Начало Первой мировой войны. Впечатления...
Оригинал взят у eho_2013 в Начало Первой мировой войны. Впечатления...
Вдовствующая императрица Мария Федоровна
Объявление войны застало вдовствующую императрицу Марию Федоровну у родственников в Англии. Конечно, это известие ее расстроило и вызвало мрачные предчувствия. За два дня до того, как война была объявлена России, она написала дочери Ксении: «Кажется, что все с ума сошли; не верится, что все это так скоро могло случиться. Я совершенно подавлена… Все, что произошло, так ужасно и так страшно, что слов нет. Боже мой, что нас еще ожидает и как все это кончится?»
Но все же до конца осмыслить происходящее, оценить весь масштаб разворачивающейся трагедии было трудно даже ей, пожилой, опытной, много повидавшей и по-житейски мудрой женщине. В день объявления войны Мария Федоровна записала в своем дневнике:
«19 июля / 1 августа. Суббота.
Сегодня я провожу последний день с моей дорогой Аликс. Как это ужасно! Неизвестно, когда мы теперь снова сможем увидеться. Уж конечно, не в этом году, раз начинается война! В 1 час дня позавтракали. Затем, попрощавшись с Луизой и ее дочерью, Совералом, Луизой Л., Пробиным, Шарлоттой и всеми остальными, мы с Аликс направились на станцию. Там нас уже ждали Джорджи * и Мэй, а также Бенкендорфы, все посольство и Кастенскьольд. В полном отчаянии я расстаюсь с моей любимой Аликс! Какое жестокое прощание в этот такой ужасно серьезный момент. Переезд прошел прекрасно! В 5 ¼ прибыли в г. Кале, где меня должна была встретить Ксения. Однако ее там не оказалось. Она встретила меня лишь в Бельгии. Она потеряла всех своих людей и весь свой багаж».
Да, несмотря на слова про «такой ужасно серьезный момент», Мария Федоровна пока настроена несколько легкомыленно. Увы, очень скоро для нее станет очевидным, что есть горшие беды, чем временная разлука с любимой сестрой, друзьями и родственниками и потерянный багаж дочери.
* имеются в виду английский король Георг V и его супруга.
Но пробираясь домой, в Россию по охваченной военным безумием Европе, Мария Федоровна все глубже и острее осознавала, как на глазах меняется жизнь. Буквально на следующий день после начала войны, 2 августа по европейскому стилю ей пришлось столкнуться с новыми реалиями. В своем дневнике она в этот день записала:
«Во Франции нас повсюду встречали возгласами: «Vive la Russie!» *. Мобилизация идет полным ходом. В Германии ничего не было заметно до тех пор, пока мы не прибыли в предместья Берлина, где лица прохожих дышали ненавистью. Когда же мы въехали в Б[ерлин] - отвратительное место - в поезде появился Свербеев и сообщил, что объявлена война, а также, что мне не разрешено пересечь германскую границу. Он сам был как помешанный. Видно было, что он совершенно потерял голову и уже не был послом. Он сказал мне, что м[маленькая] Ирина находится здесь с семьей Юсуповых и что все они арестованы. Слыхано ли что-либо подобное! Какие подлецы!»
Свадьба Феликса и Ирины
У Юсуповых и вправду все было непросто, хотя княгиня Зинаида Юсупова и внучка императрицы Ирина, в начале 1914 года вышедшая замуж за Феликса Юсупова, ареста все же избежали. Начало войны застало княжеское семейство в Киссенгене, в Германии. Атмосфера в первые же часы стала угрожающей. Немецкие газеты печатали агитки - антиромановские и вообще антирусские, падавшие на подготовленную почву. Конечно, Распутин оказался благодатной темой, чтобы скомпрометировать русского императора, и немецкие читатели упивались потоком грязи, внезапно хлынувшим со страниц прессы. По городу ходили «манифестанты» - толпы пьяных хулиганов, осыпающих Россию бранью и готовых растерзать любого русского.
