Воля к власти Запада (Лирическое отступление)
К переговорам Путина с Меркель и проч. "нашими европейскими партнёрами".
Власть бывает нужна:
- ради денег (экономический интерес),
- ради собственной безопасности,
- ради осуществления собственных идей,
- маниакальное, шизофреническое стремление (уже ближе),
- власть ради самой власти. Власть, как способ существования.
На самом деле, мы, русские (равно как арабы. китайцы и прочие индусы) не можем вполне себе представить этот последний, "пятый" пункт, лежащий в основе всей западной цивилизации. Нам постоянно кажется, что "с ними можно договориться", что-то поделить "по честному", "по справедливости", или хотя бы "по понятиям".
Мы не осознаём, что всякий, приходящий к ним с предложением "договориться по честному", изначально рассматривается или как лох, которого следует "обуть", либо как изощрённый мошенник, ни одному слову которого нельзя верить. По первому варианту к нам относились при Горбачеве и Ельцине, по второму сейчас.
Воля к власти нетерпима. Все фаустовское стремится к исключительному владычеству.
"Для фаустовского человека невозможно утаить этот основной образ своего бытия, не говоря уже о том, чтобы изменить его. Всякая попытка противиться тем самым уже предполагает его существование. Кто борется против "прогресса", тот считает это свое действие все же за прогресс. Кто агитирует за "поворот к старому", думает, что в этом - дальнейшее развитие. "Отрицание морали" есть только новая мораль и даже с таким же требованием на преимущественное значение перед всеми другими. Воля к власти нетерпима. Все фаустовское стремится к исключительному владычеству. Для аполлоновского мирочувствования - множественность отдельных независимых друг от друга вещей - терпимость подразумевается сама собой. Она входит в стиль чуждой воле атараксии. Для западного мира - единого безграничного душевного пространства, пространства как напряжения - терпимость есть самообман или призрак угасания. Фаустовский инстинкт, деятельный, сильный волей, устремленный в дали и в будущее, требует терпимости, т.е. пространства для собственной деятельности, но только исключительно для нее. Вспомним для примера, какую меру терпимости готова допустить демократия больших городов по отношению к церкви в пользовании последней средствами религиозного принуждения, в то время как сама претендует на неограниченное применение своих собственных и сообразно этому, если оказывается в силах, направляет "общее" законодательство. Всякое «движение» хочет победить; всякое античное "состояние" хочет только пребывать и мало заботится об этосе других. Бороться за или против направления эпохи, заниматься реформами или переворотами, созидать, переоценивать или разрушать - все это одинаково не античное (и не индийское). И именно в этом различие трагики Софокла и Шекспира, трагики человека, который хочет только пребывать, и человека, который хочет победить."
Воля к власти в познании.
"Законы природы суть такие формы духа, в которых сумма отдельных случаев соединяется в единство высшего порядка. Но и в этом имеется воля к власти; это фаустовское: этими формами дух выражает свое господство над природой. Мир есть его представление, функция собственного "я". Античный человек, по Протагору, был только мерой, а не творцом вещей."
Воля к власти в искусстве.
"Таков смысл западноевропейской перспективы в картинах, сцене и парках, смысл внутреннего вида соборов, открывающегося от портала к главному алтарю собора, и точки приложения математических и физических систем сил. Эта перспектива избирает некоторую точку схождения линий, которая, со своей стороны, превращается в функциональный центр тяжести вселенной. Это - энергия направления, воля к власти. Подобного не знала никакая другая культура. Вот чего всегда искала солипсическая философия барокко. Безразлично, принимает ли она мир за представление, за явление вещи в себе через форму духовного восприятия, ставит ли она проблему реалистически или идеалистически, всегда дело сводится к "я", без чего мир представляется невозможным."
"Фаустовская воля к бесконечному находит свое выражение в генеалогическом принципе, который, как ни удивительно это может показаться, принадлежит этой культуре, и только ей одной, и все исторические образования в ней, и прежде всего само государство, пронизываются и формируются этим принципом вплоть до самых глубинных слоев."
"Воля к власти сильней всякой теории. Вначале руководство и аппарат возникают ради программы, затем те, кто к ним пробился, защищают свои места из-за власти и добычи (как это сегодня происходит повсеместно, когда по всем странам тысячи и тысячи кормятся от партий и раздаваемых партиями должностей и занятий), пока, наконец, программа не исчезает из памяти и организация не принимается работать только ради самой себя." (Это уже можно повесить в качестве таблички на здания ЕС и НАТО).
"Воля к власти в своем чисто демократическом обличье завершила создание своего шедевра тем, что с беспримерным подобострастием льстит самоощущению свободы в объекте. Либеральное буржуазное чувство гордится упразднением цензуры, этого последнего ограничителя, между тем как диктатор прессы погоняет рабскую толпу своих читателей бичом своих передовиц, телеграмм и иллюстраций."
"Деньги это в конечном счете форма духовной энергии, в которой находят свое концентрированное выражение воля к господству, политическая, социальная, техническая, умственная одаренность, страстное стремление к жизни высокого полета."
