Отв. по Кондопоге
Ответ на группу постов, заверш. http://users.livejournal.com/_lapochka/637345.html?thread=8416161
Я считаю, что весь разговор по этим вопросам должен заходить с другого конца. Самочинны или несамочинны данные репрессии (лишение прав, собственности, свободы, жизни / правоограничения в этих областях) - это вопрос второстепенный. Суд и самосуд преследуют одинаковые цели и подчиняются общим базовым правилам, в противном случае это не суд, а произвольная преступная расправа, осуществляйся она самосудом или официальным судебным органом.
Представляется самоочевидным (частью аксиоматически, частью - по наблюдению), что репрессии можно подвергать только следующим образом:
I. Репрессии за вину.
1. За личную вину в таком-то преступлении / правонарушении. В число таких личных вин входит причастность к преступлению, в частности, в следующих формах: 1.1. недонесение о твердо известной тебе преступной деятельности (нашими нынешними законами недонесение не считается преступлением, но я говорю в общем); 1.2. членство - и формальное, и просто фактическое - в преступном сообществе. Преступное сообщество - это сообщество, которое именно как сообщество занимается (в том числе) преступной деятельностью. Членство в преступном сообществе - это устойчивая работа на означенное сообщество (в том числе сама по себе непреступная) в том случае, если человек осведомлен о том, что это сообщество преступное, и что он рассматривается этим сообществом как человек, которому оно отдает поручения. Членство в преступном сообществе реально выражается в преступных действиях от недонесения / укрывательства до прямой причастности к преступлениям.
Примечание 1. Социальные и личные связи с преступниками, если они не укладываются в сознательное пособничество их преступным действиям, а также не укладываются в вышеуказанные пп. 1.1 - 1.2, не могут быть поводом для репрессий.
Примечание 2. Внутренняя солидарность c преступниками, антиобщественные настроения и сочувствие чужим преступлениям сами по себе не могут быть поводом для репрессий, если не проявляются в противоправных действиях, а если проявляются, то караются именно эти действия, а не солидарность и настроения. Антиобщественные мнения и готовность считать такие-то преступления непреступными сами по себе не являются поводами для репрессий. Репрессиям не подвергаются «плохие люди» за то, что они по своим мнениям и настроениям «плохие люди» - любой вменяемый человек понимает, что это было бы безумным и зловредным извращением справедливости и закона.
Примеры к прим. 1-2.
Если Джон Джонс приятельствует с террористом, ничего не зная о том, что он террорист, и дает ему деньги, а тот на них покупает взрывчатку, то Джонса нельзя карать за пособничество террористам.
Множество в/с Советской и Российской армий считали, что в преступных насилиях, известных под шапкой «дедовщины», ничего преступного нет, и относились к ней вполне терпимо. За сам этот факт (даже если он точно о них известен) они не подлежат репрессированию.
Если русский нацист НН приятельствует с русским нацистом-вайтпауэрщиком ЦЦ и знает о его общих настроениях и взглядах, в частности, о том, что всех негров в России стоило бы прирезать, но НЕ знает, что ЦЦ сам собирается убить любого первого попавшегося из них, и дает ему по его просьбе молоток (ЦЦ, однако, вовсе не дает понять, что молоток ему нужен для преступных целей), а тот этим молотком убивает негра, то НН, каким бы негодяем его ни считать, карать во всей этой истории решительно не за что. Если НН испытывает сочувствие к преступлению ЦЦ и считает его достойным делом, то само по себе это также не повод для репрессий.
Если профессор такой-то работает на таком-то факультете МГУ, где в приемной комиссии доминирует коррумпированная мафиозная группа, не останавливающаяся и перед убийствами, причем знают об этом на уровне «достоверных слухов» все, включая профессора, и никто ничего с этим не делает, то факультет от этого не делается преступным сообществом (ибо вовсе не факультет как сообщество занимается преступлениями, а лишь эта самая мафиозная группа, которая на факультете существует, но ); не может факультет как организация и быть обвинен в укрывательстве и попустительстве этой преступной группы, а сам этот профессор не может быть покаран ни за сообщничество, ни за недонесение (ему не о чем доносить, в его распоряжении нет твердых конкретных фактов). Допустимо ставить вопрос о служебном несоответствии декана - в том случае, если он имеет реальные возможности установить зло и бороться с ним, но не использует их.
Если у Марии Ивановой зять - маньяк-убийца, режущий женщин с накрашенными губами как гадких шлюх, но она этого не знает, и обстирывает и кормит его, то она не подлежит репрессированию и не является его сообщницей, пособницей, укрывательницей и т.п.
Если даже она еще и считает, что всех женщин с накрашенными губами стоило бы прирезать как гадких шлюх, но не знает, что ее зять этим занимается, то ее по-прежнему не за что репрессировать. Если после ареста ее зятя (до момента ареста она ничего о его действиях не знала) она в душе и частных разговорах одобряет его действия, но не совершает противоправных поступков, то ее по-прежнему не за что репрессировать.
Примечание 3. _Не нарушающая законов_ и _не заключающаяся в соучастии в преступлениях или в совершении преступлений_ поддержка (например, голосованием), оказываемая по каким бы то ни было мотивам в адрес группировки / власти, повинной в преступной деятельности, НЕ является поводом для репрессий, даже если поддерживающий знает об этой деятельности и даже если он этой деятельности сочувствует (а не считает данную группировку наименьшим злом).
Пример: не подлежат репрессированию голосовавшие за Ельцина, «Единую Россию» и нынешнюю власть, в том числе и те, кто голосуют за всех них по неолиберальным соображениям. Голосование на законных выборах за легальную партию, не пришедшую к власти насильственным террористическим путем, не может считаться преступлением, достойным кары. Не подлежали репрессированию и не репрессировались люди за сам факт голосования за НСДАП или саму по себе поддержку НСДАП, ни то ни другое не могло считаться и виной. Вот членство в НСДАП могло бы в принципе таковым считаться как формальное членство в сообществе, признанном преступным.
