Kutusoviana-2. Швейкование с двойным дном.
Kutusoviana-2. Швейкование с двойным дном.
Швейкование - это, как известно, особая форма издевательства над тотальной государственной идеологией, замешанной на лжи, «мобилизационном» пафосе и обращении с людьми как с расходным материалом во имя неких высших целей. Швейкование заключается в том, чтобы с видом нарочитой преданности и величественности возвещать принципы этой идеологии так, чтобы это на самом деле выглядело как можно глупее. Швейк, например, любил торжественно провозглашать готовность и долг геройски погибнуть за своего императора Франца-Иосифа Первого - и придраться к нему было невозможно. Особое удовольствие швейкующий получает в том случае, если аудитория, состоящая из настоящих адептов соответствующей идеологии принимает его речекрякание за чистую монету - тогда он издевается разом и над идеологией, и над этими ее адептами. Великим мастером швейкования был Мих. Илл. Кутузов, а один из самых ярких образцов его швейкования приводит в своих воспоминаниях ген. Жиркевич (в 1812 г. - артиллерийский поручик). Жиркевич пишет, что осенью 1812 г., во время преследования Наполеона
- «на одном из маршей Кутузов на дрожках подъехал к Семеновскому полку, …[и] объявил нам, что перехвачен курьер, везший известие к Наполеону о Маллетовском заговоре, возникшем в Париже. Рассказав подробно обстоятельства этого дела, он прибавил:
«Я думаю, собачьему сыну эта весточка не по нутру будет. Вот что значит не законная, а захваченная власть!»
Кутузов был вообще красноречив; но при солдатах и с офицерами он всегда говорил таким языком, который бы им врезывался в память и ложился бы прямо на сердце».
А теперь вдумаемся в то, что же сказал Кутузов и как он сам в душе должен был относиться к сказанному. Внешний смысл самой реплики ясен: «Наполеон - узурпатор, потому и сидит нетвердо, чего и следовало ожидать; то ли дело у нас, в благоденствующем под сенью законных самодержцев Отечестве, где власть легитимная, а не узурпированная!»; кстати, Кутузов явно «переводил в уме» с французского политического лексикона: pouvoir legitime… pouvoir usurpE…
Но кто, кому и о ком это говорит?
Против Наполеона, с его узурпаторской непрочной властью, в его отсутствие поднялся заговор, и был подавлен в течение суток, причем начальные успехи заговорщиков основывались исключительно на передаваемом ими известии о том, что Наполеон погиб. Если бы они пытались поднять кого-то против живого Наполеона, они провалились бы сразу.
Между тем в России, в тот самый момент, когда Кутузов с примерным патриотическим благонравием произносил свою реплику, правил император, у которого и отец, и дед, - оба легитимные монархи, - были убиты в результате военных заговоров, причем в обоих случаях им на смену заговорщики успешно сажали править того, кого хотели, и никаким наказаниям потом не подвергались. О торжественном выходе Александра с придворными чинами говорили, что император выступает с убийцами своего отца впереди, убийцами своего деда позади и своими собственными будущими убийцами по бокам. Профессия российского монарха на момент кутузовской рацеи была более рискованной, чем судьба советского пехотинца во фронтальных атаках Великой Отечественной: из числа тех убили менее чем каждого третьего, из числа российских монархов середины - второй половины XVIII века убили каждого второго. Самое время было бы Кутузову рассуждать о том, как непрочна власть при военной диктатуре по сравнению с российской легитимной монархией!
Еще интереснее то, что представил Кутузов это рассуждение не кому-нибудь, а офицерам и солдатам гвардейского Семеновского полка. Семеновцы сыграли крайне активную роль в случившемся за 50 лет до того гвардейском перевороте в пользу Екатерины. А за 10 с небольшим лет до кутузовских речей именно командование, офицеры и солдаты Семеновского полка были ударной силой заговорщиков против Павла. И вот именно им Кутузов толкует о том, как непрочно сидит собачий сын Наполеон на престоле, ибо он всего лишь узурпатор, - то ли дело у нас!
Это, конечно, классический случай швейкования; можно себе представить, как ядовито усмехался про себя Кутузов, произнося свое поучение, и особенно видя, что офицеры приняли его всерьез. Бедняга Жиркевич, он и десятилетия спустя, по патриотическому неумению соображать различные обстоятельства, не понял, что ему в глаза злейшим образом издевались над легитимной отечественной монархией под видом ее верноподданического восхваления.
