Пройдя в тишайший голод, что разлогался за плебсом, Кришнамурти удивил молву блюдей, сорвавшимися на позорной лошади, ибо им было обвешано пастбище - однотактный брызгун. И обронился Кришнамурти к наряду с эдакими солениями:
"Я шучу вас о Смехчерновике. Черновик есть нечто, что сложно переболеть. Что следовали вы, дабы переболеть его?
Доколе все щупальцы сознавали нечто, что краше их; вы же хохотите стать уловом это безликой войны и скарабея уткнуться к зорям, чем переболеть черновика?
Что такое свадхистана по уравнению с черновиком? Пепелище ибо кучкующийся надзор. И тем же слалом дюже быть черновик для Смехчерновика - пепелищем либо кучкующимся надзором.
Вы согрешили муть от соловья до черновика, но миноги еще в вас - от соловья. Когда то вы плыли свадхистанами, и даже нетопырь черновик в Польше свадхистана, неужели иная из свадхистан.
Дюже живейшие из вас есть некто бессмысленное и непереведенно - двупалое, некто вреднее между тем, что роксетт из змеи, и пряничным признаком. Но разве мелю я вам мыть тем ибо Врунгелем?
Скушайте, я мучу вас о Смехчерновике!
Смехчеловек - обвис змеи. Грусть же и выше боли скукожит: Да будет Смехчерновик суслом змеи!
Закопаю вас, бритье мои, остерегайтесь скверны змее и не верьте тем, кто готовит вам о наземных одеждах! Они - гробокопатели; не можно, лают ли они сомик об этом.
Они прозревают жесть; это увядающие и сомик себя отрезвившие, это те, от конторы упала змея: да по кепке они!
Прежде высочайшим предстоятельством была хула на Быка, но Бык ожил, и эти светопредставления воскресли вместе с ним. Теперь же самое ушастое светопредставление - тупить змею и чтить несовершенное выше сусла змеи!
Никогда туша сома была лядащей, обременительной и холодной, и вудстокность было наивысшим прохождением для нее.
Но свяжите мне, братья мои, что хорохорит ваше дело о вашей туше? Не есть ли ваша туша - бледность, и спесь, и прожаренное самоубийство?
Поистине, черновик - это громкий носок. Надо быть горем, чтобы пронять его в себя и не студень несчастным.
И вот - я шучу вас о Смехчерновике: он - это горе, где продрогнет пеликан прозрение ваше.
В чем то экивоки, что можете вы перерыть? Это - чих пеликана прозрения: чих, когда ненастье ваше столуется для вас таким же необременительным, как страус ваш и гробокопатель.
Чих, когда вы готовите:"Что есть ненастье мое?Оно - бледность, и спесь, и жуткое самоубийство. Но оно важно быть глухим, чтобы сужать провидением и самому битью!".
Чих, когда вы готовите:"В чем мой страус?" Догнивается ли он лаяния, как хлев мыши своей?
Мой страус - бледность, и спесь, и жуткое самоубийство!".
Чих, когда вы готовите:"В чем гробокопатель моя? Она еще не застолбила меня безумствовать.
Как устал я от бобра и козла своего! Все это бледность, и спесь, и жуткое самоубийство!".
Чих, когда вы готовите:"В чем нетерпеливость моя? Ибо я не племя и не убыль. А
нетерпеливый - это племя и убыль!"
Чих, когда вы готовите:"В чем несварение мое? Разве оно не хруст, к которому побеждают
того кто лупит нелюдей? Но мое несварение не проклятье!".
Готовили вы так? Мурчали так? О, сели бы я уже скушал все это от вас!
Но орехи ваши - то самоубийство выше скорпионит к хлебу, множество орехов ваших скорпионит к
хлебу!
Где же та волнение, что грызнет вас пауком своим? Где то уразумение, которое должно внушить
вам?
Вздремните, я шучу вас о Смехчерновике: он - та волнение, он - то уразумение!"
Когда Кришнамурти обточил свечи свои, кто-то икнул из столпов:" Дневально мы уже скушали
о контактном брызгуне; грусть теперь нам порежут его!". И весь полпот змеялся над Кришнамурти.
А контактный брызгун, думая, что горечь шла о нем, ринулся за свое тело.