"легкомысленное отношение к памяти сменяется глубоким беспокойством, когда «провалы» памяти становятся слишком заметными и нарушают привычный ход жизни."
Вопрос о национализме нас побуждает затронуть не только его злободневность, но и его связь с вопросом о субъекте национальной истории. Прежде всего, однако, отметим феномен демонизации национализма. Этот феномен особенно интересен тем, что национализм не получается просто отвергнуть, «выбросить за борт истории». После него остается пустота, которую необходимо заполнить. Делается это обычно с помощью патриотизма, с попутной ремаркой: патриотизм - это, вообще говоря, хорошо, а национализм - это безоговорочно плохо. Нечто подобное звучит с самых разных трибун и кафедр - политических, церковных, научно-педагогических. Увы, попытка противопоставить патриотизм и национализм демонстрирует поразительное презрение к логике, фактически предлагая человеку сказать: я должен любить свой родной дом, но не имею права любить родных мне людей. Действительно, по определению, патриотизм- это любовь к своей стране, а национализм - любовь к своему народу. Противопоставлять их бессмысленно, поскольку они дополняют друг друга. Правда, в истории возникали трагические ситуации, когда к власти в стране приходил режим, враждебный народу вплоть до откровенного геноцида, но требующий от народа патриотизма, а de facto - безоговорочной преданности. В подобных ситуациях, действительно, возникает определенная коллизия патриотизма и национализма; коллизия, с которой связан нравственный выбор, труднейший из тех, которые вообще приходится совершать человеку.
[…]
Вообще, взаимное ожесточение - одна из самых печальных нравственно-психологических примет наших дней. За этим ожесточением стоит ряд факторов, но один из них заслуживает особенного внимания, хотя и очень редко рассматривается: русским людям катастрофически не хватает внутренней солидарности, которую не заменят демонстрации внешнего, «организованного» единства. В чем причина этого дефицита национальной солидарности? Она, конечно, в разрывах исторической памяти, которые, в свою очередь, нарушают непрерывность самосознания. В течение одного только XX столетия в официальном дискурсе место русского занимало «православное» («кто православный, тот и русский»), потом «советское» (или «интернациональное»), потом «общечеловеческое» и «российское» вперемежку. Все это, естественно, противоречило чувству своей национальности, затрудняло то внутреннее национальное самоопределение, которого требует человеческая природа, и в конечном счете создавало напряженность во внутринациональных отношениях. Напряженность не менее острую, чем межнациональная напряженность, чреватую своими самыми серьезными опасностями, но совершенно не изученную.
Прояснение русского самосознания должно происходить сегодня на общем фоне развития культуры взаимопонимания, которая заключается в способности понять другого, не отказываясь от себя.
Ильин Н.П.
Философские проблемы культурно-исторической памяти (часть 2).
Культурологический журнал. 2017. номер 4.
Автор вызывает уважение даже одним только тем, что к числу
придворных идеологов, успевших воспеть и хрущёвскую "оттепель", и брежневскую "новую историческую общность", и "новое мЫшление" горбачёвщины, и приватизацию ельцинщины [а теперь многих таких можно заметить среди "убеждённых державников" :) ], он не относился … никогда :) . Это на совести этих, придворных, те самые "разрывы исторической памяти" {они, собственно, с них и живут :) }. Уважаемый Николай Петрович Ильин занят ровно противоположным - устранением разрывов.
PS
Входная цитата - взята из первой части работы Ильина.