Примечание 4. Недонесение не считается сейчас преступлением по нашим законам. Но даже если бы оно считалось таковым (я бы это приветствовал), то репрессировать за недонесение имело бы смысл только в случаях недонесения о самых тяжелых преступлениях. В противном случае репрессировать пришлось бы десятки миллионов человек, так как неисчислимое количество насилий, хищений и коррупционных актов прошло за последние тридцать-сорок лет на слуху и на глазах миллионов людей. Если за недонесение о преступлениях надо репрессировать, то репрессировать надо будет почти все мужское население страны, ибо миллионы преступлений, совершавшихся в армии, были «замолчаны» военнослужащими, никоим образом о них не доносившими, и речь идет о вине десятков миллионов человек, прошедших армию.
2. Сам факт вин, отмеченных в пункте 1, редко бывает доказан с 99-процентной вероятностью. Чаще речь идет о более или менее уверенном подозрении - даже в том случае, если обвиняемый сознался. В зависимости от тяжести и общественного вреда преступления и от чрезвычайности обстоятельств репрессия может быть применена при большем или меньшем уровне доказательности подозрения. Однако подозрение это может быть только конкретным, связанным с данным лицом, а не мотивированным исключительно по наведению от представлений о модусах поведения, распространенных в той среде, к которой он принадлежит. Самоочевидным злостно-преступным абсурдом было бы схватить произвольного чиновника по тому одному факту, что он чиновник, и покарать его за коррупцию (по подозрению в коррупции) на том основании, что про чиновников «сложилось твердое мнение», что большинство из них коррумпировано и ворует госсредства. Таким же злостно-преступным абсурдом было бы хватать произвольно людей по факту прохождения ими службы в Советской и Российской армии и сажать их по подозрению в участии в преступных насилиях по отношению к другим в/с и укрывательстве оных насилий на том основании, что «есть мнение», что в/с Сов/Рос. армии массово в этом повинны - хотя мнение это верно, и с 75-80-процентной вероятностью любой в/с Советской армии ДЕЙСТВИТЕЛЬНО участвовал в таковых насилиях, и с 98-процентной вероятностью - виновен в недонесении о них.
3. Сами представления о массовости распространения таких-то преступлений и одобрений таких-то преступлений, а равно антиобщественных настроений и модусов в такой-то среде могут считаться основанием для чего бы то ни было лишь в том случае, если они опираются на репрезентативные факты. Представление «большинство баб - суки, которые только и думают о том, как паразитировать на мужчинах» и представление «большинство мужиков - свиньи, которые всегда готовы избивать и насиловать женщин» не могут считаться основаниями для чего бы то ни было, пока они не опираются на репрезентативные факты, НЕЗАВИСИМО ОТ СТЕПЕНИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ЭТИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ. Те идеи, что генералы РИА Перемышль немцам за десять тыщ продали, а царица Вильгельму военные секреты выдавала по телеграфу, а войну затеяли буржуи, чтоб побольше погубить трудящихся и нажиться на военных поставках - есть злоабсурдный ничего не стоящий бред НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, что в это твердо верили сотни тысяч и миллионы солдат. Что это именно злоабсурдный бред, надо доказывать специально, а вот то, что это ничего не стоящий и не могущий быть использован в качестве оснований для чего бы то ни было треп, известно сразу, потому что ни на какие репрезентативные факты и доказательства люди, этот бред передававшие, ссылаться не могли.
II. Репрессии превентивные.
В чрезвычайных обстоятельствах бывают допустимы превентивные репрессии / нарушения прав / правоограничения, вызванные не тем, что репрессируемый нечто подлежащее каре СОВЕРШИЛ (будь то доказано или по подозрению), а тем е веским подозрением, что он с пороговой вероятностью ЗАХОЧЕТ это нечто совершить и совершит (1) или что КТО-ТО из репрессируемой группы захочет это нечто совершить и совершит, причем цена этого «нечта» такова, что в его предотвращение оправданным становится обременить репрессией многих заведомо невинных лиц - всю его группу.
Сам тот принцип, что невинных БЫВАЕТ можно и должно заставлять страдать ради изобличения или предотвращения преступления, сомнению не подлежит. Всякий раз, когда вводят комендантский час, или когда задерживают для обыска десяток торопящихся по своим делам людей, или когда собьют полный пассажиров самолет с террористом, желающим и способным, скажем, распылить оттуда смертельный вирус (собьют прежде, чем он успеет это сделать), применяется этот принцип. Превентивные репрессии являются еще одним примером его применения. Однако по очевидным соображениям превентивные репрессии - чрезвычайно опасная и ядовитая для самих основ справедливости мера, а также мера сама по себе нежелательная, как и всякое покушение на невинных, и применение таких репрессий мыслимо только при следующих ограничениях:
- а) превентивные репрессии применяются только в чрезвычайном случае, когда воздержание от них с очень высокой степенью вероятности вызовет великий ущерб, намного превышающий тот ущерб, который сами жертвы превентивных репрессий должны от этих репрессий понести.
Пример: интернирование лиц, зарекомендовавших себя как пронацисты (никаких законов не нарушавших) в Англии 1940-41, интернирование японцев в США в 1942, части немцев в Польше в 1939, выселение в тыл немцев у нас в 1941 году, выселение в тыл евреев и немцев у нас в 1914-15 - все это были меры, которые как таковые (я не говорю о вопиюще преступном формате ВЫПОЛНЕНИЯ выселения в тыл немцев в 1941 и эксцессах и преступлениях, сопровождавших польские дела 1939 гю и российские 1914 г.; я говорю только о самом интернировании и выселении) преступными бы не являлись, будь настроения и возможности, распространенные в соотв. группах, именно таковы, какими они казались властям, или имей власти действительно веские основания их таковыми считать. В обоих российских случаях - 1914-15 и 1941 - таких оснований, например, на самом деле не было, но примем условно, что были или что власти могли на этот счет добросовестно обманываться (на самом деле власти в обоих случаях были полубезумны и истеричны, что известно и независимо от выселений).
