Фёдор Артурович Келлер: душу - Богу, жизнь - Государю.
В связи с недавним 100-летием со дня мученической кончины генерала Фёдора Артуровича Келлера хотелось бы немного продолжить серию посвящённых ему публикаций.
Генерал Фёдор Артурович Келлер
Граф Фёдор Артурович Келлер появился на свет в Курске 12 октября 1857 года, в семье профессионального кавалерийского офицера. Немудрено поэтому, что и сам Фёдор Артурович избрал для себя именно кавалерийскую службу, достигнув на ней таких высот мастерства, что стяжал себе негласный титут "первой шашки России". Первоначально будущий генерал воспитывался в родовых поместьях, где впитывал в себя семейные традиции, предусматривавшие, помимо всего прочего, абсолютную верность России и царствующему императору. Своё образование он начал в пансионе в Риге, но спустя несколько лет после ряда переводов и переездов оказался в Санкт-Петербурге, в приготовительном пансионе при Николаевском кавалерийском училище. Училище это считалось одним из самых престижных в России, традиционно готовило офицеров для гвардейской кавалерии. Увы, закончить училище в установленном порядке в те годы Келлеру не удалось: на Балканах вспыхнуло очередное восстание славянского населения против турецких оккупантов, турки ответили на это восстание массовым геноцидом, и Россия вступила в войну. Цели этой войны были понятны всем образованным людям, лозунг защиты единокровных и единоверных братьев буквально витал в воздухе, и не удивительно, что общее настроение овладело и девятнадцатилетним Келлером. Досрочно сдав экзамены за приготовительный пансион, Фёдор Артурович вольноопределяющимся (то есть - на солдатскую должность!) вступил в Московский драгунский полк. Ольга Зеленко-Жданова указывает, что здесь мог сыграть свою роль пример двоюродного брата, уже с 1876 года добровольцем сражавшийся в рядах балканских повстанцев, но лично мне представляется, что гораздо важнее любых личных примеров был общий патриотический настрой воспитания, которое получил Фёдор Артурович в детстве. Так что патриотический и религиозный подъём, охвативший русское образованное общество в связи с событиями на балканах, не мог не затронуть душу молодого курсанта.
Русской кавалерии на войне 1877 - 1878 годов пришлось несладко. В силу специфики этого подвижного рода войск, она использовалась прежде всего для глубоких обходов и рейдов по тылам противника, тылы же эти располагались за Балканами. Драгунам пришлось быстрыми маршами (как того требовала обстановка) преодолевать горные хребты и перевалы, ночевать на снегу под открытым небом. Наступали налегке - обозы, дабы не обременять своё движение, приходилось бросать внизу. На привалах нередко не удавалось даже согреться - костры жечь запрещалось, дабы не привлекать внимание неприятеля. Конечно, местное болгарское население, чем могло, помогало освободителям, однако радикально проблем не решало. Из опыта Русско-Турецкой войны Келлер вынес глубокое убеждение в полезности для будущих офицеров службы вольноопределяющимися - это помогало лучше понять психологию рядовых солдат и трудности, которые солдаты испытывают. Армия должна быть слаженным организмом, в котором все решают общую боевую задачу - в этом Келлер был безоговорочно убеждён.
Войну Московский драгунский полк заканчивал в составе колонны Михаила Дмитриевича Скобелева - наиболее талантливого и наиболее решительного из русских полководцев второй половины XIX века. Келлер принял участие в кровопролитном Шейновском сражении, а затем - в наступлении Русской Армии за Балканы. Сражался будущий генерал храбро, чему лучшее подтверждение - два солдатских георгиевских креста. Третьей степени - за занятие станции Тернова, четвёртой - за отличие в Шейновском сражении. Сохранились также воспоминания самого Фёдора Артуровича о том, как, будучи посланным с приказом в качестве ординарца, налетел вместо своего штаба на турецкий окоп и сумел избежать плена. И о том, как проскакал через горящий мост. Говорил Келлер об этом без хвастовства, скорее даже насмешливо, подтрунивая над собственной неопытностью, так что у нас нет оснований сомневаться в правдивости этих рассказов.