Княгиня Зинаида Николаевна была больна, но с отъездом стоило поторопиться - ситуация становилась непредсказуемой. После панической депеши одной из черногорок - Анастасии Николаевны, умолявшей Юсуповых немедленно покинуть территорию Германии, княжеское семейство кинулось на вокзал. Больную княгиню отнесли туда на носилках…
Сесть удалось только в берлинский поезд, но княжеское семейство радовалось и тому, что двигаются в сторону родины. В Берлине, по словам Феликса, царил хаос, покинуть столицу Германии в тот же день оказалось невозможно, и Юсуповы со слугами и свитой заночевали в отеле. На другой день, в восемь утра, в отель явилась полиция, чтобы арестовать Феликса, а также лечащего врача семьи, секретаря старшего князя Юсупова и всю мужскую прислугу. Князь попытался связаться с русским посольством, но ему ответили, что все страшно заняты и приехать для разрешения конфликта никто не может. Всех арестованных русских собрали в один из гостиничных номеров. Небольшая комната могла вместить от силы человек пятнадцать, но туда вталкивали все новых и новых людей, пока не набралось человек пятьдесят.
«Час за часом стояли мы, не имея возможности двигаться, - вспоминал Юсупов. - Наконец нас отвели в комиссариат. Посмотрели наши бумаги, назвали нас «русскими свиньями» и объявили, что упекут в тюрьму всякого, кто через шесть часов не покинет Берлин. Только к пяти смог я вернуться в гостиницу и успокоить отца с матерью. Думали они, что меня им уже не видать».
Феликс Юсупов
Но прежде, чем Юсуповы успели выехать, к ним явился адъютант кайзера и протянул бумагу с красной печатью. Текст документа, который князья должны были подписать, гласил, что они обязуются «не вмешиваться в политику и остаться в Германии навсегда».
С княгиней Юсуповой случилась истерика, как только она представила, что обречена будет всю жизнь провести в этой стране.
Ирина позвонила своей кузине, кронпринцессе Цецилии, старшие Юсуповы - послу Свербееву. Помочь никто не мог, а ареста приходилось ждать в любой момент.
Неожиданно в дело вмешалось посольство Испании. Испанский посланник заявил, что «не даст в обиду русских в Германии». Испанцам удалось добиться, чтобы сотрудников русского посольства и вообще всех подданных Российской империи, кто пожелает уехать из Берлина, вывезли из страны в специальном железнодорожном составе.
«…В тот день вдовствующая императрица Мария Федоровна и великая княгиня Ксения ехали проездом через Берлин, - рассказывал Феликс. - Узнав, что мы в «Отель-Континенталь», они хотели было заехать к нам и увезти нас с собою в Россию. Но было поздно. Судьба их самих висела на волоске. Злобная толпа била стекла и срывала шторки в окнах вагона государыни. Императорский поезд спешно покинул берлинский вокзал».
На следующий день русская дипломатическая миссия и прочие эвакуирующиеся, включая семейство Юсуповых, от здания посольства России на Унтер ден Линден выехали на вокзал к копенгагенскому поезду. Никакой охраны предоставлено не было. Русские были отданы на милость разъяренным толпам. На изнеженного Феликса ситуация произвела страшное впечатление:
«Всю дорогу они швыряли в нас камни. Уцелели мы чудом. Среди нас были женщины и дети, семьи дипломатов. Кому-то из русских палкой разбили голову, кого-то избили до крови. С людей срывали шляпы, иным в клочья изорвали одежду. (…) За минуту до отхода поезда прибежали наши слуги, перепутав вокзал. В панике они растеряли по дороге наши чемоданы. Мой камердинер, англичанин Артур, остался в гостинице с большей частью вещей, делая вид, что отлучились мы ненадолго. Артура арестовали и насильно удерживали в Германии все время войны.
Только когда поезд тронулся, мы вздохнули с облегчением. Впоследствии выяснилось, что вскоре после нашего отъезда кайзеров адъютант явился в гостиницу. Когда императору Вильгельму доложили о нашем бегстве, он приказал арестовать нас на границе. Приказ опоздал. Мы проехали беспрепятственно. Несчастного адъютанта послали в наказанье на фронт.
В Копенгаген мы прибыли даже без зубной щетки».
Русские аристократы, а тем более - члены императорского дома, были потрясены и шокированы таким отношением немецких властей к их особам - они не привыкли, чтобы их унижали… То, что подобная инициатива исходила от кайзера, а законопослушные немцы лишь подхватили настроение «верхов» и по своему разумению действовали «в указанном направлении», сомнений не вызывает. А то, что за два дня до берлинских событий кайзер клялся в собственном миролюбии и писал Николаю Александровичу: «Наша долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие», можно оставить на совести Вильгельма.