Между тем издевательство это - с двойным дном. Общим местом политического лексикона Просвещения было противопоставление автократа, правящего деспотически и тиранически, и потому беззаконного по существу, каким бы там легитимным в смысле наследования он ни был, - и власти автократа, который и пришел к власти по закону, и осуществляет ее по закону, действуя как высший исполнитель, гарант и проводник законов, а не деспот, делающий, что ему угодно; только такая автократия и считалась законной по существу. И вот между законной _в этом смысле_ властью и властью деспота действительно очень любили проводить параллели в том духе, что деспот творит что хочет, но и против него всегда могут так же беззаконно воздвигнуться убийцы, и не спасет его тогда его тирания; а вот в благоустроенной монархии, где правят законы, места для таких переворотов не будет. Традиция этих параллелей докатилась до Пушкинской «Вольности»:
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон - а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
- и там же прямо об убийстве Павла с искомым выводом о том, что власть тиранов непрочна, что только государь, почитающий законы, сам защищен от преступного низвержения:
…Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит - в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной...
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары...
Погиб увенчанный злодей,
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
При Екатерине все это было общим местом официальной идеологии.
Таким образом, само противопоставление «непрочной захваченной-и-беззаконной власти» и «прочной законной власти», в рамках которого было сделано обсуждаемое высказывание Кутузова, - оно-то являлось общим местом идеологии Просвещения, и Кутузов его, несомненно, разделял в действительности. Но только если применять это противопоставление, не закрывая глаз на элементарные факты, то получится, что в России власть как раз и есть «захваченная/беззаконная» и потому непрочная. И в самом деле - Екатерина села на престол в результате именно что захвата власти, правящий император Александр - тоже!
Между тем Кутузов, собственно, в своем изречении нигде не сказал, что это в России власть законная. Он просто на примере заговора Мале указал, что вот, мол, как непрочна власть, связанная с беззаконием (в частности, родившаяся из узурпации). Его реплика _звучала_ так, как будто в ней противопоставлялась узурпаторская и непрочная власть Наполеона законной и прочной власти отечественной, - но последняя в ней, строго говоря, даже не упоминается. И получается, что Кутузов просто напомнил полку, дважды беззаконно низвергавшему законных царей, что непрочна та власть, которая связана с беззаконием (то есть, если подумать минуту, российская же власть, - именно она и выходит беззаконной в первую голову по логике высказывания Кутузова, хоть это и не проговорено вслух, а то, что проговорено, внешне производит и вовсе противоположное впечатление). Напомнил Кутузов все это семеновцам, конечно, на примере _Наполеона_ , не проговаривая примеров более близких и ярких, - но sapienti sat, а insapienti, как известно, закон не писан, и разговоры о законной власти тоже не про инсапиенсов говорятся - иначе как в насмешку и над ними, и над беззаконием. Такой насмешкой и была кутузовская рацея.
Швейкование - это, как известно, особая форма издевательства над тотальной государственной идеологией, замешанной на лжи, «мобилизационном» пафосе и обращении с людьми как с расходным материалом во имя неких высших целей. Швейкование заключается в том, чтобы с видом нарочитой преданности и величественности возвещать принципы этой идеологии так, чтобы это на самом деле выглядело как можно глупее. Швейк, например, любил торжественно провозглашать готовность и долг геройски погибнуть за своего императора Франца-Иосифа Первого - и придраться к нему было невозможно. Особое удовольствие швейкующий получает в том случае, если аудитория, состоящая из настоящих адептов соответствующей идеологии принимает его речекрякание за чистую монету - тогда он издевается разом и над идеологией, и над этими ее адептами. Великим мастером швейкования был Мих. Илл. Кутузов, а один из самых ярких образцов его швейкования приводит в своих воспоминаниях ген. Жиркевич (в 1812 г. - артиллерийский поручик). Жиркевич пишет, что осенью 1812 г., во время преследования Наполеона
- «на одном из маршей Кутузов на дрожках подъехал к Семеновскому полку, …[и] объявил нам, что перехвачен курьер, везший известие к Наполеону о Маллетовском заговоре, возникшем в Париже. Рассказав подробно обстоятельства этого дела, он прибавил:
«Я думаю, собачьему сыну эта весточка не по нутру будет. Вот что значит не законная, а захваченная власть!»
Кутузов был вообще красноречив; но при солдатах и с офицерами он всегда говорил таким языком, который бы им врезывался в память и ложился бы прямо на сердце».
А теперь вдумаемся в то, что же сказал Кутузов и как он сам в душе должен был относиться к сказанному. Внешний смысл самой реплики ясен: «Наполеон - узурпатор, потому и сидит нетвердо, чего и следовало ожидать; то ли дело у нас, в благоденствующем под сенью законных самодержцев Отечестве, где власть легитимная, а не узурпированная!»; кстати, Кутузов явно «переводил в уме» с французского политического лексикона: pouvoir legitime… pouvoir usurpE…
Но кто, кому и о ком это говорит?
Против Наполеона, с его узурпаторской непрочной властью, в его отсутствие поднялся заговор, и был подавлен в течение суток, причем начальные успехи заговорщиков основывались исключительно на передаваемом ими известии о том, что Наполеон погиб. Если бы они пытались поднять кого-то против живого Наполеона, они провалились бы сразу.
