ещё история о совейских дезертирах. Змея на груди.
Жил был уроженец Сахалина с говорящей фамилией. Скажем - Помогайленко.
Была у него до призыва судимость. Потому и служить ему довелось не военнослужащим, а приравненным к ним советскими законами военным строителем. В Хабаровске. На "Хасане", кажется.
Но чего-то не заладилось. И он дезертировал.
Что характерно - не в тайгу побежал. И не к себе на остров. Он остался в Хабаровске. А был он общителен и трудолюбив. И хозяйственен, как впоследствии выяснилось.
Вот он, значит, познакомился с кучей своих земляков - студентов. Лицо его, как и фамилия, вызывало неосознанное доверие. И ему никогда не отказывали эти его знакомые в просьбе позаимствовать на время паспорт. Тем более он спустя некоторое время всегда паспорта возвращал.
И вот по одному паспорту он устроился работать на макаронную фабрику (была в тоталитарном советском прошлом в Хабаровске и такая. Теперь, конечно, она за ненадобностью упразднена). По другому - на ту же фабрику, только в другую смену (тоталитарная власть заставляла людей вот так трудиться и ночью. И даже других - тоже, видать, силком - покупать выпущенную продукцию. И даже специально - давиться за ней в очередях). Поскольку он был трудолюбив, а за пределами службы свободное время занять было нечем, в две смены он зарабатывал чуть (примерно в полтора раза) больше, чем разыскивавший его следователь. И ещё по одному паспорту снял (по тем временам неплохих) - полдома. Но не в Коломне. И копил деньги на его покупку. И даже немного уже докопить оставалось.
А поскольку людей в Хабаровске в то тоталитарное время было много (теперь-то, конечно, уже тысяч на семьдесят пять поменьше), то даже тоталитарная советская милиция, используя все свои злобные методы, всё не могла его найти. Примерно год.
Сгубил его альтруизм. Нашёл он как-то ещё своего земляка. По фамилии, скажем, Пеночкин. И был тот беглый каторжник "химик". Был в то бесчеловечное время такой вид наказания. Статья 24 со знаком "два" УК РСФСР. Условное осуждение с обязательным привлечением осуждённых к труду в местах, определяемых органами, ведающими исполнением наказания - так это называлось. Живи себе в этих самых местах в общежитии. Работай, где укажут, получай за это деньги, и каждый вечер отмечайся у дежурящих на первом этаже общаги (всё это именовалось "спецкомендатурой"). А не схотел работать и ночевать не пришёл - и вот ты уже в бегах. И тебя ищут, а поймают - отправят в колонию.
Вот и Пеночкина этого искали. А работать он не любил. И потому на макаронную фабрику по чужим документам устраиваться не стал. А его приютил Помогайленко. Стал он у того в полдоме жить и вести домашнее хозяйство. Но не подумайте. Помогайленко чужд был европейских ценностей (а как позднее выяснилось - и Пеночкин тоже).
Помимо того, что судим, Помогайленко был ещё и женат. Жена на Сахалине. Вот он с ней связался ( минуя как-то почтовую связь - всё же арест на корреспонденцию...) и выписал на время (отпуска - она ведь тоже работала) жену в Хабаровск.
И вот она, улетая назад, ему в аэропорту говорит. "Ты, мол, змею, мол, на груди пригрел. Этот сволочь Пеночкин, когда ты на работе, на мою честь супружескую покушался. И хоть не достиг, но близок был." Такая вот, значит, ситуация.
И вот Помогайленко, несмотря на добросердечие, решает в ночную смену вызвать Пеночкина в цех и там с ним потолковать. О делах ихних скорбных.
В ходе беседы коварный (а, как выяснилось, ещё и злобный) Пеночкин вонзил Помогайленке в грудь заточенный электрод. И прямо в сердце попал, даже его повредил. Люди видели и схватили Пеночкина. А тот - "Не того, мол, хватаете. Вот он - не Пупкин, как все вы думаете, а Помогайленко. Дезертир. И враг народа." И рабочие растерялись. Ослабили хватку. Пеночкин вырвался и убежал.
Помогайленко спасли советские врачи. А гуманный суд
по статье 247 УК РСФСР за дезертирство дал ему четыре года.
Пеночкина потом тоже поймали. За побег и за тяжкие телесные повреждения дали ему три с половиной года. А если бы не дезертира подрезал - больше бы мог получить. Наверное.
ЗЫ а следователь в троллейбусе увидел настоящего Пупкина. "Как фамилия" - говорит. Пупкин отвечает испуганно (как принято у студентов - без билета ехал). А где паспорт - объяснить не может (Помогайленко ему отдать не успел). "Ладно" - говорит следователь. Приходи, мол, тогда-то и туда-то на улице Торговой. Допрошу, мол, и паспорт отдам. Так к Пупкину вернулся паспорт, а в обвинительное заключение (а потом и в приговор) добавились показания Пупкина. А тот был рыжий, как сейчас помню.