Мария Федоровна, Феликс, Ирина и ее отец, великий князь Александр Михайлович
Но вот то, что Мария Федоровна поторопилась покинуть Берлин, оставив любимую внучку, ее мужа и родственников в столь сложном положении, все-таки вызывает удивление. Вдовствующая императрица была дамой не робкого десятка, и ее вмешательство помогло бы снять остроту ситуации. И ведь она знала от русского посла, что у ее близких серьезные неприятности, причем Свербеев даже несколько преувеличил опасность - «Он сказал мне, что м[маленькая] Ирина находится здесь с семьей Юсуповых и что все они арестованы» (собственноручная запись вдовствующей императрицы в дневнике).
«Слыхано ли что-либо подобное! Какие подлецы!», - патетически восклицает Мария Федоровна и… со спокойной душой уезжает в Данию. И Ксения Александровна, сопровождавшая мать, уезжает вместе с ней, оставив собственную дочь и зятя в полнейшей неизвестности и под угрозой ареста. Неужели они действительно полагали, что «судьба их самих висела на волоске» (как показалось Феликсу) и кайзер дойдет до того, что решится на глазах всей Европы арестовать мать и сестру русского императора? И поспешили спасти прежде всего самих себя? Или просто решили избежать неприятной ситуации, чтобы не портить себе нервы? Гораздо спокойнее наблюдать за развитием ситуации издали, восклицая в адрес врагов: «Какие подлецы!»
Как бы то ни было, но Феликс на бабушку своей жены зла не держал.
Как только семейство Юсуповых и Ирина добрались до Копенгагена, их окружили вниманием и датское королевское семейство, и вдовствующая императрица, и Ксения Александровна… Мария Федоровна в Дании была дома и чувствовала себя совсем иначе, чем во враждебном Берлине - она развернула деятельность по отправке на родину российских подданных, застрявших из-за войны в Европе. И княжеское семейство вместе с Ириной получило от нее приглашение на борт специального парохода, которым вдовствующая императрица отбывала домой.
В Финляндии императрица Мария Федоровна и сопровождавшие ее лица пересели в императорский поезд, бережно сохранявшийся в Великом княжестве Финляндском со времен Александра II.
Спальня императрицы в императорском поезде
Мария Федоровна, которая всегда умела найти в жизни что-то приятное, чтобы отвлечься от бед и горестей, в Финляндии постоянно умилялась, о чем и писала в своем дневнике:
«Спала прекрасно в старом финском вагоне, который эксплуатировался еще в те времена, когда были живы мои св[екор] и св[екровь]. Последний раз мы ездили в подобном вагоне, когда направлялись в Вильну * к берегам реки, а теперь, к нашему удивлению, в вагоне оказался тот же кондуктор, что и в те далекие времена. Все было хорошо, кроме того, что не было электричества. На каждой небольшой станции мы видели огромное количество народа. Нас встречали с музыкой и песнями. Везде были цветы, вечером - всюду иллюминация. Принимали очень приветливо и с большой любовью. Все это сильно меня растрогало и обрадовало. Я абсолютно счастлива, что из-за сложившихся обстоятельств мне пришлось ехать через Финляндию и увидеть эту трогательную преданность и верность, в которых я, впрочем, никогда не сомневалась».
Для лиц, сопровождающих императрицу, такое ликование со стороны финского населения, напротив, казалось удивительным - они ожидали другого отношения, особенно после неприятных европейских впечатлений.
«Финны радостно приветствовали ее величество во все время пути, - вспоминал Феликс. - В Дании до нас дошли слухи о якобы финском восстании. Теперь эта встреча слух опровергла.
А Петербург выглядел по-прежнему. Казалось, что нет никакой войны».
Блестящую российскую столицу война и вправду мало изменила - сверкали витрины, божественные ароматы тянулись из ресторанов, всюду звучала музыка, театры и синематографы собирали полные залы. Те, кто готовился отправиться на фронт, искренне и бесшабашно веселились напоследок, и казалось - в Петербурге царит бесконечный праздник.