- б) превентивные репрессии должны рассматриваться как административное бремя, налагаемое на их жертвы во имя общества, а не как кара за вины этих жертв; жертвы таких репрессий не должны подвергаться шельмованиям (а наоборот, должны получить общественное признание в качестве лиц, на которых общество возложило определенное непозорное и важное тягло, и которым оно тем самым обязано благодарностью), если критерием для превентивной репрессий не является прочно установленное и общественно предосудительное (хотя и не подлежащее в нормальном случае репрессии) поведение репрессируемых. Иными словами, если интернированию подвергаются, например, заявленные сторонники преступной идеологии в условиях войны с соответствующим движением, то они сами морально «повинны» в своем интернировании (хотя сам тот факт, что они сторонники этой идеологии, вины и повода для нормальной репрессии не образует), если же ему подвергаются люди, ничем дурным конкретно себя не зарекомендовавшие и не вызывающие соответствующих конкретных подозрений, то их надлежит не шельмовать, а рассматривать как лиц, которых общество обременило по необходимости ради общего блага наряду со всеми прочими видами такого обременения, от призыва в армию до трудовой повинности. Немец, выселяемый в 1941 году, или японец, интернируемый в 42-м году, не создали своим поведением никакой вины, ни даже подозрения в какой-то вине, из-за которых их решили превентивно репрессировать.
в) превентивная репрессия должна быть (всюду, где это возможно сделать без сильного риска страшной погибели) как можно более мягкой (в пределах, не обессмысливающих само ее применение), а также временной, компенсируемой и обратимой, - по истечении чрезвычайной ситуации, вызвавшей ее к жизни, она должна быть отменена и по возможности вознаграждена, как и все прочие жертвы, понесенные членами общества во имя общества.
г) подозрение, лежащее в основе превентивной репрессии, должно (за единственным исключением) по меньшей мере удовлетворять тем же требованиям, которым должно удовлетворять подозрение, лежащее в основе репрессии нормальной (см. выше I. 2-3) - то есть строиться не на огульных общих подозрениях, а на репрезентативных конкретных данных о каждом репрессируемом. Исключением являются случаи, когда репрезентативные данные позволяют заключить, что опасна лишь часть членов такой-то группы, но выявить ее внутри группы нельзя, а сама представляемая ей опасность столь ужасна, что оправдывает репрессии и правоограничения в адрес всей группы. В этих случаях п. I.2 не действует - репрессии не нуждаются в том, чтобы веские конкретные подозрения существовали в адрес каждого репрессируемого в группе; но п.I.3 сохраняет силу - сами представления о том, что хоть кто-то из группы опасен, и опасность эта настолько велика, что репрессировать оправданно всю группу, - эти представления должны покоиться на твердых репрезентативных фактах, а не быть взяты с ветра или с базара.
III. Приведенные соображения не привязаны к защите какой бы то ни было конкретной группы или лица. Их автоматически требуют сами моральные и прагматические основы любого человеческого общежития - за одним исключением. Исключение это таково: сама по себе не выраженная в преступных действиях приверженность к группировке, повинной в преступной или враждебной деятельности, в чрезвычайных и особых обстоятельствах становилась поводом для атаки против соотв. лица, если оно представляло прямую угрозу в уже начавшейся гражданской схватке и присутствовало на месте этой схватки. В Риме II в. до н.э. истреблено было 300 приверженцев Тиберия Гракха при следующих обстоятельствах: толпа приверженцев Гракха явилась за ним к форуму как его сторонники и охрана на случай нападения врагов, ни на какое преступление не идя и его не умышляя; но когда сенаторы действительно атаковали Гракха как посягающего слишком на многое, началась драка с его приверженцами, пытавшимися дать отпор и защитить его, и в этой драке сторонники сената громили всю толпу приверженцев Гракха, хотя никакого преступления за ними не было, и не разбирали, кто там с ними хотел драться, а кто рад был бы уйти - раз уж дошло до гражданской схватки, то столкновение шло именно с явившимися на форум приверженцами Гракха, представлявшими опасность и частично вступившими в схватку, защищая его. Убито было 300 человек. А вот остальных приверженцев Гракха, которых на форуме не было, уже никто не трогал. И даже сами сторонники Гракхов не видели во всем этом преступления. А вот когда чуть позднее при гибели Гая Гракха в такой же схватке погибло на форуме 250 человек, а потом перебили по городу еще почти три тысячи приверженцев Гракха за сам факт такой приверженности - то эту штуку римская традиция в итоге сочла уже легальным преступлением (легальным - потому что полномочия на нее были законно даны руководившему расправой Опимием, преступлением - по существу); аналогично осуждались позднейшие проскрипции.
IV. Речь выше шла только о репрессиях. Существует множество форм коллективного/групповой обременения и коллективной/групповой ответственности, к репрессиям отношения не имеющих (например, взимание долга с поручителя - тут вообще сам поручитель добровольно возвел на себя такое обременение). Есть, кроме того, оправданные административные насильственные меры, вовлекающие заведомо невинных лиц и причиняющие им ущерб ради борьбы с преступлениями и их предотвращения - хоть насильственное задержание для проверки документов: ущерб маленький, но ущерб. Оправданными такие меры бывают лишь постольку, поскольку причиняемый ими ущерб носит временный характер и очень невелик, либо в тех случаях, когда он на порядок меньше конкретного неизбежного (или почти неизбежного) ущерба другим невинным же, этим предотвращаемого.
* * *
Примерим все сказанное к Кондопоге - к людям, насильно выселенным из города, где они вполне законно проживали, часть имущества которых была при этом уничтожена (скажем, у владельца лесопилки сожгли эту самую лесопилку). Имеем:
По п.I.: Нормальной репрессией (за некое совершенное преступление, будь факт совершения его доказан или лишь подозреваем по конкретным основаниям) выселение не было. Совокупность чеченцев г. Кондопоги не было никаких фактических оснований считать преступным сообществом. Выселяемых не было никаких оснований считать членами такового сообщества; их не обвиняли и не подозревали ни в каких личных конкретных винах, в том числе в недонесении о каких-то преступлениях или их укрывательстве. Самоорганизовавшиеся выселяющие не удосужились в предыдущие несколько дней даже возвестить населению, чтобы то принесло организатором жалобы на тех, кто его чем-то обидел, чтобы иметь хоть первичный материал для того, чтобы определять, кто в чем виновен.