После окончания войны Фёдор Артурович получил свой первый офицерский чин - прапорщика, а спустя пару месяцев успешно сдал экзамены в Тверском кавалерийском училище. Экстерном. С немедленным производством в корнеты. Что, между прочим, свидетельствует не только о ценности приобретённого им боевого опыта и способности делать из этого опыта выводы, но и об умственных способностях молодого кавалериста, за повседневной боевой работой не забывшего о самообразовании. Спустя два года после производства в корнеты Келлер был переведён в Клястицкий гусарский полк, с которым были связаны последующие семь лет его службы. За это время Фёдор Артурович дослужился до чина ротмистра (соответствовало чину капитана в пехоте), а затем был направлен командованием в Офицерскую кавшколу в отдел эскадронных командиров на обучение. Кавшколу он закончил с высшими отметками, да и не мудрено: в своём полку Фёдор Артурович ещё до начала обучения эскадроном уже командовал. Но начальство, видимо, обратило внимание на талантливого офицера, решив продвигать его по службе. В 1894 году Келлера за отличия по службе производят в подполковники, а в 1901 - в полковники. К этому времени граф успел послужить в нескольких полках. В 1904 году Фёдора Артуровича назначают командовать Александрийским драгунским (бывшим гусарским) полком, в составе которого он принял участие в подавлении революции 1905 года. В ходе борьбы с революционными беспорядками в польском городе Калише Келлер проявил решительность, волю и личную отвагу. Так, однажды, когда городская площадь оказалась занята бастующими, Келлер вывел свой Александрийский полк из казарм и во дворе штаба распорядился седлать коней. В полковника полетели камни. Фёдор Артурович невозмутимо обернулся к мятежникам и, указав на строящиеся за его спиной эскадроны, крикнул одному из наиболее ретивых "метателей": "Ты видишь, что сзади меня находится? А ну, вон отсюда!" Толпа разбежалась, не доводя дело до кровопролития. Известно также, что Келлер приказал высечь политзаключённых, попытавшихся поднять бунт в местной тюрьме, и арестовал прокурора, который посмел выпустить на свободу агитатора-социалиста, арестованного по приказу Келлера. За эти крутые меры террористы приговорили Келлера к смерти. И на него были покушения. Первую бомбу, брошенную в него, Келлер просто поймал на лету и аккуратно положил на землю. Вторая бомба, начинённая для верности болтами и гвоздями, была брошена в графа, когда он с офицерами возвращался с полковых учений. Келлер оказался сильно контужен и получил множественные осколочные ранения в ногу. Но выжил - Бог хранил Своего избранника. Что удивительно - раненый Келлер не только не потерял самообладания после покушения, но продолжал командовать, что позволило избежать большой крови: солдаты полка, озверевшие от такого обращения с их любимым командиром, собирались учинить погром в еврейском квартале, предотвратить который удалось только благодаря личному приказу Фёдора Артуровича.
Действия Келлера при подавлении революционных беспорядков снискали ему не только известность, выходящую далеко за пределы Российской империи, но и обратили на него внимание императора Николая Второго. В 1906 году Келлер был назначен командовать Лейб-Гвардии Драгунским полком, спустя год получил производство в генералы с зачислением в Свиту, в 1910-м году получил под командование бригаду, а в 1912 году - дивизию. К этому времени Фёдор Артурович уже имел не только устойчивую репутацию умелого кавалериста и решительного воина, но и собственные взгляды на обучение и воспитание солдат. К офицерам он был неизменно требователен, сам же отличался поистине феноменальным трудолюбием. Он сам объяснял причины этого: "Вся моя работа должна быть направлена на то, чтобы выработать сознательного бойца и начальника, способного оценить окружающие условия и не ожидая приказов принять соответствующее решение… Младший командир должен твердо верить в себя, верно оценивать силы противника, пользоваться открывающиеся шансами на успех, не упускать подходящую минуту для атаки и нанесения поражения противнику". Особое внимание Келлер уделял одиночным выездам кавалеристов в поле, рубке лозы, умению стрелять на скаку с коня по мишеням.
Фёдор Артурович Келлер в период
командования Лейб-Гвардии Драгунским полком
Фёдор Артурович решительно отстаивал уважительное отношение к солдату, и в первую очередь - к русскому солдату, горячо спорил с теми офицерами, которые полагали русского солдата осталым, уступающим в моральном и умственном отношении своему западноевропейскому коллеге. "Я уверился в том, что все зависит от обучения и воспитания, - писал Келлер. - У нашего солдата природного ума и сметки несравненно больше, чем у всякого француза или немца. Тот, кто потрудился немного ближе узнать русского солдата, заинтересовался его бытом, проник в его взгляды, миросозерцание, слабости и наклонности, не мог не убедиться, что мнение, составленное о наших воинах, абсолютно не соответствует истине и зависит от того, как взяться за их обучение и воспитание". Фёдор Артурович поощрял инициативу своих подчинённых, старался по возможности привить им навык самостоятельных действий и самостоятельной ответственности, резонно считая, что таким образом повышается заинтересованность рядовых бойцов общим делом. Свои взгляды Келлер изложил в серии брошюр под общим заглавием "Несколько кавалерийских вопросов", изданных перед Первой Мировой войной.