Вдовствующая императрица отправилась в Петергоф, чтобы провести там остаток лета, и пригласила с собой Ирину и Феликса.
Мария Федоровна всегда любила, чтобы кто-то из молодых родственников жил у нее «под крылом», не давая ей чувствовать одиночество, и лучше всего - молодожены, заражающие всех вокруг своим счастьем.
Мария Федоровна с сыном, императором Николаем II
Август пролетел быстро, к осени императрица засобиралась в Петербург. Война вступала в свои права и требовала жертв. В город с фронта потянулись эшелоны с ранеными…
Мария Федоровна возглавляла общество «Красного Креста» и с началом войны значительно активизировала его работу. По сравнению с мирным временем требовались большие госпитальные площади - армейские лазареты уже не справлялись с потоком раненых. Вдовствующая императрица устроила в своем любимом Аничковом дворце госпиталь, а сама переехала в старый Елагин дворец, расположенный в устье Невы на Островах - дачной окраине Петербурга.
Мария Федоровна на складах Красного Креста с персоналом и дамами-благотворительницами
Молодоженов, как и Ксению с младшими детьми она снова «прихватила с собой»… Феликсу понравился почин бабушки по устройству госпиталя, и он под началом Марии Федоровны тоже с азартом взялся за организацию госпиталей в многочисленных особняках, принадлежавших семейству Юсуповых. Первый из этих госпиталей открылся уже в сентябре 1914 года на Литейном проспекте.
К несчастью, вскоре Ирина заболела корью, вызвавшей страшный переполох в семействе - она была беременна, а корь, как известно, особенно опасна для женщин, находящихся в интересном положении, так как грозит непредсказуемыми последствиями для здоровья ребенка. Феликс, воспользовавшись обстоятельствами, перевез жену в родительский дворец, где молодоженам выделили отдельный этаж, и можно было наслаждаться относительной свободой. При всей любви и уважении «всевидящее око» бабушки-императрицы стало слегка надоедать…
Мария Федоровна с персоналом и ранеными из военного госпиталя; справа от императрицы князь Феликс Юсупов
* «Да здравствует Россия!» (фр.)
* В настоящее время - Вильнюс.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна
Объявление войны застало вдовствующую императрицу Марию Федоровну у родственников в Англии. Конечно, это известие ее расстроило и вызвало мрачные предчувствия. За два дня до того, как война была объявлена России, она написала дочери Ксении: «Кажется, что все с ума сошли; не верится, что все это так скоро могло случиться. Я совершенно подавлена… Все, что произошло, так ужасно и так страшно, что слов нет. Боже мой, что нас еще ожидает и как все это кончится?»
Но все же до конца осмыслить происходящее, оценить весь масштаб разворачивающейся трагедии было трудно даже ей, пожилой, опытной, много повидавшей и по-житейски мудрой женщине. В день объявления войны Мария Федоровна записала в своем дневнике:
«19 июля / 1 августа. Суббота.
Сегодня я провожу последний день с моей дорогой Аликс. Как это ужасно! Неизвестно, когда мы теперь снова сможем увидеться. Уж конечно, не в этом году, раз начинается война! В 1 час дня позавтракали. Затем, попрощавшись с Луизой и ее дочерью, Совералом, Луизой Л., Пробиным, Шарлоттой и всеми остальными, мы с Аликс направились на станцию. Там нас уже ждали Джорджи * и Мэй, а также Бенкендорфы, все посольство и Кастенскьольд. В полном отчаянии я расстаюсь с моей любимой Аликс! Какое жестокое прощание в этот такой ужасно серьезный момент. Переезд прошел прекрасно! В 5 ¼ прибыли в г. Кале, где меня должна была встретить Ксения. Однако ее там не оказалось. Она встретила меня лишь в Бельгии. Она потеряла всех своих людей и весь свой багаж».
Да, несмотря на слова про «такой ужасно серьезный момент», Мария Федоровна пока настроена несколько легкомыленно. Увы, очень скоро для нее станет очевидным, что есть горшие беды, чем временная разлука с любимой сестрой, друзьями и родственниками и потерянный багаж дочери.
* имеются в виду английский король Георг V и его супруга.