Мотивы, по которым производилось выселение, не могут считаться допустимыми по примечаниям 1-4 к п. I.1. Сами эти мотивы еще и были сформированы способами, запрещаемыми пп. I.2 и I.3.
Но, быть может, выселение можно считать оправданной репрессией превентивной? И это заведомо не так: 1) никакого такого страшного ущерба горожанам Кондопоги, который оправдал бы выселение лесопильщика или среднего выселяемого, от означенных лиц ожидать было нельзя. Чего боялись горожане - того, что это лесопильщик начнет рассекать по городу и убивать кондопожцев? Каких преступлений они от него ждали? А от прочих? Требование II.а) к превентивным репрессиям и отдаленно тут выполнено не было.
2-3) Действия выселяющих кондопожцев отнюдь не удовлетворяли требованиям п. IIб) и в).
4) Подозрения, на основании которых производилось выселение, не удовлетворяли п.IIг).
Таким образом, как превентивная мера действия выселяющих кондопожцев также никакой критики не выдерживают.
П. III-IV отношения к ситуации к Кондопоге не имеют: там не было ни схватки на месте, ни конкретной опасности, оправдывающей административное выселение; а у сожжения лесопилки и вовсе такого оправдания не могло бы быть в принципе.
Полная несостоятельность по всем пунктам.
Тот способ, который выбирается для оправдания действий выселяющих, сводится к сумме двух ходов:
Ход А. Приравнивание совокупности чеченцев Кондопоги к преступному сообществу. Доказательств этому не приводится в принципе, а по логике, по которой осуществляется это приравнивание, преступными сообществами ДОКАЗАТЕЛЬНО (в отличие от чеченцев Кондопоги) окажутся:
истфак означенного выше вуза (в силу общеизвестной мафиозности его приемной комиссии и отсутствия борьбы с оной на факультете);
почти любая большая фирма матушки России (она как фирма совершает массу беззаконий и уклонений, между тем ее работники не думают увольняться, а принимают зарплату и доплату из рук глав фирмы);
весь гражданский коллектив РФ (по факту голосований за режим 1992 слл. и готовности принимать от этого режима благодеяния и искать у него оных).
Ход Б. Объявление чеченцев Кондопоги внутренне антисоциальными в своей массе элементами, ничем, кроме своей выгоды и страха, не удерживаемыми от преступлений. То есть «плохими людьми» (по общим меркам, а не для своих). Мало того, что будь оно даже так, это само по себе не могло бы служить основанием для выселения -а то, кстати, еще добрую долю самих аборигенов Кондопоги пришлось бы вышвыривать, надо думать, обычных антисоциальных элементов / «плохих людей» там немало, как и в любом месте земного шара. Высказываются, правда, те идеи, что чеченские антисоциальные элементы спаяннее карельско-русских и тем самым опаснее; но идея выселять «плохих людей» при превышении ими определенной степени предполагаемой неформальной солидарности и единства действий друг с другом, и оставлять их в городе, если они этой степени предположительно не превысили, и определять, какое подмножество «плохих людей» искомой степени достигло и подлежит выселению, а какое - еще не достигло и не подлежит выселению - такая идея едва ли имеет шанс прописаться где-нибудь, кроме сумасшедшего дома.
Мало всего сказанного, но и в пользу самого того факта что чеченцы Кондопоги в основной своей массе «плохие / антисоциальные люди» в сильно большей степени, чем прочие (и вообще в какой угодно конкретной степени) доказательств не приводится никаких. А по логике, по которой осуществляется такое оценивание, именно что доказательным стадом оркоподобного быдла выйдет, в частности, славянское население России - уже по одному тому, как устойчиво ведет себя мужская часть этого населения друг с другом в армии.
Лица, оправдывающие выселение чеченцев из Кондопоги и пишущие их в «нечисть», выносят эти оценки по определенной логике, применяя эту логику в тому, что считают фактами. Но фактов соответствующих в их распоряжении нет и не было. Зато если применять эту же логику к бесспорно установленным фактам, то придется считать нечистью, заслуживающего огульной групповой репрессии:
А. Всех славянских иногородних в казачьих областях 1910-х гг. (массовое участие в большевистском ограблении казачества, отсутствие сколько-нибудь заметного взору отмежевывания от этого ограбления, или противостояния этому ограблению, или хоть осуждению его);
Б. Всех русских крестьян того же времени (массовое участие в погромах помещичьих усадеб, колоссальная степень солидарности с теми, кто их предпринимал, отказ видеть в этом преступление);
В. Русских времени нынешнего (массовые насилия, угнетение и унижения, чинимые в самоорганизованном институциональном порядке над своими же соплеменниками и младшими товарищами в армии - участвует в этом большинство молодежи, проходящей через армию, то есть просто большинство молодежи; порядок этот она принимает практически без осуждения и без настоящего принуждения; имеется массовое запирательство и укрывательство в отношении этих преступлений; младший призыв, достигнув старшинства, в 90 процентах случаев не думает отказываться от того, чтобы пользоваться соответствующими механизмами насилия, унижений и вымогательства в адрес нового младшего призыва; отцы, матери, девушки и жены участников не сказать, чтоб заметно отмежевывались от всего этого или считали, что участвуя в этом, их дети и т.п. покрывают себя позором).
По логике моих оппонентов на основании одного этого русских надо было бы считать нечистью, при первой возможности институционально устраивающей свою жизнь на основах насилия, унижения и угнетения одной своей части в адрес другой, и человеческие нормы поведения соблюдающей только из страха. Санкция, двадцать лет подряд выдаваемая большинством русских на ведение бесчестной хищнической политики, разоряющей и обездоливающей большую часть их же единоплеменников, окончательно эту оценку узаконит.
