по-иному сформулированный парадокс лжеца, говорящего правду (парадокс мегарца Евбулида). Ведь если истин множество, то утверждение о том, что истина может быть только одна-единственная, не допускающая множества, должно быть верным. Утверждение плюрализма есть отрицание плюрализма. И это настолько же верно, как и то, что древние греки были не глупее нас. Но плюрализм имеет известный положительный смысл, так как любой человек не свободен от обыденного рассудка и ошибочного мнения. Но этим положительный смысл и исчерпывается, ибо переходит в свою противоположность при абсолютизации такой установки.
Постмодернизм постоянно говорит о своей новации - пересмотре ценностных ориентиров культуры. Но что значит для методологии (а, соответственно, и философии) эмпиризма утрата ценностных ориентиров? Это лишь смена задачи, частная задача для его метода. «Смерть субъекта» или «Воскрешение субъекта» - эмпирические проблемы ничего необычного для эмпирического метода не несущиее. Для философского метода эмпиризма это не принципиально. Эмпиризм имеет право менять свои точки зрения, в нем нет критериев объективности, он по природе своей субъективен. Он ориентирован на практическую ценность, а не на истину, а ценность установки или теории далеко не сразу бывает очевидна. Буря в стакане воды, наделавшая много шума из ничего - вот что такое с философской точки зрения постмодернизм. Неклассическая философия крайне поверхностно касается критики диалектики, а ее отношение к классике - это отношение неклассического эмпиризма-антисубстанциализма к классическому, борьба эмпиристов фактически за различное понимание ценности, полезности, рациональности и т.п. Борьба бесконечная и бесперспективная. На первое место ставится задача, которую пытаются решить, а в тени остаются проблемы метода. Отсутствует объективная критика того, что отрицается, как отсутствует объективное обоснование того, что принимается. Одним словом - субъективизм.
Таким образом, приходим к общему выводу: итоги победы эмпиризма оказались весьма плачевными для развития философии. Видимо стоит задуматься над тем, что Платон в попытке обобщить историю философии не искал в своих выводах новой формы эмпиризма (и дальнейшая история показала, что он был прав), а предложил диалектический априоризм. Этот подход, далеко не полностью еще развитый его последователями, имеет одно крайне важное преимущество: он объясняет, какие естественные законы должны лежать в основе мира, чтобы реализовалась его целостность, без которой невозможно познание. Все, что предлагал до сих пор эмпиризм, оказывалось в итоге логически противоречивым, так он и дошел до возведения алогизма в закон. Алогичной всегда была и его критика закона тождества противоположностей, который он, вопреки статусу этого закона, всегда интерпретировал на эмпирическом материале так и не удосужившись вникнуть в смысл платоновско-гегелевского сверхчувственного, априорного и интуитивного [24]. Древние греки говорили о сверхчувственной материи, но эмпиризм всегда пытался доказать, что материя дается только в опыте. К какому абсурду это привело, надеюсь, что мы в этом уже убедились.
Ссылки в оригинале статьи.
Понравилась статья? Запомни её сам и поделись с друзьями!
Поделиться
[Версия статьи для печати]
Автор: Семёнов Владимир Васильевич | Опубликовано: 15.07.2009 | Просмотров всего: 3655
Статьи
Другие статьиИсход современной философии
= = = Часть вторая
К началу XXI века логика столкнулась с тем обстоятельством, что возникновение все новых и новых систем неклассической логики (сколько логик - столько способов мышления) привело к ситуации, когда на повестку дня встал вопрос: что же представляет собой сама логика как наука. Системы неклассической логики становятся все труднее для понимания и применения. Приходится постоянно модифицировать методы их построения и исследования, прибегая ко все более обобщенным конструкциям для того, чтобы найти и выделить хоть что-то общее, что есть у всех логических систем. Вместо металогики появляются описательные и классифицирующие такие дисциплины, как «философская логика», «абстрактная алгебраическая логика» или «универсальная логика». Но это не логические системы, а своеобразный "зоопарк" неклассических логик. Идеи логического монизма называют уже поиском «утраченного рая». Сами логики оправдываются, утверждая, что логика слагается из множества частных систем, ни одна из которых не может претендовать на выявление всех логических характеристик мышления в целом. Но откуда такая тяга к монизму? Кто осознанно, а кто интуитивно-бессознательно понимает, что если нет общего в логике, то нет и мышления. Без монизма множество логик разрывают мышление на части. Каждая логика по сути есть схема, несмотря на ее логическую форму, и реализуется она в автоматизме. А схема эта при всей ее автономности рассчитана в конечном итоге на анализ эмпирической реальности (хоть и опосредованно), иначе она и не была бы для этого полезна. Интуитивное происхождение самой неклассической логики обязано опыту и накопленным знаниям о нем. И никакая дедукция не может превратить индуктивные посылки в нечто противоположное эмпиризму.