Но пробираясь домой, в Россию по охваченной военным безумием Европе, Мария Федоровна все глубже и острее осознавала, как на глазах меняется жизнь. Буквально на следующий день после начала войны, 2 августа по европейскому стилю ей пришлось столкнуться с новыми реалиями. В своем дневнике она в этот день записала:
«Во Франции нас повсюду встречали возгласами: «Vive la Russie!» *. Мобилизация идет полным ходом. В Германии ничего не было заметно до тех пор, пока мы не прибыли в предместья Берлина, где лица прохожих дышали ненавистью. Когда же мы въехали в Б[ерлин] - отвратительное место - в поезде появился Свербеев и сообщил, что объявлена война, а также, что мне не разрешено пересечь германскую границу. Он сам был как помешанный. Видно было, что он совершенно потерял голову и уже не был послом. Он сказал мне, что м[маленькая] Ирина находится здесь с семьей Юсуповых и что все они арестованы. Слыхано ли что-либо подобное! Какие подлецы!»
Свадьба Феликса и Ирины
У Юсуповых и вправду все было непросто, хотя княгиня Зинаида Юсупова и внучка императрицы Ирина, в начале 1914 года вышедшая замуж за Феликса Юсупова, ареста все же избежали. Начало войны застало княжеское семейство в Киссенгене, в Германии. Атмосфера в первые же часы стала угрожающей. Немецкие газеты печатали агитки - антиромановские и вообще антирусские, падавшие на подготовленную почву. Конечно, Распутин оказался благодатной темой, чтобы скомпрометировать русского императора, и немецкие читатели упивались потоком грязи, внезапно хлынувшим со страниц прессы. По городу ходили «манифестанты» - толпы пьяных хулиганов, осыпающих Россию бранью и готовых растерзать любого русского.
Княгиня Зинаида Николаевна была больна, но с отъездом стоило поторопиться - ситуация становилась непредсказуемой. После панической депеши одной из черногорок - Анастасии Николаевны, умолявшей Юсуповых немедленно покинуть территорию Германии, княжеское семейство кинулось на вокзал. Больную княгиню отнесли туда на носилках…
Сесть удалось только в берлинский поезд, но княжеское семейство радовалось и тому, что двигаются в сторону родины. В Берлине, по словам Феликса, царил хаос, покинуть столицу Германии в тот же день оказалось невозможно, и Юсуповы со слугами и свитой заночевали в отеле. На другой день, в восемь утра, в отель явилась полиция, чтобы арестовать Феликса, а также лечащего врача семьи, секретаря старшего князя Юсупова и всю мужскую прислугу. Князь попытался связаться с русским посольством, но ему ответили, что все страшно заняты и приехать для разрешения конфликта никто не может. Всех арестованных русских собрали в один из гостиничных номеров. Небольшая комната могла вместить от силы человек пятнадцать, но туда вталкивали все новых и новых людей, пока не набралось человек пятьдесят.
«Час за часом стояли мы, не имея возможности двигаться, - вспоминал Юсупов. - Наконец нас отвели в комиссариат. Посмотрели наши бумаги, назвали нас «русскими свиньями» и объявили, что упекут в тюрьму всякого, кто через шесть часов не покинет Берлин. Только к пяти смог я вернуться в гостиницу и успокоить отца с матерью. Думали они, что меня им уже не видать».
Феликс Юсупов
Но прежде, чем Юсуповы успели выехать, к ним явился адъютант кайзера и протянул бумагу с красной печатью. Текст документа, который князья должны были подписать, гласил, что они обязуются «не вмешиваться в политику и остаться в Германии навсегда».
С княгиней Юсуповой случилась истерика, как только она представила, что обречена будет всю жизнь провести в этой стране.
Ирина позвонила своей кузине, кронпринцессе Цецилии, старшие Юсуповы - послу Свербееву. Помочь никто не мог, а ареста приходилось ждать в любой момент.
Неожиданно в дело вмешалось посольство Испании. Испанский посланник заявил, что «не даст в обиду русских в Германии». Испанцам удалось добиться, чтобы сотрудников русского посольства и вообще всех подданных Российской империи, кто пожелает уехать из Берлина, вывезли из страны в специальном железнодорожном составе.