Я от такой оценки, натурально, далек - но по логике моих оппонентов другой она никак не получится..
Я считаю, что весь разговор по этим вопросам должен заходить с другого конца. Самочинны или несамочинны данные репрессии (лишение прав, собственности, свободы, жизни / правоограничения в этих областях) - это вопрос второстепенный. Суд и самосуд преследуют одинаковые цели и подчиняются общим базовым правилам, в противном случае это не суд, а произвольная преступная расправа, осуществляйся она самосудом или официальным судебным органом.
Представляется самоочевидным (частью аксиоматически, частью - по наблюдению), что репрессии можно подвергать только следующим образом:
I. Репрессии за вину.
1. За личную вину в таком-то преступлении / правонарушении. В число таких личных вин входит причастность к преступлению, в частности, в следующих формах: 1.1. недонесение о твердо известной тебе преступной деятельности (нашими нынешними законами недонесение не считается преступлением, но я говорю в общем); 1.2. членство - и формальное, и просто фактическое - в преступном сообществе. Преступное сообщество - это сообщество, которое именно как сообщество занимается (в том числе) преступной деятельностью. Членство в преступном сообществе - это устойчивая работа на означенное сообщество (в том числе сама по себе непреступная) в том случае, если человек осведомлен о том, что это сообщество преступное, и что он рассматривается этим сообществом как человек, которому оно отдает поручения. Членство в преступном сообществе реально выражается в преступных действиях от недонесения / укрывательства до прямой причастности к преступлениям.
Примечание 1. Социальные и личные связи с преступниками, если они не укладываются в сознательное пособничество их преступным действиям, а также не укладываются в вышеуказанные пп. 1.1 - 1.2, не могут быть поводом для репрессий.
Примечание 2. Внутренняя солидарность c преступниками, антиобщественные настроения и сочувствие чужим преступлениям сами по себе не могут быть поводом для репрессий, если не проявляются в противоправных действиях, а если проявляются, то караются именно эти действия, а не солидарность и настроения. Антиобщественные мнения и готовность считать такие-то преступления непреступными сами по себе не являются поводами для репрессий. Репрессиям не подвергаются «плохие люди» за то, что они по своим мнениям и настроениям «плохие люди» - любой вменяемый человек понимает, что это было бы безумным и зловредным извращением справедливости и закона.
Примеры к прим. 1-2.
Если Джон Джонс приятельствует с террористом, ничего не зная о том, что он террорист, и дает ему деньги, а тот на них покупает взрывчатку, то Джонса нельзя карать за пособничество террористам.
Множество в/с Советской и Российской армий считали, что в преступных насилиях, известных под шапкой «дедовщины», ничего преступного нет, и относились к ней вполне терпимо. За сам этот факт (даже если он точно о них известен) они не подлежат репрессированию.
Если русский нацист НН приятельствует с русским нацистом-вайтпауэрщиком ЦЦ и знает о его общих настроениях и взглядах, в частности, о том, что всех негров в России стоило бы прирезать, но НЕ знает, что ЦЦ сам собирается убить любого первого попавшегося из них, и дает ему по его просьбе молоток (ЦЦ, однако, вовсе не дает понять, что молоток ему нужен для преступных целей), а тот этим молотком убивает негра, то НН, каким бы негодяем его ни считать, карать во всей этой истории решительно не за что. Если НН испытывает сочувствие к преступлению ЦЦ и считает его достойным делом, то само по себе это также не повод для репрессий.
Если профессор такой-то работает на таком-то факультете МГУ, где в приемной комиссии доминирует коррумпированная мафиозная группа, не останавливающаяся и перед убийствами, причем знают об этом на уровне «достоверных слухов» все, включая профессора, и никто ничего с этим не делает, то факультет от этого не делается преступным сообществом (ибо вовсе не факультет как сообщество занимается преступлениями, а лишь эта самая мафиозная группа, которая на факультете существует, но ); не может факультет как организация и быть обвинен в укрывательстве и попустительстве этой преступной группы, а сам этот профессор не может быть покаран ни за сообщничество, ни за недонесение (ему не о чем доносить, в его распоряжении нет твердых конкретных фактов). Допустимо ставить вопрос о служебном несоответствии декана - в том случае, если он имеет реальные возможности установить зло и бороться с ним, но не использует их.
Если у Марии Ивановой зять - маньяк-убийца, режущий женщин с накрашенными губами как гадких шлюх, но она этого не знает, и обстирывает и кормит его, то она не подлежит репрессированию и не является его сообщницей, пособницей, укрывательницей и т.п.
Если даже она еще и считает, что всех женщин с накрашенными губами стоило бы прирезать как гадких шлюх, но не знает, что ее зять этим занимается, то ее по-прежнему не за что репрессировать. Если после ареста ее зятя (до момента ареста она ничего о его действиях не знала) она в душе и частных разговорах одобряет его действия, но не совершает противоправных поступков, то ее по-прежнему не за что репрессировать.
Примечание 3. _Не нарушающая законов_ и _не заключающаяся в соучастии в преступлениях или в совершении преступлений_ поддержка (например, голосованием), оказываемая по каким бы то ни было мотивам в адрес группировки / власти, повинной в преступной деятельности, НЕ является поводом для репрессий, даже если поддерживающий знает об этой деятельности и даже если он этой деятельности сочувствует (а не считает данную группировку наименьшим злом).
Пример: не подлежат репрессированию голосовавшие за Ельцина, «Единую Россию» и нынешнюю власть, в том числе и те, кто голосуют за всех них по неолиберальным соображениям. Голосование на законных выборах за легальную партию, не пришедшую к власти насильственным террористическим путем, не может считаться преступлением, достойным кары. Не подлежали репрессированию и не репрессировались люди за сам факт голосования за НСДАП или саму по себе поддержку НСДАП, ни то ни другое не могло считаться и виной. Вот членство в НСДАП могло бы в принципе таковым считаться как формальное членство в сообществе, признанном преступным.