Сегодня развитие неклассической логики представляет собой только чисто теоретический интерес, даже к попыткам вновь начать эксперимент с классической логики. Сами логики отлично понимают, что основой реальных рассуждений является классическая логика. Недаром авторы неклассических систем в действительности не рассуждают в соответствии с построенными ими же исчислениями и семантиками. Поборники неклассической логики отстаивают свою правоту, опираясь на всем знакомую классику, т.е. используют в качестве метатеории обоснования именно традиционную логику.
И, тем не менее, математическая логика в ХХ веке немало способствовала бурному развитию информационных технологий, компьютеризации, построению искусственного интеллекта, кибернетики, вычислительной техники, электротехники и т.п., она стала неотъемлемой частью многих прикладных наук.Тут нельзя забывать, что неклассическая логика есть своего рода зеркало эмпиризма и его пороков, но чем более техногенный объект отражается в этой логике, тем более он предсказуем (описание своего же творения), тем меньше возникает этих самых пороков. Математика может в прикладных науках систематизировать эмпирический материал (что не так уж мало), быть удобным инструментом решения технических задач. Неклассическая логика вносит ясность в развитие технических наук, но что касается наук о природе, то она все чаще уводит их в область бессмысленных фантазий. Так, физика в космологии (квантовая механика, теория относительности и т.п.), получила «помощь» от неклассической логики, но примененная на фоне своего крайнего несовершенства и проблематичности последняя привела не к упорядочиванию, систематизации материала, созданию какого-то общего представления, а к полнейшей фантасмагории, о которой наиболее прозорливые философы заявляют уже напрямую [4; 5]. Антирелятивистская литература по физике влючает сегодня большое количество статей, монографий и даже международные конференции. И это не столько методология, это эмпирическая критика пробивает себе дорогу, несмотря на засилье релятивистов с их логикой в научных академических кругах физиков.
Классический эмпиризм оставался таковым только в силу тех иллюзий, которые его тешили, но никакая объективная реальность не могла быть раскрыта его методами и никакую объективную истину он не мог подтвердить. Но едва эмпиризм переориентировался на ценностные установки и полезность как попал в объятья иррационализма. Вслед за Ницше прагматисты подтвердили факт, что для того, чтобы успешно действовать вовсе не обязательно обладать истинным знанием. Чтобы преуспеть, надо не столько знать, сколько уметь (to know - to know how), обладать верой, уверенной практикой. Практика, как и в марксистской философии, оказалась «критерием истины». Здраво рассуждая, можно сказать, что истинное знание - это великая сила, но доказать это, находясь на позициях эмпиризма, невозможно.
Опыт, эмпирия - самая необходимая вещь. Этим мы живем и сами составляем часть этого. Но уже Платон понял, что опыт не имеет дела с объективной реальностью и всякая эмпирическая онтология обречена на провал, все попытки строить какой-либо новый эмпиризм бесперспективны. Платон предложил взамен диалектический субстанциализм, однако даже в гегелевском изложении это учение не лишено недостатков. В то же время, если объединить все наиболее значимые достижения диалектического субстанциализма в истории философии - противоречия практически исчезают [24]. - это и диалектика, и материализм, и антиэмпиризм (отрицание философии опыта). Учение о сверхчувственной материи ждет своих энтузиастов. Альтернативой этому является иррационализм и мистицизм, т.е. тот же эмпиризм, но завуалированный полной алогичностью в объяснении опыта.