Между тем в России, в тот самый момент, когда Кутузов с примерным патриотическим благонравием произносил свою реплику, правил император, у которого и отец, и дед, - оба легитимные монархи, - были убиты в результате военных заговоров, причем в обоих случаях им на смену заговорщики успешно сажали править того, кого хотели, и никаким наказаниям потом не подвергались. О торжественном выходе Александра с придворными чинами говорили, что император выступает с убийцами своего отца впереди, убийцами своего деда позади и своими собственными будущими убийцами по бокам. Профессия российского монарха на момент кутузовской рацеи была более рискованной, чем судьба советского пехотинца во фронтальных атаках Великой Отечественной: из числа тех убили менее чем каждого третьего, из числа российских монархов середины - второй половины XVIII века убили каждого второго. Самое время было бы Кутузову рассуждать о том, как непрочна власть при военной диктатуре по сравнению с российской легитимной монархией!
Еще интереснее то, что представил Кутузов это рассуждение не кому-нибудь, а офицерам и солдатам гвардейского Семеновского полка. Семеновцы сыграли крайне активную роль в случившемся за 50 лет до того гвардейском перевороте в пользу Екатерины. А за 10 с небольшим лет до кутузовских речей именно командование, офицеры и солдаты Семеновского полка были ударной силой заговорщиков против Павла. И вот именно им Кутузов толкует о том, как непрочно сидит собачий сын Наполеон на престоле, ибо он всего лишь узурпатор, - то ли дело у нас!
Это, конечно, классический случай швейкования; можно себе представить, как ядовито усмехался про себя Кутузов, произнося свое поучение, и особенно видя, что офицеры приняли его всерьез. Бедняга Жиркевич, он и десятилетия спустя, по патриотическому неумению соображать различные обстоятельства, не понял, что ему в глаза злейшим образом издевались над легитимной отечественной монархией под видом ее верноподданического восхваления.
Между тем издевательство это - с двойным дном. Общим местом политического лексикона Просвещения было противопоставление автократа, правящего деспотически и тиранически, и потому беззаконного по существу, каким бы там легитимным в смысле наследования он ни был, - и власти автократа, который и пришел к власти по закону, и осуществляет ее по закону, действуя как высший исполнитель, гарант и проводник законов, а не деспот, делающий, что ему угодно; только такая автократия и считалась законной по существу. И вот между законной _в этом смысле_ властью и властью деспота действительно очень любили проводить параллели в том духе, что деспот творит что хочет, но и против него всегда могут так же беззаконно воздвигнуться убийцы, и не спасет его тогда его тирания; а вот в благоустроенной монархии, где правят законы, места для таких переворотов не будет. Традиция этих параллелей докатилась до Пушкинской «Вольности»:
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон - а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
- и там же прямо об убийстве Павла с искомым выводом о том, что власть тиранов непрочна, что только государь, почитающий законы, сам защищен от преступного низвержения:
…Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит - в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной...
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары...
Погиб увенчанный злодей,
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
При Екатерине все это было общим местом официальной идеологии.
Таким образом, само противопоставление «непрочной захваченной-и-беззаконной власти» и «прочной законной власти», в рамках которого было сделано обсуждаемое высказывание Кутузова, - оно-то являлось общим местом идеологии Просвещения, и Кутузов его, несомненно, разделял в действительности. Но только если применять это противопоставление, не закрывая глаз на элементарные факты, то получится, что в России власть как раз и есть «захваченная/беззаконная» и потому непрочная. И в самом деле - Екатерина села на престол в результате именно что захвата власти, правящий император Александр - тоже!
Между тем Кутузов, собственно, в своем изречении нигде не сказал, что это в России власть законная. Он просто на примере заговора Мале указал, что вот, мол, как непрочна власть, связанная с беззаконием (в частности, родившаяся из узурпации). Его реплика _звучала_ так, как будто в ней противопоставлялась узурпаторская и непрочная власть Наполеона законной и прочной власти отечественной, - но последняя в ней, строго говоря, даже не упоминается. И получается, что Кутузов просто напомнил полку, дважды беззаконно низвергавшему законных царей, что непрочна та власть, которая связана с беззаконием (то есть, если подумать минуту, российская же власть, - именно она и выходит беззаконной в первую голову по логике высказывания Кутузова, хоть это и не проговорено вслух, а то, что проговорено, внешне производит и вовсе противоположное впечатление). Напомнил Кутузов все это семеновцам, конечно, на примере _Наполеона_ , не проговаривая примеров более близких и ярких, - но sapienti sat, а insapienti, как известно, закон не писан, и разговоры о законной власти тоже не про инсапиенсов говорятся - иначе как в насмешку и над ними, и над беззаконием. Такой насмешкой и была кутузовская рацея.