Примечание 4. Недонесение не считается сейчас преступлением по нашим законам. Но даже если бы оно считалось таковым (я бы это приветствовал), то репрессировать за недонесение имело бы смысл только в случаях недонесения о самых тяжелых преступлениях. В противном случае репрессировать пришлось бы десятки миллионов человек, так как неисчислимое количество насилий, хищений и коррупционных актов прошло за последние тридцать-сорок лет на слуху и на глазах миллионов людей. Если за недонесение о преступлениях надо репрессировать, то репрессировать надо будет почти все мужское население страны, ибо миллионы преступлений, совершавшихся в армии, были «замолчаны» военнослужащими, никоим образом о них не доносившими, и речь идет о вине десятков миллионов человек, прошедших армию.
2. Сам факт вин, отмеченных в пункте 1, редко бывает доказан с 99-процентной вероятностью. Чаще речь идет о более или менее уверенном подозрении - даже в том случае, если обвиняемый сознался. В зависимости от тяжести и общественного вреда преступления и от чрезвычайности обстоятельств репрессия может быть применена при большем или меньшем уровне доказательности подозрения. Однако подозрение это может быть только конкретным, связанным с данным лицом, а не мотивированным исключительно по наведению от представлений о модусах поведения, распространенных в той среде, к которой он принадлежит. Самоочевидным злостно-преступным абсурдом было бы схватить произвольного чиновника по тому одному факту, что он чиновник, и покарать его за коррупцию (по подозрению в коррупции) на том основании, что про чиновников «сложилось твердое мнение», что большинство из них коррумпировано и ворует госсредства. Таким же злостно-преступным абсурдом было бы хватать произвольно людей по факту прохождения ими службы в Советской и Российской армии и сажать их по подозрению в участии в преступных насилиях по отношению к другим в/с и укрывательстве оных насилий на том основании, что «есть мнение», что в/с Сов/Рос. армии массово в этом повинны - хотя мнение это верно, и с 75-80-процентной вероятностью любой в/с Советской армии ДЕЙСТВИТЕЛЬНО участвовал в таковых насилиях, и с 98-процентной вероятностью - виновен в недонесении о них.
3. Сами представления о массовости распространения таких-то преступлений и одобрений таких-то преступлений, а равно антиобщественных настроений и модусов в такой-то среде могут считаться основанием для чего бы то ни было лишь в том случае, если они опираются на репрезентативные факты. Представление «большинство баб - суки, которые только и думают о том, как паразитировать на мужчинах» и представление «большинство мужиков - свиньи, которые всегда готовы избивать и насиловать женщин» не могут считаться основаниями для чего бы то ни было, пока они не опираются на репрезентативные факты, НЕЗАВИСИМО ОТ СТЕПЕНИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ЭТИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ. Те идеи, что генералы РИА Перемышль немцам за десять тыщ продали, а царица Вильгельму военные секреты выдавала по телеграфу, а войну затеяли буржуи, чтоб побольше погубить трудящихся и нажиться на военных поставках - есть злоабсурдный ничего не стоящий бред НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, что в это твердо верили сотни тысяч и миллионы солдат. Что это именно злоабсурдный бред, надо доказывать специально, а вот то, что это ничего не стоящий и не могущий быть использован в качестве оснований для чего бы то ни было треп, известно сразу, потому что ни на какие репрезентативные факты и доказательства люди, этот бред передававшие, ссылаться не могли.
II. Репрессии превентивные.
В чрезвычайных обстоятельствах бывают допустимы превентивные репрессии / нарушения прав / правоограничения, вызванные не тем, что репрессируемый нечто подлежащее каре СОВЕРШИЛ (будь то доказано или по подозрению), а тем е веским подозрением, что он с пороговой вероятностью ЗАХОЧЕТ это нечто совершить и совершит (1) или что КТО-ТО из репрессируемой группы захочет это нечто совершить и совершит, причем цена этого «нечта» такова, что в его предотвращение оправданным становится обременить репрессией многих заведомо невинных лиц - всю его группу.
Сам тот принцип, что невинных БЫВАЕТ можно и должно заставлять страдать ради изобличения или предотвращения преступления, сомнению не подлежит. Всякий раз, когда вводят комендантский час, или когда задерживают для обыска десяток торопящихся по своим делам людей, или когда собьют полный пассажиров самолет с террористом, желающим и способным, скажем, распылить оттуда смертельный вирус (собьют прежде, чем он успеет это сделать), применяется этот принцип. Превентивные репрессии являются еще одним примером его применения. Однако по очевидным соображениям превентивные репрессии - чрезвычайно опасная и ядовитая для самих основ справедливости мера, а также мера сама по себе нежелательная, как и всякое покушение на невинных, и применение таких репрессий мыслимо только при следующих ограничениях:
- а) превентивные репрессии применяются только в чрезвычайном случае, когда воздержание от них с очень высокой степенью вероятности вызовет великий ущерб, намного превышающий тот ущерб, который сами жертвы превентивных репрессий должны от этих репрессий понести.
Пример: интернирование лиц, зарекомендовавших себя как пронацисты (никаких законов не нарушавших) в Англии 1940-41, интернирование японцев в США в 1942, части немцев в Польше в 1939, выселение в тыл немцев у нас в 1941 году, выселение в тыл евреев и немцев у нас в 1914-15 - все это были меры, которые как таковые (я не говорю о вопиюще преступном формате ВЫПОЛНЕНИЯ выселения в тыл немцев в 1941 и эксцессах и преступлениях, сопровождавших польские дела 1939 гю и российские 1914 г.; я говорю только о самом интернировании и выселении) преступными бы не являлись, будь настроения и возможности, распространенные в соотв. группах, именно таковы, какими они казались властям, или имей власти действительно веские основания их таковыми считать. В обоих российских случаях - 1914-15 и 1941 - таких оснований, например, на самом деле не было, но примем условно, что были или что власти могли на этот счет добросовестно обманываться (на самом деле власти в обоих случаях были полубезумны и истеричны, что известно и независимо от выселений).