«…В тот день вдовствующая императрица Мария Федоровна и великая княгиня Ксения ехали проездом через Берлин, - рассказывал Феликс. - Узнав, что мы в «Отель-Континенталь», они хотели было заехать к нам и увезти нас с собою в Россию. Но было поздно. Судьба их самих висела на волоске. Злобная толпа била стекла и срывала шторки в окнах вагона государыни. Императорский поезд спешно покинул берлинский вокзал».
На следующий день русская дипломатическая миссия и прочие эвакуирующиеся, включая семейство Юсуповых, от здания посольства России на Унтер ден Линден выехали на вокзал к копенгагенскому поезду. Никакой охраны предоставлено не было. Русские были отданы на милость разъяренным толпам. На изнеженного Феликса ситуация произвела страшное впечатление:
«Всю дорогу они швыряли в нас камни. Уцелели мы чудом. Среди нас были женщины и дети, семьи дипломатов. Кому-то из русских палкой разбили голову, кого-то избили до крови. С людей срывали шляпы, иным в клочья изорвали одежду. (…) За минуту до отхода поезда прибежали наши слуги, перепутав вокзал. В панике они растеряли по дороге наши чемоданы. Мой камердинер, англичанин Артур, остался в гостинице с большей частью вещей, делая вид, что отлучились мы ненадолго. Артура арестовали и насильно удерживали в Германии все время войны.
Только когда поезд тронулся, мы вздохнули с облегчением. Впоследствии выяснилось, что вскоре после нашего отъезда кайзеров адъютант явился в гостиницу. Когда императору Вильгельму доложили о нашем бегстве, он приказал арестовать нас на границе. Приказ опоздал. Мы проехали беспрепятственно. Несчастного адъютанта послали в наказанье на фронт.
В Копенгаген мы прибыли даже без зубной щетки».
Русские аристократы, а тем более - члены императорского дома, были потрясены и шокированы таким отношением немецких властей к их особам - они не привыкли, чтобы их унижали… То, что подобная инициатива исходила от кайзера, а законопослушные немцы лишь подхватили настроение «верхов» и по своему разумению действовали «в указанном направлении», сомнений не вызывает. А то, что за два дня до берлинских событий кайзер клялся в собственном миролюбии и писал Николаю Александровичу: «Наша долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие», можно оставить на совести Вильгельма.
Мария Федоровна, Феликс, Ирина и ее отец, великий князь Александр Михайлович
Но вот то, что Мария Федоровна поторопилась покинуть Берлин, оставив любимую внучку, ее мужа и родственников в столь сложном положении, все-таки вызывает удивление. Вдовствующая императрица была дамой не робкого десятка, и ее вмешательство помогло бы снять остроту ситуации. И ведь она знала от русского посла, что у ее близких серьезные неприятности, причем Свербеев даже несколько преувеличил опасность - «Он сказал мне, что м[маленькая] Ирина находится здесь с семьей Юсуповых и что все они арестованы» (собственноручная запись вдовствующей императрицы в дневнике).
«Слыхано ли что-либо подобное! Какие подлецы!», - патетически восклицает Мария Федоровна и… со спокойной душой уезжает в Данию. И Ксения Александровна, сопровождавшая мать, уезжает вместе с ней, оставив собственную дочь и зятя в полнейшей неизвестности и под угрозой ареста. Неужели они действительно полагали, что «судьба их самих висела на волоске» (как показалось Феликсу) и кайзер дойдет до того, что решится на глазах всей Европы арестовать мать и сестру русского императора? И поспешили спасти прежде всего самих себя? Или просто решили избежать неприятной ситуации, чтобы не портить себе нервы? Гораздо спокойнее наблюдать за развитием ситуации издали, восклицая в адрес врагов: «Какие подлецы!»
Как бы то ни было, но Феликс на бабушку своей жены зла не держал.
Как только семейство Юсуповых и Ирина добрались до Копенгагена, их окружили вниманием и датское королевское семейство, и вдовствующая императрица, и Ксения Александровна… Мария Федоровна в Дании была дома и чувствовала себя совсем иначе, чем во враждебном Берлине - она развернула деятельность по отправке на родину российских подданных, застрявших из-за войны в Европе. И княжеское семейство вместе с Ириной получило от нее приглашение на борт специального парохода, которым вдовствующая императрица отбывала домой.
