(no subject)
Я пару раз говорила близким, что не хочу жить. Они не восприняли это всерьёз. Потому что я "сильная, позитивная, лёгкая", потому что я много улыбаюсь. А зря. Когда человек говорит о таком, задумайтесь: может, это истеричный крик о помощи. Может, он отчаянно хочет спастись. Отчаянно хочет найти причины жить.
Я не вижу таких причин. Кроме того, что это расстроит семью. Я не могу причинить им такую боль. Что-то сломалось. Во мне что-то сломалось очень давно, я не помню когда. Когда умер дедушка? Или папа? Или Саша? Или его папа? Или? Этих "или" слишком много, чтобы их перечислять.
Самое отвратительное, что такие мысли заставляют чувствовать себя неблагодарной свиньёй. У меня ведь всё есть. Меня любят мужчины, меня любят дети, меня любят животные. У меня отличная работа. Меня считают талантливой. Жизнь улыбается мне. А я отворачиваюсь.
Когда-нибудь такой человек перейдёт границу. И останется лишь пожать плечами. Это очень опасная игра.
And nothing else matters
Я не люблю об этом говорить. Мне гораздо проще рассказывать в пустоту, где меня никто не услышит. Здесь, например. Потому что мне не хочется спастись.
Два года я плакала над каждой смертью. Нас заставляли пересказывать новости на синхронном переводе. Я смотрела новости каждое утро и плакала. Я физически чувствовала льющееся горе. Потом я просто перестала смотреть новости.
Сколько раз нужно сворачивать на самые тёмные улицы? Сколько дней сидеть на перилах десятого этажа под крики индийских друзей про "сумасшедших русских"? Равнодушно смотреть вниз на мраморные лестницы? Даже не пытаться дышать в Гималаях? Нажраться марихуаны с делийским кофе перед самым вылетом? Распутывать наушники на трамвайных путях? Сотни бессознательных раз. Самоуничтожение.
Самоуничтожение осознавшего своё ничтожество. Что я могу сделать? Чем могу я помочь? Как могу я накормить индийских детей, протягивающих мне худые ручонки? Или заставить врачей не выпинывать бомжа умирать на лавке автобусной остановки? Людей не унижать друг друга? Не травить друг друга палёной водкой за квартиры? Могу ли я взять всех бездомных кошек? Что могу я сказать мальчику без ног, собирающему милостыню в мороз? Перевести всех слепых через дорогу, когда мимо проходят толпы? Как могу я остановить десяток с дубинками, избивающими одного? Одеть всех замерзающих на сибирских улицах? Купить продукты всем стесняющимся протягивать руку бабушкам? Что объяснить детям, которых дразнят за их инаковость? Детям, переносящим микроинсульты и умирающим от остановки сердца? Вернуть беслановских детей, завёрнутых в полиэтиленовые мешки?
Я не могу помочь даже самой себе. Никчёмность. Биомусор. Я просто не понимаю, что здесь делаю.
"Больных привозили на самосвалах, на грузовиках вповалку: живых, не очень живых, вообще неживых."
And nothing else matters
Мир прекрасен. Люди трогательны. Я очень люблю людей. Я не могу ничем им помочь. Я не могу сделать мир добрее. Собственно, зачем тогда я.
Я не вижу таких причин. Кроме того, что это расстроит семью. Я не могу причинить им такую боль. Что-то сломалось. Во мне что-то сломалось очень давно, я не помню когда. Когда умер дедушка? Или папа? Или Саша? Или его папа? Или? Этих "или" слишком много, чтобы их перечислять.
Самое отвратительное, что такие мысли заставляют чувствовать себя неблагодарной свиньёй. У меня ведь всё есть. Меня любят мужчины, меня любят дети, меня любят животные. У меня отличная работа. Меня считают талантливой. Жизнь улыбается мне. А я отворачиваюсь.
Когда-нибудь такой человек перейдёт границу. И останется лишь пожать плечами. Это очень опасная игра.
And nothing else matters
Я не люблю об этом говорить. Мне гораздо проще рассказывать в пустоту, где меня никто не услышит. Здесь, например. Потому что мне не хочется спастись.
Два года я плакала над каждой смертью. Нас заставляли пересказывать новости на синхронном переводе. Я смотрела новости каждое утро и плакала. Я физически чувствовала льющееся горе. Потом я просто перестала смотреть новости.
Сколько раз нужно сворачивать на самые тёмные улицы? Сколько дней сидеть на перилах десятого этажа под крики индийских друзей про "сумасшедших русских"? Равнодушно смотреть вниз на мраморные лестницы? Даже не пытаться дышать в Гималаях? Нажраться марихуаны с делийским кофе перед самым вылетом? Распутывать наушники на трамвайных путях? Сотни бессознательных раз. Самоуничтожение.
Самоуничтожение осознавшего своё ничтожество. Что я могу сделать? Чем могу я помочь? Как могу я накормить индийских детей, протягивающих мне худые ручонки? Или заставить врачей не выпинывать бомжа умирать на лавке автобусной остановки? Людей не унижать друг друга? Не травить друг друга палёной водкой за квартиры? Могу ли я взять всех бездомных кошек? Что могу я сказать мальчику без ног, собирающему милостыню в мороз? Перевести всех слепых через дорогу, когда мимо проходят толпы? Как могу я остановить десяток с дубинками, избивающими одного? Одеть всех замерзающих на сибирских улицах? Купить продукты всем стесняющимся протягивать руку бабушкам? Что объяснить детям, которых дразнят за их инаковость? Детям, переносящим микроинсульты и умирающим от остановки сердца? Вернуть беслановских детей, завёрнутых в полиэтиленовые мешки?
Я не могу помочь даже самой себе. Никчёмность. Биомусор. Я просто не понимаю, что здесь делаю.
"Больных привозили на самосвалах, на грузовиках вповалку: живых, не очень живых, вообще неживых."
And nothing else matters
Мир прекрасен. Люди трогательны. Я очень люблю людей. Я не могу ничем им помочь. Я не могу сделать мир добрее. Собственно, зачем тогда я.