- б) превентивные репрессии должны рассматриваться как административное бремя, налагаемое на их жертвы во имя общества, а не как кара за вины этих жертв; жертвы таких репрессий не должны подвергаться шельмованиям (а наоборот, должны получить общественное признание в качестве лиц, на которых общество возложило определенное непозорное и важное тягло, и которым оно тем самым обязано благодарностью), если критерием для превентивной репрессий не является прочно установленное и общественно предосудительное (хотя и не подлежащее в нормальном случае репрессии) поведение репрессируемых. Иными словами, если интернированию подвергаются, например, заявленные сторонники преступной идеологии в условиях войны с соответствующим движением, то они сами морально «повинны» в своем интернировании (хотя сам тот факт, что они сторонники этой идеологии, вины и повода для нормальной репрессии не образует), если же ему подвергаются люди, ничем дурным конкретно себя не зарекомендовавшие и не вызывающие соответствующих конкретных подозрений, то их надлежит не шельмовать, а рассматривать как лиц, которых общество обременило по необходимости ради общего блага наряду со всеми прочими видами такого обременения, от призыва в армию до трудовой повинности. Немец, выселяемый в 1941 году, или японец, интернируемый в 42-м году, не создали своим поведением никакой вины, ни даже подозрения в какой-то вине, из-за которых их решили превентивно репрессировать.
в) превентивная репрессия должна быть (всюду, где это возможно сделать без сильного риска страшной погибели) как можно более мягкой (в пределах, не обессмысливающих само ее применение), а также временной, компенсируемой и обратимой, - по истечении чрезвычайной ситуации, вызвавшей ее к жизни, она должна быть отменена и по возможности вознаграждена, как и все прочие жертвы, понесенные членами общества во имя общества.
г) подозрение, лежащее в основе превентивной репрессии, должно (за единственным исключением) по меньшей мере удовлетворять тем же требованиям, которым должно удовлетворять подозрение, лежащее в основе репрессии нормальной (см. выше I. 2-3) - то есть строиться не на огульных общих подозрениях, а на репрезентативных конкретных данных о каждом репрессируемом. Исключением являются случаи, когда репрезентативные данные позволяют заключить, что опасна лишь часть членов такой-то группы, но выявить ее внутри группы нельзя, а сама представляемая ей опасность столь ужасна, что оправдывает репрессии и правоограничения в адрес всей группы. В этих случаях п. I.2 не действует - репрессии не нуждаются в том, чтобы веские конкретные подозрения существовали в адрес каждого репрессируемого в группе; но п.I.3 сохраняет силу - сами представления о том, что хоть кто-то из группы опасен, и опасность эта настолько велика, что репрессировать оправданно всю группу, - эти представления должны покоиться на твердых репрезентативных фактах, а не быть взяты с ветра или с базара.
III. Приведенные соображения не привязаны к защите какой бы то ни было конкретной группы или лица. Их автоматически требуют сами моральные и прагматические основы любого человеческого общежития - за одним исключением. Исключение это таково: сама по себе не выраженная в преступных действиях приверженность к группировке, повинной в преступной или враждебной деятельности, в чрезвычайных и особых обстоятельствах становилась поводом для атаки против соотв. лица, если оно представляло прямую угрозу в уже начавшейся гражданской схватке и присутствовало на месте этой схватки. В Риме II в. до н.э. истреблено было 300 приверженцев Тиберия Гракха при следующих обстоятельствах: толпа приверженцев Гракха явилась за ним к форуму как его сторонники и охрана на случай нападения врагов, ни на какое преступление не идя и его не умышляя; но когда сенаторы действительно атаковали Гракха как посягающего слишком на многое, началась драка с его приверженцами, пытавшимися дать отпор и защитить его, и в этой драке сторонники сената громили всю толпу приверженцев Гракха, хотя никакого преступления за ними не было, и не разбирали, кто там с ними хотел драться, а кто рад был бы уйти - раз уж дошло до гражданской схватки, то столкновение шло именно с явившимися на форум приверженцами Гракха, представлявшими опасность и частично вступившими в схватку, защищая его. Убито было 300 человек. А вот остальных приверженцев Гракха, которых на форуме не было, уже никто не трогал. И даже сами сторонники Гракхов не видели во всем этом преступления. А вот когда чуть позднее при гибели Гая Гракха в такой же схватке погибло на форуме 250 человек, а потом перебили по городу еще почти три тысячи приверженцев Гракха за сам факт такой приверженности - то эту штуку римская традиция в итоге сочла уже легальным преступлением (легальным - потому что полномочия на нее были законно даны руководившему расправой Опимием, преступлением - по существу); аналогично осуждались позднейшие проскрипции.
IV. Речь выше шла только о репрессиях. Существует множество форм коллективного/групповой обременения и коллективной/групповой ответственности, к репрессиям отношения не имеющих (например, взимание долга с поручителя - тут вообще сам поручитель добровольно возвел на себя такое обременение). Есть, кроме того, оправданные административные насильственные меры, вовлекающие заведомо невинных лиц и причиняющие им ущерб ради борьбы с преступлениями и их предотвращения - хоть насильственное задержание для проверки документов: ущерб маленький, но ущерб. Оправданными такие меры бывают лишь постольку, поскольку причиняемый ими ущерб носит временный характер и очень невелик, либо в тех случаях, когда он на порядок меньше конкретного неизбежного (или почти неизбежного) ущерба другим невинным же, этим предотвращаемого.
* * *
Примерим все сказанное к Кондопоге - к людям, насильно выселенным из города, где они вполне законно проживали, часть имущества которых была при этом уничтожена (скажем, у владельца лесопилки сожгли эту самую лесопилку). Имеем:
По п.I.: Нормальной репрессией (за некое совершенное преступление, будь факт совершения его доказан или лишь подозреваем по конкретным основаниям) выселение не было. Совокупность чеченцев г. Кондопоги не было никаких фактических оснований считать преступным сообществом. Выселяемых не было никаких оснований считать членами такового сообщества; их не обвиняли и не подозревали ни в каких личных конкретных винах, в том числе в недонесении о каких-то преступлениях или их укрывательстве. Самоорганизовавшиеся выселяющие не удосужились в предыдущие несколько дней даже возвестить населению, чтобы то принесло организатором жалобы на тех, кто его чем-то обидел, чтобы иметь хоть первичный материал для того, чтобы определять, кто в чем виновен.