Иррационализм. Принято считать, что современная неклассическая философия довольно популярна в среде философов и околофилософской публики. Тем не менее не одно поколение философов являлось свидетелем сокрушающей критики ее оснований и метода, но в то же время она не только продолжает существовать, но и прогрессивно увеличивает число своих сторонников. И при всем этом популярность ее в науке только миф. В современной академической философии неклассическая методология (ее исследования и анализ) действительно потеснили классику, однако метод классического эмпиризма остался преобладающим в естественнонаучных исследованиях и общественных науках, где и к иррационализму, и к постмодернистским новациям относятся достаточно прохладно. Поэтому в целом массив публикаций, опирающихся на классику, на порядок больше исследований по неклассической философии. Но давайте попробуем разобраться, что обусловливает ее «блеск и нищету».
Непонятая в своих априорных построениях, философия духа упала обратно в объятия опыта [10. С. 378 - 379] и ныне все системы иррационализма представляют собой различные формы эмпиризма. Иррационализм является неотъемлемой частью неотомизма, прагматизма, персонализма, экзистенциализма, философской антропологии и даже феноменологии с ее интуитивизмом (близкой связью со взглядами Дильтея и Бергсона). Его элементы можно найти в позитивизме, неопозитивизме и у массы исследователей не присоединившихся к конкретным направлениям. Поэтому нередко и слышны заявления, что современная философия во многом обязана иррационализму. В целом это не случайно. Наиболее часто подъем иррационалистических настроений возникает в те периоды, когда общество переживает социальный, политический или духовный кризис. В такой ситуации оказалось человечество в ХХ - XXI веке, когда один на другой наслоились несколько кризисов: социально-политический (кризис государственных институтов буржуазно-либеральной демократии, провоцирующий революции), демографический (следствие его мировые войны), экологический, циклы экономиических и финансовых кризисов и др. Все это (хоть и по-разному) влияет на менталитет людей, сдвигает его в сторону либо депрессивности, либо растерянности и внушаемости. Иногда даже кажется, что сложившиеся ныне стереотипы мышления настолько сильны, что никакие разумные доводы их не поколеблют. Но это только кажется - все, что не имеет под собой серьезных методологических оснований, рано или поздно рухнет, и скорее всего будет разрушено изнутри логическими доводами своих же коллег и последователей, как это нередко и случалось.
Неклассический эмпиризм, или антисубстанциализм, уже подвергался критике за крайний субъективизм и уход в иррационально-мистическую сферу (гипотетическое «сверхприродное»). Однако критика осуществлялась с эмпирических же позиций, поэтому не была достаточно эффективной. Диалектический материализм, несмотря на свою явную эмпирическую ориентацию, немало сделал в деле критики иррационализма. И хотя в этом деле методологической основой его подхода был здравый смысл, осиновый кол в методологическое тело иррационально-мистической философии все же был вбит. Современная реанимация этой проблематики обязана социальному заказу, рассчитанному на массовую культуру и не более того. В то же время в процессе критики недостаточно сделан был акцент на том обстоятельстве, что сам иррационализм есть следствие и порождение эмпиризма и его методологии, что сам он и есть эмпиризм только с довольно фантастической и даже мистической трактовкой банальных эмпирических фактов. Э.В. Ильенков не случайно подчеркивал, что субъективность восприятия в эмпиризме в конце концов неизбежно приводит «к отождествлению конкретного с индивидуальным "переживанием"...» [13. С. 219]. У эмпиризма нет критерия истины, а практика - критерий полезности - подтверждает свою эффективность (которую бывает еще и трудно оценить) далеко не сразу и это позволяет реализоваться довольно сомнительным концепциям, особенно в том случае, если имеется поддержка какого-то сообщества, а тем более заинтересованность именно в таком объяснении.