Скажем несколько слов о личной жизни генерала. В 1892 году Келлер женился на баронессе Елизавете Эдуардовне фон Ренне, с которой имел трёх детей - Павла, Елизавету и Александра. Трудно сказать, что побудило его расторгнуть брак (Елизавета Эдуардовна скончалась в 1929 году), но в 1897-м Келлер женился вторично. Его избранницей стала княжна Мария Александровна Мурузи, которую Алексей Брусилов в своих мемуарах называет "скромной и милой особой, которую все жалели". В 1898 году она родила Фёдору Артуровичу сына Бориса, погибшего в 1919-м.
Фёдор Артурович Келлер и его дети от первого брака.
Известие о начале Первой Мировой войны застало Фёдора Артуровича Келлера в должности командира 10-й кавалерийской дивизии. К этому времени он уже носил чин генерал-лейтенанта. Настала пора проверки его теоретических наработок, проверки того, как он подготовил своих кавалеристов к реальной войне. Тем более, что война обещала быть жестокой. Правда, в том роковом августе 1914-го ещё не представлял, как надолго она затянется, каких жертв потребует и какой катастрофой в итоге обернётся. Первая Мировая война стала первой войной, которую Келлер прошёл в качестве полководца, ещё раз подтвердив своё реноме "первой шашки России".
Уже на 4-й день войны дивизия Келлера, входившая в состав 3-й армии генерала Рузского и действовавшая против австро-венгров в Галиции, приняла свой первый бой, ставший первым и последним крупным кавалерийским сражением в Первой Мировой войне. Ни одна из воюющих сторон в той войне так и не смогла грамотно распорядиться своей кавалерией, на которую перед войной возлагались столь большие надежды как на "стратегический" род войск. И хотя этим завышенным ожиданиям не суждено было оправдаться, Келлер напоследок всё же продемонстрировал, на что способна грамотно организованная конница на современном ему историческом этапе.
Итак, 8 августа 1914 года близ деревни Ярославице (ныне - в Тернопольской области Украины) сошлись в смертельной схватке русская и австрийская кавалерия. Австрийцы имели двукратное преимущество в численности (20 эскадронов против 10-ти у Келлера), на их стороне было также удобство позиции: располагались их эскадроны на высоком гребне, который не позщволял русским полностью видеть их силы, к тому же, штурмуя подъём, кони русских кавалеристов неизбежно должны были бы утомиться. По сути, у русских было только одно преимущество: ими командовал Келлер.
Фёдор Артурович обладал поистине суворовским глазомером. Обстановку он "схватил" мгновенно. Новгородский драгунский и Одесский уланский полки Келлер бросил в лобовую атаку, в то время, как Ингерманландский гусарский полк получил приказ обойти австрийцев слева. Последний приказ Келлера полку гласил: "Держаться на уступе. Атаковать во фланг". Согласно наставлениям Келлера, командир кавалерийского полка должен был в начале боя указать полку цель атаки и скомандовать саму атаку. После этого события развивались столь стремительно, что каждый кавалерист должен был принимать решения самостоятельно. Такая выучка в бою при Ярославице полностью себя оправдала.