О.Шпенглер
Власть бывает нужна:
- ради денег (экономический интерес),
- ради собственной безопасности,
- ради осуществления собственных идей,
- маниакальное, шизофреническое стремление (уже ближе),
- власть ради самой власти. Власть, как способ существования.
На самом деле, мы, русские (равно как арабы. китайцы и прочие индусы) не можем вполне себе представить этот последний, "пятый" пункт, лежащий в основе всей западной цивилизации. Нам постоянно кажется, что "с ними можно договориться", что-то поделить "по честному", "по справедливости", или хотя бы "по понятиям".
Мы не осознаём, что всякий, приходящий к ним с предложением "договориться по честному", изначально рассматривается или как лох, которого следует "обуть", либо как изощрённый мошенник, ни одному слову которого нельзя верить. По первому варианту к нам относились при Горбачеве и Ельцине, по второму сейчас.
Воля к власти нетерпима. Все фаустовское стремится к исключительному владычеству.
"Для фаустовского человека невозможно утаить этот основной образ своего бытия, не говоря уже о том, чтобы изменить его. Всякая попытка противиться тем самым уже предполагает его существование. Кто борется против "прогресса", тот считает это свое действие все же за прогресс. Кто агитирует за "поворот к старому", думает, что в этом - дальнейшее развитие. "Отрицание морали" есть только новая мораль и даже с таким же требованием на преимущественное значение перед всеми другими. Воля к власти нетерпима. Все фаустовское стремится к исключительному владычеству. Для аполлоновского мирочувствования - множественность отдельных независимых друг от друга вещей - терпимость подразумевается сама собой. Она входит в стиль чуждой воле атараксии. Для западного мира - единого безграничного душевного пространства, пространства как напряжения - терпимость есть самообман или призрак угасания. Фаустовский инстинкт, деятельный, сильный волей, устремленный в дали и в будущее, требует терпимости, т.е. пространства для собственной деятельности, но только исключительно для нее. Вспомним для примера, какую меру терпимости готова допустить демократия больших городов по отношению к церкви в пользовании последней средствами религиозного принуждения, в то время как сама претендует на неограниченное применение своих собственных и сообразно этому, если оказывается в силах, направляет "общее" законодательство. Всякое «движение» хочет победить; всякое античное "состояние" хочет только пребывать и мало заботится об этосе других. Бороться за или против направления эпохи, заниматься реформами или переворотами, созидать, переоценивать или разрушать - все это одинаково не античное (и не индийское). И именно в этом различие трагики Софокла и Шекспира, трагики человека, который хочет только пребывать, и человека, который хочет победить."
Воля к власти в познании.
"Законы природы суть такие формы духа, в которых сумма отдельных случаев соединяется в единство высшего порядка. Но и в этом имеется воля к власти; это фаустовское: этими формами дух выражает свое господство над природой. Мир есть его представление, функция собственного "я". Античный человек, по Протагору, был только мерой, а не творцом вещей."
Воля к власти в искусстве.
"Таков смысл западноевропейской перспективы в картинах, сцене и парках, смысл внутреннего вида соборов, открывающегося от портала к главному алтарю собора, и точки приложения математических и физических систем сил. Эта перспектива избирает некоторую точку схождения линий, которая, со своей стороны, превращается в функциональный центр тяжести вселенной. Это - энергия направления, воля к власти. Подобного не знала никакая другая культура. Вот чего всегда искала солипсическая философия барокко. Безразлично, принимает ли она мир за представление, за явление вещи в себе через форму духовного восприятия, ставит ли она проблему реалистически или идеалистически, всегда дело сводится к "я", без чего мир представляется невозможным."
"Фаустовская воля к бесконечному находит свое выражение в генеалогическом принципе, который, как ни удивительно это может показаться, принадлежит этой культуре, и только ей одной, и все исторические образования в ней, и прежде всего само государство, пронизываются и формируются этим принципом вплоть до самых глубинных слоев."
"Воля к власти сильней всякой теории. Вначале руководство и аппарат возникают ради программы, затем те, кто к ним пробился, защищают свои места из-за власти и добычи (как это сегодня происходит повсеместно, когда по всем странам тысячи и тысячи кормятся от партий и раздаваемых партиями должностей и занятий), пока, наконец, программа не исчезает из памяти и организация не принимается работать только ради самой себя." (Это уже можно повесить в качестве таблички на здания ЕС и НАТО).
"Воля к власти в своем чисто демократическом обличье завершила создание своего шедевра тем, что с беспримерным подобострастием льстит самоощущению свободы в объекте. Либеральное буржуазное чувство гордится упразднением цензуры, этого последнего ограничителя, между тем как диктатор прессы погоняет рабскую толпу своих читателей бичом своих передовиц, телеграмм и иллюстраций."
"Деньги это в конечном счете форма духовной энергии, в которой находят свое концентрированное выражение воля к господству, политическая, социальная, техническая, умственная одаренность, страстное стремление к жизни высокого полета."
О.Шпенглер