Мотивы, по которым производилось выселение, не могут считаться допустимыми по примечаниям 1-4 к п. I.1. Сами эти мотивы еще и были сформированы способами, запрещаемыми пп. I.2 и I.3.
Но, быть может, выселение можно считать оправданной репрессией превентивной? И это заведомо не так: 1) никакого такого страшного ущерба горожанам Кондопоги, который оправдал бы выселение лесопильщика или среднего выселяемого, от означенных лиц ожидать было нельзя. Чего боялись горожане - того, что это лесопильщик начнет рассекать по городу и убивать кондопожцев? Каких преступлений они от него ждали? А от прочих? Требование II.а) к превентивным репрессиям и отдаленно тут выполнено не было.
2-3) Действия выселяющих кондопожцев отнюдь не удовлетворяли требованиям п. IIб) и в).
4) Подозрения, на основании которых производилось выселение, не удовлетворяли п.IIг).
Таким образом, как превентивная мера действия выселяющих кондопожцев также никакой критики не выдерживают.
П. III-IV отношения к ситуации к Кондопоге не имеют: там не было ни схватки на месте, ни конкретной опасности, оправдывающей административное выселение; а у сожжения лесопилки и вовсе такого оправдания не могло бы быть в принципе.
Полная несостоятельность по всем пунктам.
Тот способ, который выбирается для оправдания действий выселяющих, сводится к сумме двух ходов:
Ход А. Приравнивание совокупности чеченцев Кондопоги к преступному сообществу. Доказательств этому не приводится в принципе, а по логике, по которой осуществляется это приравнивание, преступными сообществами ДОКАЗАТЕЛЬНО (в отличие от чеченцев Кондопоги) окажутся:
истфак означенного выше вуза (в силу общеизвестной мафиозности его приемной комиссии и отсутствия борьбы с оной на факультете);
почти любая большая фирма матушки России (она как фирма совершает массу беззаконий и уклонений, между тем ее работники не думают увольняться, а принимают зарплату и доплату из рук глав фирмы);
весь гражданский коллектив РФ (по факту голосований за режим 1992 слл. и готовности принимать от этого режима благодеяния и искать у него оных).
Ход Б. Объявление чеченцев Кондопоги внутренне антисоциальными в своей массе элементами, ничем, кроме своей выгоды и страха, не удерживаемыми от преступлений. То есть «плохими людьми» (по общим меркам, а не для своих). Мало того, что будь оно даже так, это само по себе не могло бы служить основанием для выселения -а то, кстати, еще добрую долю самих аборигенов Кондопоги пришлось бы вышвыривать, надо думать, обычных антисоциальных элементов / «плохих людей» там немало, как и в любом месте земного шара. Высказываются, правда, те идеи, что чеченские антисоциальные элементы спаяннее карельско-русских и тем самым опаснее; но идея выселять «плохих людей» при превышении ими определенной степени предполагаемой неформальной солидарности и единства действий друг с другом, и оставлять их в городе, если они этой степени предположительно не превысили, и определять, какое подмножество «плохих людей» искомой степени достигло и подлежит выселению, а какое - еще не достигло и не подлежит выселению - такая идея едва ли имеет шанс прописаться где-нибудь, кроме сумасшедшего дома.
Мало всего сказанного, но и в пользу самого того факта что чеченцы Кондопоги в основной своей массе «плохие / антисоциальные люди» в сильно большей степени, чем прочие (и вообще в какой угодно конкретной степени) доказательств не приводится никаких. А по логике, по которой осуществляется такое оценивание, именно что доказательным стадом оркоподобного быдла выйдет, в частности, славянское население России - уже по одному тому, как устойчиво ведет себя мужская часть этого населения друг с другом в армии.
Лица, оправдывающие выселение чеченцев из Кондопоги и пишущие их в «нечисть», выносят эти оценки по определенной логике, применяя эту логику в тому, что считают фактами. Но фактов соответствующих в их распоряжении нет и не было. Зато если применять эту же логику к бесспорно установленным фактам, то придется считать нечистью, заслуживающего огульной групповой репрессии:
А. Всех славянских иногородних в казачьих областях 1910-х гг. (массовое участие в большевистском ограблении казачества, отсутствие сколько-нибудь заметного взору отмежевывания от этого ограбления, или противостояния этому ограблению, или хоть осуждению его);
Б. Всех русских крестьян того же времени (массовое участие в погромах помещичьих усадеб, колоссальная степень солидарности с теми, кто их предпринимал, отказ видеть в этом преступление);
В. Русских времени нынешнего (массовые насилия, угнетение и унижения, чинимые в самоорганизованном институциональном порядке над своими же соплеменниками и младшими товарищами в армии - участвует в этом большинство молодежи, проходящей через армию, то есть просто большинство молодежи; порядок этот она принимает практически без осуждения и без настоящего принуждения; имеется массовое запирательство и укрывательство в отношении этих преступлений; младший призыв, достигнув старшинства, в 90 процентах случаев не думает отказываться от того, чтобы пользоваться соответствующими механизмами насилия, унижений и вымогательства в адрес нового младшего призыва; отцы, матери, девушки и жены участников не сказать, чтоб заметно отмежевывались от всего этого или считали, что участвуя в этом, их дети и т.п. покрывают себя позором).
По логике моих оппонентов на основании одного этого русских надо было бы считать нечистью, при первой возможности институционально устраивающей свою жизнь на основах насилия, унижения и угнетения одной своей части в адрес другой, и человеческие нормы поведения соблюдающей только из страха. Санкция, двадцать лет подряд выдаваемая большинством русских на ведение бесчестной хищнической политики, разоряющей и обездоливающей большую часть их же единоплеменников, окончательно эту оценку узаконит.
Я от такой оценки, натурально, далек - но по логике моих оппонентов другой она никак не получится..