В шапке дурацкой лежал - с дудкой кровавой во рту
Эпиграф: Ты лежишь в своей ванне, как среднее между Маратом и Архимедом... (Б.Г.)
Господа..! И милая Алечка! На пару слов... Мне бы не хотелось быть дидактичной. Мне бы ... хотелось только защитить себя, как и всем нам, впрочем... Ну, подумайте же! Всё впереди, всё впереди... Так говорят малодушные, трясущиеся от страха люди. Пусть трясутся. Их тоже - иногда - можно понять.
Вот, к примеру, кому-то к тридцати годам. Вот, допустим, небо розовеет... Те, которые хотят нас, нам не нравятся. Те, которые нас не хотят, нам не нравятся (ха-ха-ха, не традиционно - вы ведь не того ожидали, правда? - но зато так, как есть). Те, которые нас хотят, так сказать, интересуются нами, нас же и боятся. А против страха в этих делах, вы знаете, приёмов нет. А если это ещё и издевающийся над нами человек, так... и совсем. Так и совсем - читай последний абзац.
Что остаётся? Бежать к шлюхам? Ах, нет... Я не мужчина. Продролжать осаду? Уже не осталось сил. Ей-Богу, правда: самое жуткое, что и на несколько лет вперёд сил не осталось тоже. Окапываться вокруг стерв - самоубийство (снаружи) - и убийство по сути, потому что всюду рваные раны, ножи буквально торчат из моего несчастного тела, а милые леди, презрев материнство, колют и колют...Колют и колют... Закалывают! Тогда последний ход - сублимировать? Ох, я всю жизнь этим занималась. Всю жизнь я Архимед. Не могу, не хочу, иначе превзойду свои силы - и слишком обидно будет, что животные резвятся, а умняги сохнут и гаснут, хиреют ягнятки. И стареют, между прочим. Что может быть более жалким, чем тушка престарелого ребёнка, попивающего свой мускус?
Что же остаётся? Что же делать? Лежать в своей ванне недвижимо. Потому что единственное, чего мне хочетя, - это умереть. Тихо умереть.
Соня - Графине