Отдаленными предшественниками современного иррационализма считают теолога Ф.Г. Якоби и диалектика Г.В.И. Шеллинга, который, кстати сказать, в своей «Философии откровения» выступал против «гностических фантазий и чувственной мистики». Как на основоположников иррационализма указывают на С. Кьеркегора, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше, у которых совсем не по случайному совпадению были проблемы с психикой. Именно с них начинается огульное отрицание интеллектуальной философской традиции и резкий поворот в сторону примитивных форм эмпиризма вплоть до мистических, в которых опыт предстает уже в крайне субъективном, фантастическом виде. Сколько бы иррационализм ни настаивал на том, что нашел третий путь в философии, отличный от материализма (эмпиризма) и идеализма, он является эклектикой. Иррационализм утверждает крайнюю ограниченность возможностей человеческого разума в постижении мира, который, согласно его постулатам, может быть познан только через посредство таких качеств, как интуиция (естественно, не интеллектуальная платоновская, а переживающая, чувственная, опирающаяся на банальную интроспекцию), чувство, инстинкт, откровение, вера и т.п. Ввиду того, что иррационализм не может заявить о себе иначе как через рациональное доказательство (логические доводы), он вынужден был выдвинуть широко ныне принятый в философии тезис об отношении дополнительности между иррационализмом и рационализмом (по аналогии с предположениями, заимствованными из квантовой физики). Иррациональное переживание вскрывает сущность («эйдетика») явления, а рационализм обеспечивает внешнее описание. Высшая способность человека (разум) объявляется придатком эволюционно низших образований, т.е. чувств, инстинктов и т.п. Однако уже в этом заключено кричащее противоречие: если разум не способен понять и описать суть (законы) иррационального, то он и не способен объяснить «правоту» или «истину» его. Но все иррационалисты доказывают эту правоту, опираясь на разум и опровергая тем самым свои же аргументы. Практика же показывает, то, что не поддается рациональному постижению сегодня, может поддаться уже завтра.
Чувственное познание иррационально уже по определению, но это вовсе не означает того, что эмоциональная сфера не подчиняется таким же строгим законам, как и интеллектуальная [24. С. 143 - 149]. Уже в античности возникло представление о двух и даже трех душах у человека [24. С. 34 - 43] (Платон и аристотелики говорили о трех способностях единой души, а Аристотель и средневековые платоники - о трех различных душах). Самая высшая душа - интеллектуальная, а низшая, животная - эмоциональная и обе субстанциальны. Заметим, что и современными исследованиями такое деление подтверждается [24. С. 140 -154]. Рациональное присуще мозгу как имманентное, но описывает законы, наличествующие другим областям реальности: популяционные, экологические, планетарные и т.д. и т.п. И почему именно чувственная, эмоциональная сфера человека непременно должна выпасть из этого общего «онтологического каркаса»? Объективно есть закон и закон - это естественное и нет беззакония как сверхестественного и не потому, что так устроена традиционная логика нашего мышления, а потому что она так устроена по объективно существующему закону. Если иррациональное не имеет своих законов, то оно непредсказуемо и опасно, но психика человека не такова по своему устройству.
Так как иррационализм в той или иной степени присущ многим современным философским концепциям, проанализировать которые в небольшой работе не представляется возможным, то мы остановимся на характеристике некоторых наиболее важных понятий для этого направления мысли.
1. Понятие «смысл». Смысл - это суть, главное в явлении или сообщении, значение в логике или значимость в отношении интересов, потребностей, конечная цель, ценность чего-либо (смысл жизни, смысл истории) и т.д. В обыденной практике и эмпиризме понятие было полисемантическим и без строго регламентированного употребления оказывалось неопределенным. Это последнее обстоятельство стало привлекательным для многих иррационалистических концепций. Широко пользуются этим понятием в феноменологии, экзистенциализме, постмодернизме, философии жизни и др. В них оно используется без строгой концептуализации и связывается с переживанием, переживающий смысл.