В Финляндии императрица Мария Федоровна и сопровождавшие ее лица пересели в императорский поезд, бережно сохранявшийся в Великом княжестве Финляндском со времен Александра II.
Спальня императрицы в императорском поезде
Мария Федоровна, которая всегда умела найти в жизни что-то приятное, чтобы отвлечься от бед и горестей, в Финляндии постоянно умилялась, о чем и писала в своем дневнике:
«Спала прекрасно в старом финском вагоне, который эксплуатировался еще в те времена, когда были живы мои св[екор] и св[екровь]. Последний раз мы ездили в подобном вагоне, когда направлялись в Вильну * к берегам реки, а теперь, к нашему удивлению, в вагоне оказался тот же кондуктор, что и в те далекие времена. Все было хорошо, кроме того, что не было электричества. На каждой небольшой станции мы видели огромное количество народа. Нас встречали с музыкой и песнями. Везде были цветы, вечером - всюду иллюминация. Принимали очень приветливо и с большой любовью. Все это сильно меня растрогало и обрадовало. Я абсолютно счастлива, что из-за сложившихся обстоятельств мне пришлось ехать через Финляндию и увидеть эту трогательную преданность и верность, в которых я, впрочем, никогда не сомневалась».
Для лиц, сопровождающих императрицу, такое ликование со стороны финского населения, напротив, казалось удивительным - они ожидали другого отношения, особенно после неприятных европейских впечатлений.
«Финны радостно приветствовали ее величество во все время пути, - вспоминал Феликс. - В Дании до нас дошли слухи о якобы финском восстании. Теперь эта встреча слух опровергла.
А Петербург выглядел по-прежнему. Казалось, что нет никакой войны».
Блестящую российскую столицу война и вправду мало изменила - сверкали витрины, божественные ароматы тянулись из ресторанов, всюду звучала музыка, театры и синематографы собирали полные залы. Те, кто готовился отправиться на фронт, искренне и бесшабашно веселились напоследок, и казалось - в Петербурге царит бесконечный праздник.
Вдовствующая императрица отправилась в Петергоф, чтобы провести там остаток лета, и пригласила с собой Ирину и Феликса.
Мария Федоровна всегда любила, чтобы кто-то из молодых родственников жил у нее «под крылом», не давая ей чувствовать одиночество, и лучше всего - молодожены, заражающие всех вокруг своим счастьем.
Мария Федоровна с сыном, императором Николаем II
Август пролетел быстро, к осени императрица засобиралась в Петербург. Война вступала в свои права и требовала жертв. В город с фронта потянулись эшелоны с ранеными…
Мария Федоровна возглавляла общество «Красного Креста» и с началом войны значительно активизировала его работу. По сравнению с мирным временем требовались большие госпитальные площади - армейские лазареты уже не справлялись с потоком раненых. Вдовствующая императрица устроила в своем любимом Аничковом дворце госпиталь, а сама переехала в старый Елагин дворец, расположенный в устье Невы на Островах - дачной окраине Петербурга.
Мария Федоровна на складах Красного Креста с персоналом и дамами-благотворительницами
Молодоженов, как и Ксению с младшими детьми она снова «прихватила с собой»… Феликсу понравился почин бабушки по устройству госпиталя, и он под началом Марии Федоровны тоже с азартом взялся за организацию госпиталей в многочисленных особняках, принадлежавших семейству Юсуповых. Первый из этих госпиталей открылся уже в сентябре 1914 года на Литейном проспекте.
К несчастью, вскоре Ирина заболела корью, вызвавшей страшный переполох в семействе - она была беременна, а корь, как известно, особенно опасна для женщин, находящихся в интересном положении, так как грозит непредсказуемыми последствиями для здоровья ребенка. Феликс, воспользовавшись обстоятельствами, перевез жену в родительский дворец, где молодоженам выделили отдельный этаж, и можно было наслаждаться относительной свободой. При всей любви и уважении «всевидящее око» бабушки-императрицы стало слегка надоедать…
Мария Федоровна с персоналом и ранеными из военного госпиталя; справа от императрицы князь Феликс Юсупов
* «Да здравствует Россия!» (фр.)
* В настоящее время - Вильнюс.