Когда уланы и драгуны начали спуск в лощину, их встретили огнём австрийские пулемёты. Однако русские кавалеристы успели взять столь быстрый аллюр, что остановить их пулемётный огонь уже не мог. Две конные лавы сошлись в лобовом столкновении. Русские, как учил их Келлер в мирное время, старательно отрабатывая этот приём, приняли первую шеренгу австрийцев на пики и буквально смели её. А затем закипела жестокая рубка. В разгар боя вестовой сообщил Келлеру, что австрийцы имеют металлические каски, которые невозможно разрубить шашкой. Ответ генерала был столь же находчив, сколь и лаконичен: "Бей их в морду и по шее!" После сражения выжившие австрийские кавалеристы вспоминали, что большинство их боевых товарищей были поражены именно таким способом. (4 эскадрона) линии. Тем не менее, австрийцы не торопились сдавать своизх позиций - у них оставался ещё последний козырь в виде численного превосходства. И когда русские смяли первую линию врага, на них обрушились вторая (6 эскадронов) и третья (4 эскадрона) линии. Контратака автрийцев оказалась столь мощной, что русские уланы и драгуны начали отступать. И тогда Келлер бросил в атаку свой последний резерв - лично повёл на врага свой штаб и казачий конвой. Контратаковав во фланг наступающих австрийцев, Келлер смял один из их эскадронов. И в это время в наступление перешли Ингерманландские гусары. Они вышли к намеченной для них приказом Келлера исходной позиции для атаки как раз в тот момент, когда последняя линия австрийцев собиралась нанести по русским драгунам и уланам последний сокрушительный удар. Вместо этого австрийцам пришлось спешно перестраиваться, чтобы отбиваться от обрушившихся на них с фланга ингерманландцев. Сопротивление их было недолгим: прекрасно обученные русские гусары смяли последнюю линию австрийцев, оказавшись в тылу у их предыдущей, второй линии. А ротмстр Барбович во главе своего эскадрона захватил австрийскую артиллерию и занял стратегически важну. опушку, на которой эта артиллерия стояла.
Бой при Ярославице
Чтобы избежать окружения, австрийцы вынуждены были остановить свою контратаку и поспешно отходить. Келлеровцы преследовали их до полного утомления лошадей. На пути же отхода разгромленного врага неожиданно оказались оренбургские казаки, занявшие переправы через реку Стрыпа. Итогом сражения стало уничтожение 969-ти австрийцев и пленение 650-ти солдат и офицеров. Трофеями русских стали 8 орудий, 300 лошадей и штабная документация. Сами же келлеровцы потеряли всего 150 человек (причём в эту цифру входят как убитые, так и раненые). Верная оценка обстановки Федором Артуровичем, умелое маневрирование войсками и отличная выучка русских кавалеристов привели к блестящей победе. А наградой Келлеру стал Орден Святого Георгия 4-й степени - один из первых в ходе Второй Отечественной войны.
Галицийская битва продолжалась, и вскоре Келлер, организуя преследование отступавшего врага, под городом Яворов захватил пятьсот пленных и шесть орудий. 17 марта 1915 года принесло Келлеру и его 10-й кавдивизии новую победу: в районе г. Хотин он атаковал и разбил 42-ю гонведную пехотную дивизию и гусарскую бригаду 5-й гонведной кавалерийской дивизии Австро-Венгрии. В этот раз добычей келлеровцев стали 2133 пленных, 40 походных кухонь и 8 телеграфных вьюков. Наградой Фёдору Артуровичу стал Орден святого Георгия III класса.
С 3 апреля 1915 года Келлер был назначен командовать 3-м кавалерийским корпусом. А уже в конце апреля Келлер принимает участие в боевых действиях у сёл Баламутовка и Ржавенцы, где в конном строю атакует сильно укреплённые позиции австрийцев - три ряда окопов, укреплённых проволочными заграждениями. Казалось бы - совершенно безумная атака, которая должна была бы закончиться полным истреблением кавалеристов Келлера. Однако результат оказался ощутимо иным: келлеровцы не только выбили врага с позиций, но и захватили в плен более двух тысяч солдат и офицеров противника. За этот подвиг Фёдор Артурович был награждён Орденом Святого Георгия III степени. Келлер рисковал - но рисковал осмысленно и рассчётливо, всецело полагаясь на выучку своих бойцов. И это приносило успех. Антон Иванович Деникин писал о Келлере: "Федор Артурович водил свои войска в бой красиво и эффектно, словно на батальных полотнах, однако при этом без какой-либо преднамеренной рисовки - это происходило само собой". Ещё более восторженно отзывалась о новоиспечённом комкоре императрица Александра Фёдоровна: "Граф Келлер творит что-то невероятное... Государь его просит быть осторожнее, но он лишь отвечает ему: «Двигаюсь вперед». Большой молодец". Келлер действительно лично водил в атаку свои полки - и в пору своего командования дивизией, и после того, как сделался комкором. Это было не бессмысленным молодечеством, но чётким осознанием особенностей кавалерии как рода войск и особенностей психологии кавалериста. Эта отвага могла дорого обойтись генералу - в боях Первой Мировой войны он был дважды ранен. Но Бог хранил Келлера.
Фёдор Артурович Келлер с чинами штаба 3-го кавкорпуса.