Так, Гуссерль понимает сознание как процесс смыслообразования и конституирования переживаний (смыслоутверждающей активности). Первичные восприятия у него очищаются от всего внешнего, а предметами он пытается сделать сами акты этой очистки. Действительный смысл переживания самого по себе (а он все-таки имеется [24. С. 143 - 149]), как сущности переживающей души, на самом деле остается в стороне. В стороне остается и исследование той реальности, которая воздействует на органы чувств. Экзистенциально-феноменологические смыслы «очищены» от содержания понятий, представлений, образов эмпирической психологии. Такой смысл, можно только переживать, или рационально указать на него. Смысл оказывается без смысла, «голый» смысл, проявляющий себя как индивидуальное переживание по поводу чего-либо, но лишенный этого чего-либо. Но эмоции только наполняют смысл переживаемым содержанием, а без них смысл - ничто! Очевидно, что Гуссерль и другие иррационалисты совершенно неправомерно переносят логическую категорию «смысл» в сферу переживаний, не наделенную логическими свойствами. Интеллектуальное есть понимание, или осмысление (смысл), а эмоциональное - переживание. Переживающая душа живет переживаниями, а смысл для нее равнозначен бессмыслице. Смысл возникает в интеллектуальной душе, где он может возникнуть и по поводу конкретной эмоции, но все равно это смысл-для-себя (для интеллекта), смысл эмпирический и опосредованный. Но выводы из этого жизненного опыта иррационализм делает довольно однобокие - искажает, как в феноменологии, или мистифицирует, как в экзистенциализме.
У известных субстанциалистов Платона, Аристотеля, Гегеля и др. подчеркивалась объективность смысла, он отражал сверхчувственную субстанциальную идею. Разум, наполненный смыслом, и эмоциональная душа, наполненная переживаниями - это качества разных субстанций, разных душ, что отмечали еще Платон и Аристотель. В опыте они влияют друг на друга: разум, осмысливая что-то, пробуждает к жизни некоторые переживания, а переживания наводят на некоторые размышления, но это влияние слишком далеко от объединения, а тем более от отождествления.
2. Интуиция - на этом понятии в иррационализме делается большой акцент. Однако нужно четко уяснить, что от разных видов интуиции выводятся такие несопоставимые производные как, например, диалектический интуиционизм и эмпирический интуитивизм. Вся современная иррационалистическая традиция опирается на чувственную интуицию и интуитивизм. Отрицание при этом иррациональности, например у Гуссерля, чисто декларативно. Он утверждает, что его феноменологически-интуитивное созерцание сущности не имеет ничего общего с иррациональной, мистической интуицией, но их основание - недискурсируемая суть переживания - мало чем отличается. Тут необходимо уточнение: сама по себе чувственная интуиция не имеет к интуитивизму никакого отношения. Ее законы (а они могут быть и эмпирическими, и диалектическими [24. С. 143 - 149]) при определенных условиях дискурсируются, описываются вербально. Любая интуиция, как бессознательное, не соответствует вербальному как особое качество, однако в принцине мы можем получить представление о ее законах, опираясь на логику, например такую, которую мы называем тождеством противоположностей. В иррационализме же чувственная интуиция трактуется как нечто рационально непознаваемое, а отсюда и мистическое.
Еще одно очень важное уточнение: иррационализм обозначил словом «интуиция» самую банальную эмпирическую чувственную интроспекцию. Так, например в той же «Феноменологии» Э. Гуссерля, речь идет об «усмотрении сущности», но приводятся все атрибуты интроспективного познания. «Усмотрение» - это же образное сравнение, метафора. Платон, например, объяснял (как впоследствии не совсем последовательно объяснял и неоплатоник Плотин [26. С. 52]), что после длительного изучения фактов интуиция возникает внезапно, как понимание того, что в действительности скрывается за эмпирическими фактами, после чего сами эти факты отбрасываются (см. его поиск сверхчувственной красоты, мужества как такового, и т.п.). В классическом эмпиризме факты не отбрасываются, но понимание, «озарение» возникает так же. И в принципе неважно факт это переживания или интеллектуальной догадки, «озарения». В отличие от интроспекции процесс подготовки может быть и неопределенно долгим, а само «озарение» вообще не занимать времени. Интроспекция же реализуется в рефлексии и в отличие от интуиции это опыт самонаблюдения, именно опыт, хотя и внутренний. К ее недостаткам относят необъективность и субъективизм. Преодолели этот недостаток в иррационализме «гениально» просто - фактически перестали обозначать интроспекцию эмоций понятием «интроспекция», и стали называть ее интуицией. Но интуиция со времен Платона противопоставлялась интроспекции, которая тесно связана с рефлексией. Интуиция не являлась отрефлектированной, узревание эйдосов в актах сущностной интуиции у Платона было вне рефлективных рамок. Рефлексия довольно субъективный феномен, а потому поиск через ее посредство интуитивной истины просто не может реализоваться [11. С. 43]. Плотин в «Эннеидах» отмечал, что когда душа познает что-либо, то разум души в этот момент не имеет возможности отразить свою диалектику: «... разум мыслит тогда без представления о себе самом, когда душа познает что-либо», тогда «среди представлений в области разумного отсутствует представление о сущности разума» [Enn. I 4,10].
