Литопыт 14.Про битую посуду
Он в нерешительности стоял у старинного,антикварного деревянного буфета и смотрел на ряды искусно созданного фарфора-на тончайшие бока чашек,на просвечивающие блюдца,на изящные изгибы ручек,на память,доставшуюся ему по наследству.
Она обвинила его в том,что он никогда не старается понять ее.
Она обвинила его в том,что ему дороже его коллекция,чем она и ее любовь.
Она обвинила его в холодности и высокомерии-как и весь его фарфор.
Он робко поднял руку и стал гладить резную ручку гиганта-ветерана,появившегося в этой квартире задолго до его появления на свет.Дерево на ощупь было гладким и теплым-как будто только что кто-то ее долго держал и не отпускал.Оно успокаивало,пальцы рук начинали трястись чуть меньше,а сердце-биться чуть тише.
В соседней квартире громко орал телевизор-начинался праздничный концерт,и какие-то обладательницы сладких голосков начинали петь очередной раскрученный шлягер.В его квартире был только стук его сердца,учащенное дыхание и стук часов на стене.
Она долго обвиняла его,словно наслаждаясь тем,что может говорить и обвинять.А когда все пункты ее речи закончились,она просто развернулась и ушла,а он остался стоять,склонив голову и держа руки по швам,как уличенный в чем-то неприличном мальчик.
На стене и тогда,и сейчас,часы, ее подарок, тикали одинаково.Им было все равно,разбито его сердце или нет,вернется она когда-нибудь или нет.Они просто тикали-нещадно отмеряли время.Сейчас до полуночи,потом до полудня.Пока не кончится батарейка.
Хотя чем он отличается от этих часов?С тех пор,как в него вставили батарейку,он только и делает,что любит.Любит маму,любит папу,любит бабушку с дедушкой,любит одноклассницу,потом однокурсницу,потом жену.Пока у него не кончится батарейка и ему не вставляют новую.
Хотя нет,отличается.После смены батарейки часы продолжают отсчитывать то же самое время-такие же секунды,минуты,часы,а он не продолжает любить той же любовью тех же людей.Каждый раз он и его чувства меняются.
Она хлопнула дверью на прощание,успела в бешеном ритме простучать каблуками по лестнице несколько ступенек,пока у соседей не включился телевизор.
А он с тех пор не сделал и шага-только немного потоптался на месте и уткнулся взглядом в буфет.
Только смотрел и смотрел.
На третьей песне, а может десятой или восемнадцатой,явно обладающей такими же пышными и искусственными формами,как и ее исполнительница,что-то в нем сломалось.Он захрипел,рванул дверцу хранителя сервизов и остервенело стал бить хрупкие тарелки об пол,невесомые чашки о стену,изящные блюдца-друг об друга,как она раньше,когда у нее кончались аргументы и она хоть как-то пыталась доказать свою правоту.
Он разбивал,крушил,разрушал-и все больше понимал ее,и все больше бил чьих-то трудов,чьих-то стараний,чьих-то многолетних историй-и свою историю вместе с остальными,произошедшими давным- давно.
Он вплетал свою судьбу в общий поток,в общий крик боли,общий крик обиды,общий крик горя,он хотел,чтобы его разбитое сердце не было одиноким-и оно перестало.
Пока не закончился сервиз,не закончилась память его бабушки и прабабушки.
Но он не смог успокоиться,он встал на колени прямо в груду осколков и обломков, не чувствуя боли от множества мелких фарфоровых игл, впивающихся в ноги, и стал методично ломать их всё на более и более мелкие,пока не прозвенел звонок в дверь.
От резкого и громкого,неожиданного звука он оцепенел и понял,что просто не может подняться.
Через пару минут она открыла дверь своим ключом и зашла в квартиру с видом несчастной,провинившейся девчонки.
За спиной она держала свой подарок, коробку с тщательно упакованным молочником-единственной вещью,которой не хватало в его коллекции.
Она обвинила его в том,что он никогда не старается понять ее.
Она обвинила его в том,что ему дороже его коллекция,чем она и ее любовь.
Она обвинила его в холодности и высокомерии-как и весь его фарфор.
Он робко поднял руку и стал гладить резную ручку гиганта-ветерана,появившегося в этой квартире задолго до его появления на свет.Дерево на ощупь было гладким и теплым-как будто только что кто-то ее долго держал и не отпускал.Оно успокаивало,пальцы рук начинали трястись чуть меньше,а сердце-биться чуть тише.
В соседней квартире громко орал телевизор-начинался праздничный концерт,и какие-то обладательницы сладких голосков начинали петь очередной раскрученный шлягер.В его квартире был только стук его сердца,учащенное дыхание и стук часов на стене.
Она долго обвиняла его,словно наслаждаясь тем,что может говорить и обвинять.А когда все пункты ее речи закончились,она просто развернулась и ушла,а он остался стоять,склонив голову и держа руки по швам,как уличенный в чем-то неприличном мальчик.
На стене и тогда,и сейчас,часы, ее подарок, тикали одинаково.Им было все равно,разбито его сердце или нет,вернется она когда-нибудь или нет.Они просто тикали-нещадно отмеряли время.Сейчас до полуночи,потом до полудня.Пока не кончится батарейка.
Хотя чем он отличается от этих часов?С тех пор,как в него вставили батарейку,он только и делает,что любит.Любит маму,любит папу,любит бабушку с дедушкой,любит одноклассницу,потом однокурсницу,потом жену.Пока у него не кончится батарейка и ему не вставляют новую.
Хотя нет,отличается.После смены батарейки часы продолжают отсчитывать то же самое время-такие же секунды,минуты,часы,а он не продолжает любить той же любовью тех же людей.Каждый раз он и его чувства меняются.
Она хлопнула дверью на прощание,успела в бешеном ритме простучать каблуками по лестнице несколько ступенек,пока у соседей не включился телевизор.
А он с тех пор не сделал и шага-только немного потоптался на месте и уткнулся взглядом в буфет.
Только смотрел и смотрел.
На третьей песне, а может десятой или восемнадцатой,явно обладающей такими же пышными и искусственными формами,как и ее исполнительница,что-то в нем сломалось.Он захрипел,рванул дверцу хранителя сервизов и остервенело стал бить хрупкие тарелки об пол,невесомые чашки о стену,изящные блюдца-друг об друга,как она раньше,когда у нее кончались аргументы и она хоть как-то пыталась доказать свою правоту.
Он разбивал,крушил,разрушал-и все больше понимал ее,и все больше бил чьих-то трудов,чьих-то стараний,чьих-то многолетних историй-и свою историю вместе с остальными,произошедшими давным- давно.
Он вплетал свою судьбу в общий поток,в общий крик боли,общий крик обиды,общий крик горя,он хотел,чтобы его разбитое сердце не было одиноким-и оно перестало.
Пока не закончился сервиз,не закончилась память его бабушки и прабабушки.
Но он не смог успокоиться,он встал на колени прямо в груду осколков и обломков, не чувствуя боли от множества мелких фарфоровых игл, впивающихся в ноги, и стал методично ломать их всё на более и более мелкие,пока не прозвенел звонок в дверь.
От резкого и громкого,неожиданного звука он оцепенел и понял,что просто не может подняться.
Через пару минут она открыла дверь своим ключом и зашла в квартиру с видом несчастной,провинившейся девчонки.
За спиной она держала свой подарок, коробку с тщательно упакованным молочником-единственной вещью,которой не хватало в его коллекции.