Исследователи также отмечают, что Келлера неизменно отличала забота о подчинённых. Ольга Зеленко-Жданова пишет: "Даже в самые сложные месяцы войны Федор Артурович внимательно следил за довольствием бойцов, принимал все меры по обеспечению их необходимым, на вкус проверял содержимое солдатских котлов и строго взыскивал, если оно было ненадлежащего качества. Зная это, интенданты третьего кавалерийского корпуса никогда не рисковали красть продукты. По приказу графа горячую пищу нижним чинам выдавали не меньше двух раз в сутки". Не забывал комкор и о раненых, регулярно посещая их в лазарете, ободряя, следя, чтобы каждый раненый всегда имел в доступности питьевую воду. "Встречая раненых, выносимых из боя, - вспоминал будущий белоказачий генерал А.Г. Шкуро, - каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать". Когда в корпусе вспыхнула эпидемия холеры, Келлер, пренебрегая опасностью заразиться, посещал тяжелобольных, лично растирал им ноги и руки, говоря при этом, что "холера, слава Богу, в лёгкой форме, и летальных исходов пока ещё не было". По свидетельству очевидцев, эти посещения и разговоры действовали на больных воодушевляюще - моральная поддержка этим людям, надолго оторванным от дома и ставшим жертвой тяжёлого недуга, была совершенно необходима.
Келлер решительно пресекал любые действия, унижающие честь и достоинство солдат. Рукоприкладство в его корпусе беспощадно наказывалось, невзирая на чины и прошлые заслуги провинившегося. Столь же решительно и настойчиво он протестовал против мер, ограничивающих нижним чинам доступ в общественные увеселительные заведения, парки и сады. Солдат, ежечасно подвергающий свою жизнь опасности во имя Родины, должен знать, что его жертву Родина оценит по заслугам - это для Келлера было вне всякого обсуждения. Он был требовательным командиром - но подкреплял свою требовательность уважительным отношением к подчинённым. Подчинённые об этом знали - потому и шли за ним в атаку безоговорочно, потому и выполняли столь же безоговорочно все его требования. А после смерти Келлера многие из них оставили о генерале тёплые воспоминания.
Ф.А. Келлер вручает георгиевский крест вахмистру Оренбургского казачьего войска
Год 1916-й вошёл в русскую историю как год Брусиловского прорыва. Принял участие в этой победной операции и Фёдор Артурович со своим 3-м кавкорпусом. Корпус действовал в составе 10-й армии генерала П. Лечицкого. Преследуя отступающую австрийскую 7-ю армию, полки Келлера успешно заняли румынский город Кымпулунг, где захватили в плен более 3 тысяч австрийских солдат и офицеров. Наградой Келлеру стало присвоение чина генерала от кавалерии, последовавшее в начале 1917 года. А вскоре пришло роковое известие о февральском перевороте.
Отношение Келлера к февральскому перевороту, казалось бы, общеизвестно. Фёдор Артурович категорически не принял революции и предлагал императору Николаю Второму свой корпус для наведения порядка в мятежной столице. Как и в 1905-м году, Келлер действовал решительно, держался консервативной позиции и не боялся принять главную ответственность на себя. При этом, однако, важно помнить, что Келлер отнюдь не был радикальным противником политических реформ или каким-то оппонентом генералу Алексееву и другим будущим вождям Белого Движения. Отправленная Келлером Николаю Второму телеграмма недвусмысленно свидетельствует: граф одобрял введение "ответственного министерства" (то есть - разделение властей между государем и думой, превращение России в парламентскую монархию) и совершенно не стремился к восстановлению прежней абсолютной монархии а-ля Николай Первый. Но согласиться с насильственным отстранением от власти законного государя, да ещё в разгар боевых действий с внешним врагом Келлеру не позволяла ни честь офицера, ни совесть христианина (а род Келлеров былправославным уже в нескольких поколениях). 6 марта 1917 года он отослал свою телеграмму Николаю Второму, в которой выражал свою поддержку лично ему, неверие в добровольность отречения и заканчивал предложением вооружённой помощи. В тот же день он собрал представителей от частей своего корпуса, которым объявил: "Я не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю: "Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя"". Текст телеграммы, которую Келлер реально отослал императору, как мы уже знаем, был гораздо обширнее и неоднозначнее этого изложения, однако для нас важнее другое: Фёдор Артурович был в те роковые дни едва ли не единственным генералом в Русской Армии, кто ясно осознавал, что уступки "революционной демократии" не приведут к чаемому успокоению тыла, что переворот, совершённый в разгар Отечественной войны, грозит "гибелью армии и России". Увы, с этим пониманием Келлер остался одинок. Корпус, хоть и кричал "Ура!" в ответ на его призыв, вскоре спокойно присягнул временному правительству.