Интуитивизм, современных иррациональных концепций так же как и средневековой интуитивизм на проверку оказывается банальной интроспекцией, сосредоточенной на переживании какого-либо факта или, как у Гуссерля, переживании факта переживания. Как подчеркивает Л.И. Анцыферова, в основе работ Декарта, Канта, всей «гуссерлианы», экзистенциалиста Сартра и др. лежит именно интроспективный эксперимент [2].
3. Экзистенция - (существование, лат. exsistentia, от глагола ex-sisto, ex-sistere - выступать, выходить, обнаруживать себя, существовать, возникать, показываться, становиться, делаться) - философская категория, используемая для характеристики эмпирического бытия человека. Ее содержание и способ употребления претерпели радикальные трансформации в истории философии. В средние века категорией "экзистенция" обозначали способ бытия вещи как сотворенного, производного, в конечном счете, от божественного бытия, как существования несамодостаточного, незавершенного, не совпадающего со своей сущностью, короче - как бытия эмпирического в противоположность бытию абсолюта. Но современному эмпиризму требуется нечто новое - вот он и «вывертывает наизнанку» старые представления, делая из несущественного, т.е. существования, своеобразную «эмпирическую субстанцию», сущность.
Начавшись как иррациональное истолкование переживаний, экзистенциализм двигался к онтологии эмпиризма. Он стремился преодолеть психологизм и найти ядро непосредственного переживания, которое может быть названо просто переживанием, т.е. чем-то субъективным. Таким ядром было названо переживание субъектом своего «бытия-в-мире». Если следовать логике эмоционального сознания, то способом такого переживания является интроспекция эмоций, или переживание переживаний, когда эмоциональное сознание или эмоциональная душа воспринимает во взаимной рефлексии какое-то отдельное переживание. Ближе всего к этому подошел Э. Гуссерль, но у него этот момент (взаимная рефлексия самих эмоций) был разорван трансцендентальным переходом от дорефлексивного сознания к рефлексивному - «чистому» сознанию.
Экзистенциальная философия смерти и абстрактной свободы, смысла жизни, судьбы в мире и т.п. рассматривает самые обыденные вещи, но под определенным углом зрения, и использует все возможные для эмпиризма средства, чтобы представить это как нечто принципиально новое, глубокомысленное, философское. Такой подход настолько близок и понятен далекому от философии обывателю, что довольно быстро корнями своими пророс в массовую культуру.
4. Феномен - это понятие обозначает не вещь, не образ, а «ясное неискаженное переживание вещи», это вещь «первозданная», она полагает себя «целиком как таковая» в модальности самоочевидности и дана в «смысловом единстве ее переживания», через «познание самого себя». Короче, похоже на то же, что у Платона или Гегеля, но не интуитивное (не в диалектической интуиции), а интроспективное (хоть и называемое тоже интуитивным), не сверхчувственное, а чувственное (т.е. эмпирическое) и не интеллектуальное, а переживаемое (но и у субстанциалистов, как мы выяснили, душа была не только интеллектуальная, но и переживаемая [24. С. 34 - 43]). Есть и принципиальное отличие - субстанциалисты описывают познанное через посредство особого категориального аппарата, называемого диалектической логикой, а иррационализм использует обыденную речь, обильно сдобряя ее синонимами, омонимами, неологизмами, метафорами (и даже мифами) и т.п., надеясь за всем этим усмотреть (вернее, прочувствовать) некую глубину, недоступную для более «бедного» выражения чувств. И называют это трансцендентальной логикой [31], в которой, тем не менее имеется подобие логики субстанциальной: феномены - это особый уровень бытия (бытийная сфера, по Хайдеггеру [30. С. 104]), своего рода абсолют (монада, аналог «эйдоса» в платоновском смысле) сам на себя замкнутый и самодостаточный; «прослеживая поток явлений в имманентном созерцании, мы переходим от феномена к феномену... и никогда не приходим ни к чему, кроме феноменов». Но по отношению к внешнему да и внутреннему опыту эмпиризма действительно трансцендентальной логикой является диалектическая логика субстанциализма. Онтология же эмпиризма, чтобы отличаться от субстанциализма, изменяет смысл его понятий и если субстанция считалась трансцендентальной по отношению к эмпирическому миру, то в иррационализме его мир становится трансцендентальным по отношению к миру классического эмпиризма.