Была у него до призыва судимость. Потому и служить ему довелось не военнослужащим, а приравненным к ним советскими законами военным строителем. В Хабаровске. На "Хасане", кажется.
Но чего-то не заладилось. И он дезертировал.
Что характерно - не в тайгу побежал. И не к себе на остров. Он остался в Хабаровске. А был он общителен и трудолюбив. И хозяйственен, как впоследствии выяснилось.
Вот он, значит, познакомился с кучей своих земляков - студентов. Лицо его, как и фамилия, вызывало неосознанное доверие. И ему никогда не отказывали эти его знакомые в просьбе позаимствовать на время паспорт. Тем более он спустя некоторое время всегда паспорта возвращал.
И вот по одному паспорту он устроился работать на макаронную фабрику (была в тоталитарном советском прошлом в Хабаровске и такая. Теперь, конечно, она за ненадобностью упразднена). По другому - на ту же фабрику, только в другую смену (тоталитарная власть заставляла людей вот так трудиться и ночью. И даже других - тоже, видать, силком - покупать выпущенную продукцию. И даже специально - давиться за ней в очередях). Поскольку он был трудолюбив, а за пределами службы свободное время занять было нечем, в две смены он зарабатывал чуть (примерно в полтора раза) больше, чем разыскивавший его следователь. И ещё по одному паспорту снял (по тем временам неплохих) - полдома. Но не в Коломне. И копил деньги на его покупку. И даже немного уже докопить оставалось.
А поскольку людей в Хабаровске в то тоталитарное время было много (теперь-то, конечно, уже тысяч на семьдесят пять поменьше), то даже тоталитарная советская милиция, используя все свои злобные методы, всё не могла его найти. Примерно год.
Сгубил его альтруизм. Нашёл он как-то ещё своего земляка. По фамилии, скажем, Пеночкин. И был тот беглый каторжник "химик". Был в то бесчеловечное время такой вид наказания. Статья 24 со знаком "два" УК РСФСР. Условное осуждение с обязательным привлечением осуждённых к труду в местах, определяемых органами, ведающими исполнением наказания - так это называлось. Живи себе в этих самых местах в общежитии. Работай, где укажут, получай за это деньги, и каждый вечер отмечайся у дежурящих на первом этаже общаги (всё это именовалось "спецкомендатурой"). А не схотел работать и ночевать не пришёл - и вот ты уже в бегах. И тебя ищут, а поймают - отправят в колонию.
Вот и Пеночкина этого искали. А работать он не любил. И потому на макаронную фабрику по чужим документам устраиваться не стал. А его приютил Помогайленко. Стал он у того в полдоме жить и вести домашнее хозяйство. Но не подумайте. Помогайленко чужд был европейских ценностей (а как позднее выяснилось - и Пеночкин тоже).
Помимо того, что судим, Помогайленко был ещё и женат. Жена на Сахалине. Вот он с ней связался ( минуя как-то почтовую связь - всё же арест на корреспонденцию...) и выписал на время (отпуска - она ведь тоже работала) жену в Хабаровск.
И вот она, улетая назад, ему в аэропорту говорит. "Ты, мол, змею, мол, на груди пригрел. Этот сволочь Пеночкин, когда ты на работе, на мою честь супружескую покушался. И хоть не достиг, но близок был." Такая вот, значит, ситуация.
И вот Помогайленко, несмотря на добросердечие, решает в ночную смену вызвать Пеночкина в цех и там с ним потолковать. О делах ихних скорбных.
В ходе беседы коварный (а, как выяснилось, ещё и злобный) Пеночкин вонзил Помогайленке в грудь заточенный электрод. И прямо в сердце попал, даже его повредил. Люди видели и схватили Пеночкина. А тот - "Не того, мол, хватаете. Вот он - не Пупкин, как все вы думаете, а Помогайленко. Дезертир. И враг народа." И рабочие растерялись. Ослабили хватку. Пеночкин вырвался и убежал.
Помогайленко спасли советские врачи. А гуманный суд
по статье 247 УК РСФСР за дезертирство дал ему четыре года.
Пеночкина потом тоже поймали. За побег и за тяжкие телесные повреждения дали ему три с половиной года. А если бы не дезертира подрезал - больше бы мог получить. Наверное.
ЗЫ а следователь в троллейбусе увидел настоящего Пупкина. "Как фамилия" - говорит. Пупкин отвечает испуганно (как принято у студентов - без билета ехал). А где паспорт - объяснить не может (Помогайленко ему отдать не успел). "Ладно" - говорит следователь. Приходи, мол, тогда-то и туда-то на улице Торговой. Допрошу, мол, и паспорт отдам. Так к Пупкину вернулся паспорт, а в обвинительное заключение (а потом и в приговор) добавились показания Пупкина. А тот был рыжий, как сейчас помню.