Император Николай II (крайний справа) и генерал Ф.А. Келлер (второй слева) делают смотр частям 3-го кавкорпуса.
Фото 1916 года. Справа от Келлера - генерал А.А. Брусилов. Не пройдёт и года, как Брусилов полностью
перейдёт на сторону революции. А Келлер попытается её остановить.
Сам Келлер этой присяги не принял, ибо по понятным причинам, не признавал легитимности путчистов. Уговаривать его решили послать генерала К.Г. Маннергейма (которого нынче - не от большого ума - кое-кто пытается выставить идейным монархистом и русским патриотом). Но Келлер к уговорам будущего правителя независимой Финляндии остался глух, категорически заявив: "Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу". Не удалось уговорить строптивого генерала и дивизионным командирам его корпуса. В результате Келлер был отстранён от должности и отправлен в отставку. Прощание его с корпусом было трогательно. Последний раз 3-й кавалерийский корпус прошёл перед своим командиром церемониальным маршем под уходивший в прошлое государственный гимн "Боже, царя храни!" Место Келлера занял генерал Крымов - активный участник антицарского заговора думской оппозиции.
А дальше произошло нечто, совсем удивительное, исчерпывающе характеризующее те доверительные отношения, которые сложились между комкором-3 и его бойцами. Во опасение враждебных действий со стороны генерала-рыцаря, "временные" решили отправить его с фронта под конвоем. Местом пребывания опального полководца назначили Харьков. И по пути, воспользовавшись сном генерала, приставленный к нему конвой... бежал, не желая марать своих рук столь позорным поручением. Келлер продолжал свой путь до Харькова в одиночестве и осел там, вынужденный бессильно наблюдать агонию армии и крушение России. Его пророческие слова, сказанные в марте 1917-го, увы, блестяще подтвердились.
Встаёт вопрос: почему же в том роковом 1917-м году Келлер остался в одиночестве со своим чётким и правильным пониманием ситуации? Отчасти я уже отвечал на этот вопрос. Руководивший Ставкой начальник штаба генерал М.В. Алексеев понимал всю сложность ситуации, в которой он оказался. Революция грозила развалом фронта и поражением в Отечественной войне - но и снять с фронта силы, достаточные для подавления мятежа, он не мог бы, не рискуя всё тем же катастрофическим поражением. Немцы не преминули бы ударить уходящим на "внутренний фронт" русским войскам в тыл, а железные дороги находились под контролем революционных бандформирований. Алексеев по сути стал заложником той информации, которая поступала к нему из столицы - а поступала-то эта информация из рук думских заговорщиков, которым было выгодно сначала раздуть масштабы беспорядков до вселенского размера (впрочем, масштабы мятежа были действительно велики), а затем представить себя в качестве силы, способной взять ситуацию под контроль. Келлер тоже оказался заложником недостатка информации - но у него не было даже тех скудных и некорректных сведений, которыми располагал Алексеев. Масштабов восстания он себе не представлял. Вероятно, ему виделось нечто вроде дворцового переворота в стиле XVIII века, который легко было бы ликвидировать одним верным полком. Возможно, он мог предполагать, что этот переворот поддержан восстанием нескольких запасных батальонов, но вряд ли знал, сколько именно этих батальонов охвачено мятежом. А уж о том, что вслед за петроградским гарнизоном взбунтовался московский, о мятеже в Кронштадте (напомню: телеграмма Келлера была послана царю 6 марта, в то время, как массовое убийство морских офицеров во главе с адмиралом Непениным в Кронштадте произошло уже 4-го) он просто не имел ни малейшего понятия. Как человек, отвечающий только за свой корпус, Келлер действовал безупречно и в полном соответствии с духом присяги, предлагая свой корпус в помощь законному царю. Снятие с фронта одного кавалерийского корпуса вряд ли серьёзно отразилось бы на стратегической обстановке - и тут Келлер был абсолютно прав. Но смог бы Келлер силами одного своего корпуса подавить мятеж таких масштабов, какой разразился в тылу? Увы, на этот вопрос ответ может быть только отрицательным. Трагическая обречённость императора Николая Второго в роковые мартовские дни 1917-го стала столь же трагической обречённостью и для генерала Келлера. Ему оставалось только исповедничество.
Продолжение следует