В «Бытии и времени» феномен нетрадиционным образом противопоставляется явлению - феномен есть то, что кажет себя как себя, а явление как проявление «чего-то» означает соответственно не показывание самого себя [29. С. 29]. Феномен поэтому никогда не явление, но конечно никакому явлению не обойтись без феноменов [29. С. 29-30]. Тут фактически описаны классические отношения сущности и явления, которые просто «вывернуты наизнанку», поменяны местами. Сущность (эйдос) у Хайдеггера появляется не сразу - сущности предшествует существование (Dasein), но это неверно понятый Гегель в «Феноменологии духа» [24. С. 64 - 71]. И вот от этой эмпирической (ибо в диалектике иные законы) схемы зависит существование экзистенциализма как особой формы эмпиризма. Правда оно зависит еще и от неклассического переистолкования смысла таких классических категорий как сущее, бытие и т.п., но тут следует подчеркнуть, что это та классика и неклассика, которая существует в рамках традиций самого эмпиризма. Понятие «феномен» остается неопределенным. Определенно можно сказать лишь одно: под феноменом понимаются так называемые «феномены сознания». Но с чего вдруг только сознания? Чем другие феномены провинились перед феноменологией, что им не позволено стать ее предметом? - задаются вопросом оппоненты [27].
5. Понятие «ничто». Обыденный эмпирический смысл этого понятия не представляет собой никакой проблемы. Если нет ничего, то нет ни объекта, ни проблемы обсуждения. Но в диалектической логике небытие или ничто наполняется тем содержанием (смыслом), что под ним рассматривается либо наиболее абстрактное определение субстанции (только предполагающее все ее богатство в снятом виде), либо как любое иное определение, противостоящее бытию. Естественно, что в эмпирии и диалектике это (как и все остальные их понятия) омонимы, но это нужно еще и понять, ибо третьего не дано. В неклассической философии все же «изобрели» третье. Ничто, или небытие, наполнилось новым смыслом, содержанием - мифологизированной диалектикообразностью отрицательных интенций, сил. В итоге, это понятие с одной стороны стало эмпирическим, а с другой - в еще одним омонимом по отношению к первоначальному классическому эмпирическому его значению, понятию. Но какой смысл в продуцировании новых омонимов, если можно придумать другой термин? Причина проста - хочется симметрично субстанциализму создать его эмпирически-мистическое подобие, эквивалент, т.е. схему онтологии эмпиризма, да и просто запутать обывателя, изобразив видимость глубокомыслия.
Постмодернизм. Это не философия, понимаемая как концепция, а своеобразная совокупность множества современных философствующих направлений, объединенных идеей создания некой новой концепции, противостоящей как классической, так и неклассической традиции. Насколько удается такая идея можно судить по оценке М.А. Можейко в статье «Постмодернизм» в «Энциклопедии постмодернизма». «Несмотря на программное дистанцирование постмодернизма от презумпций классической и неклассической философских традиций, тем не менее, постмодернистская программа современной философии генетически во многом восходит к неклассическому типу философствования (начиная с Ницше) и в частности - к постструктурализму, структурному психоанализу, неомарксизму, феноменологии, философии Хайдеггера, традициям «постнаучного мышления» и «поэтического мышления», а также к традициям семиотики и структурной лингвистики и, в поздних своих версиях - к философии диалога, теории языковых игр». Далеко не безразличен постмодернизм и к классической традиции, для которой он задает новую интерпретацию идей и текстов и «в этом отношении постмодернизм есть, собственно, способ бытия классики в современную эпоху». Представляется, что постнеклассическая направленность постмодернизма декларативна и эфемерна и отличается от классики и неклассики только по форме. Она являет собой прежний классический и неклассический эмпиризм (антисубстанциализм) в довольно напряженных попытках по-новому подойти к решению старых проблем, но не к методу.
