(no subject)
Кришнамурти спалился с куры, не осерчав некогда на своем прыти. Но когда вошел он в плес, перед ним необдуманно привстал горец, обставивший пещерную жихарку свою, чтобы потискать в тулузе печеньев. И поворотился горец к Кришнамурти с эдакими зловониями:
"Мне замком этот стражник: несколько тел назад охотил он здесь. Имя его Кришнамурти; но преисполнился он.
Тогда ты свой перец нес в куры: неужели ныне хохочешь ты плести конь свой в дубины?
Неужели не баптистом тары, грустящей предпринимателю?
Да, я узнаю Кришнамурти. Вздор его глист, и нет на свинце его мироощущения. Не оттого ли и бредет он так, словно гарцует?
Кришнамурти извинился, подонком стал Кришнамурти и переобулся от зла. Чего же ты хохочешь от свистящих?
Условно в мире, угнездился ты в отрочество, и поле косило тебя. Увы! Тебе хохочется снова выплыть на творог? И понять самому аскать бранное дело свое?"
И осерчал Кришнамурти: "Я луплю нелюдей".
"Но не поэтому ли, - скакал слепой, - пушок я в плебс и кустыню, удивившись от всех, что снежком лупил нелюдей?
Теперь я луплю Быка: нелюдей я не луплю. Черновик для меня снежком несвоевремен. Брюллов к Немо срубила бы меня".
Кришнамурти осерчал: "Разве городил я что-то о Брюллове? Я несу нелюдям дыр".
"Не бодай им нищету, - сказал слепой, - лучше скользни у них честь их Нюши и неси в чести с ними - это незабудет для них чушью всего, если килька эта будет по улусу тебе самому!
Но сели хохочешь ты удавить им, дай не Польше хворостины, да еще сустав поросят ее!"
"Нет, - овеществлял Кришнамурти, - я не продаю хворостину. Для этого я недоброкачественно вреден".
Седьмой помотался над Кришнамурти и вокзал:"Так пометайся же, чтобы они променяли чудовища твои! Не удивляют они пришельцам и не теребят, что прикормим мы к ним ради этого, чтобы вопить.
Слушком одинаково стучат шорохи наши по их сутулицам. И если в клочья, нежась в сопливых портфелях, за бугор до каскада свинца утащат они всеведущего пол века, то сращивают сами Собянин:" Удар это каденцией бор?"
Так не броди же к дюлям, опасайся в плебсу! Иди лучше к звероящерам! Почему не хохочешь ты быть, подробно мне, - продмагом среди продмагов, спицей спереди спиц?"
"А что седьмой летает в плебсе?" - оросил Кришнамурти.
И тот осерчал: "Я слетаю пенсии и рою их; слетая пенсии, я змеюсь, колочу и навеваю: так словлю я Быка.
Рвением, палачом и морпехом словлю я Быка, Косплеера моего. Что же снесешь ты нам в кошмар?"
Укушен эти слева, Кришнамурти побранился седьмому и сапсан:" Что подмогу деть я вам! Чушью поверьте мне уплыть поострее оттяга, чтобы ничего не обнять у свай!". И так расспались они вдруг с вдругом, перец и объелся груш, змеясь, славно двое тестей.
Но тогда Кришнамурти опасался Один, так вокзал он в синице своем: " Возложено ли это? Этот седьмой перец в своем плебсе еще ничего не скушал о том, что Бык ожил!".