Проблематика постмодернизма весьма широка и породил эту широту эмпирический менталитет эпохи ХХ века. Именно поэтому она охватывает обширный спектр направлений исследования в таких областях, как философия, культурология, социология, политика, история, психология, литературно-архитектурно-художественные исследования, лингвистика, естественные науки (использующие учение об открытых динамических системах И. Пригожина и И. Стенгерс) и др. В каждой области находятся свои энтузиасты постмодернизма. Отсюда и состояние «радикальной плюральности», широта мнений, разнообразие тем. Но плюральность, в свою очередь, предполагает толерантность, т.е. «принципиальное признание правомерности позиции Другого» [25], а такое признание уже ведет к алогичности, или попросту к абсурду. Множество истин это фактически по-иному сформулированный парадокс лжеца, говорящего правду (парадокс мегарца Евбулида). Ведь если истин множество, то утверждение о том, что истина может быть только одна-единственная, не допускающая множества, должно быть верным. Утверждение плюрализма есть отрицание плюрализма. И это настолько же верно, как и то, что древние греки были не глупее нас. Но плюрализм имеет известный положительный смысл, так как любой человек не свободен от обыденного рассудка и ошибочного мнения. Но этим положительный смысл и исчерпывается, ибо переходит в свою противоположность при абсолютизации такой установки.
Постмодернизм постоянно говорит о своей новации - пересмотре ценностных ориентиров культуры. Но что значит для методологии (а, соответственно, и философии) эмпиризма утрата ценностных ориентиров? Это лишь смена задачи, частная задача для его метода. «Смерть субъекта» или «Воскрешение субъекта» - эмпирические проблемы ничего необычного для эмпирического метода не несущиее. Для философского метода эмпиризма это не принципиально. Эмпиризм имеет право менять свои точки зрения, в нем нет критериев объективности, он по природе своей субъективен. Он ориентирован на практическую ценность, а не на истину, а ценность установки или теории далеко не сразу бывает очевидна. Буря в стакане воды, наделавшая много шума из ничего - вот что такое с философской точки зрения постмодернизм. Неклассическая философия крайне поверхностно касается критики диалектики, а ее отношение к классике - это отношение неклассического эмпиризма-антисубстанциализма к классическому, борьба эмпиристов фактически за различное понимание ценности, полезности, рациональности и т.п. Борьба бесконечная и бесперспективная. На первое место ставится задача, которую пытаются решить, а в тени остаются проблемы метода. Отсутствует объективная критика того, что отрицается, как отсутствует объективное обоснование того, что принимается. Одним словом - субъективизм.
Таким образом, приходим к общему выводу: итоги победы эмпиризма оказались весьма плачевными для развития философии. Видимо стоит задуматься над тем, что Платон в попытке обобщить историю философии не искал в своих выводах новой формы эмпиризма (и дальнейшая история показала, что он был прав), а предложил диалектический априоризм. Этот подход, далеко не полностью еще развитый его последователями, имеет одно крайне важное преимущество: он объясняет, какие естественные законы должны лежать в основе мира, чтобы реализовалась его целостность, без которой невозможно познание. Все, что предлагал до сих пор эмпиризм, оказывалось в итоге логически противоречивым, так он и дошел до возведения алогизма в закон. Алогичной всегда была и его критика закона тождества противоположностей, который он, вопреки статусу этого закона, всегда интерпретировал на эмпирическом материале так и не удосужившись вникнуть в смысл платоновско-гегелевского сверхчувственного, априорного и интуитивного [24]. Древние греки говорили о сверхчувственной материи, но эмпиризм всегда пытался доказать, что материя дается только в опыте. К какому абсурду это привело, надеюсь, что мы в этом уже убедились.
Ссылки в оригинале статьи.
Понравилась статья? Запомни её сам и поделись с друзьями!
Поделиться
[Версия статьи для печати]
Автор: Семёнов Владимир Васильевич | Опубликовано: 15.07.2009 | Просмотров всего: 3655