Превосходство Аникина
Как повяжешь галстук, береги его!
Он ведь с нашим знаменем цвета одного.
В пионеры хотели вступать все, но не по идеологическим соображениям, как может показаться, а по той причине, что красный галстук на шее был признаком взросления. С красным галстуком ты уже не мелочь-октябрёнок из начальной школы, а пионер, всем ребятам пример. Кроме того, ставка на красный цвет, безусловно, оправдывала себя - красный цвет ярок, драматичен и дерзок.
Клятва пионера печаталась на обложках тоненьких тетрадок в клеточку и в линеечку и начиналась словами: "Я, Вася Иванов, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь..." Дальше шли по очерёдности наши пионерские клятвы. Первой стояла та, в которой мы обещали быть верными делу товарища Ленина и поступать исключительно так, как нас учит Коммунистическая партия. В чём заключалось дело Ленина, чему учила Коммунистическая партия, никто из нас толком не знал, но произносили взахлёб и без запинки.
Фигура вождя превратилась к началу восьмидесятых в нечто эвфемерное, но оставалась по-прежнему вездесущей. Например, чего стоили Ленинские викторины, проводимые регулярно среди всех классов, и куда отправляли команду из самых отъявленных отличников, меня - в том числе. Как счастливый обладатель книжки "Детские и юношеские годы В.И.Ленина" с портретом кучерявого щекастого мальчика на обложке, я знала несколько больше, чем остальные, поэтому наш класс несколько раз эти викторины выигрывал. На этом мои познания о вожде заканчивались.
К слову сказать, книжка про детские годы Ленина была крайне не интересная, открывала я её только перед грядущей викториной, а если быть до конца честной - то непосредственно во время. Моя мама выписывала журнал "Иностранная литература", папа строил пятую доменную печь, измеряя сроки сдачи пятилетками, и читал книжки про шпионов. Я предпочитала «Калевалу» в переложении для детей, Киплинга и «Вересковый мёд»; стихи наподобие «Ленин и печник» и прочие шедевры советского стихотворчества не вызывали у меня энтузиазма. Пионеркой, тем не менее, мне стать очень хотелось.
Помню, как шла после торжественной линейки в пальто нараспашку, не обращая внимания на мелкий моросящий дождь, холод и промозглую слякоть. Алый галстук развевался на шее, и меня не покидало горделивое ощущение собственной значимости: я повзрослела моментально, бесповоротно и за один день. Лишь дома, когда родители с улыбкорй поздравили меня и спросили, как всё прошло, я вспомнила о мальчике по фамилии Аникин, который вступать в пионеры отказался. Беспрецедентный случай, неожиданный поворот событий, невиданный доселе акт пренебрежения коллективным ритуалом, особенно для школы провинциального города Череповца. А дело было так.
Наш класс в полном составе выстроили в рекреации второго этажа, торжественно вынесли красное знамя и принялись принимать в пионеры. Боюсь неточно сформулировать вопрос, с которым обращалась к нам пионервожатая, но сводился он к следующему: «Ты готов вступить в ряды…?», и далее - по тексту. Все по очереди с замиранием сердца отвечали «да», пока дело не дошло до Аникина. Надо сказать, что мальчиком он был не особо заметным: перебивался с «тройки» на «четвёрку», сидел у окна на предпоследней парте и не запомнился мне ничем выдающимся, кроме своего ответа «нет» на поставленный вопрос.
Пионервожатая чуть не потеряла дар речи, удивлённо подняла брови и спросила:
- Почему? Ты не хочешь быть пионером?
- Не хочу, - спокойно ответил он.
Пока мы дрожащими от волнения голосами нестройным хором произносили пионерскую клятву, Аникин молча стоял в строю, с безразличием наблюдая за происходящим. Он не проявил разочарования, не выказал зависти или пренебрежения к нам ни в тот день, ни после, когда ходил в школу в простой белой рубашке под тёмно-синим пиджаком, без пионерского знака отличия на шее. Как-то раз мы набрались смелости спросить у него, почему он отказался вступать в пионеры, но ответил что-то невразумительное вроде «просто так» или «не знаю».
Для меня до сих пор остаётся загадкой, почему и каким образом десятилетний мальчик сам, по собственной воле сказал «нет» на вопрос, на который не должно было прозвучать отрицательного ответа. Позже, в шестом классе Аникина всё-таки приняли в пионеры: по-тихому, за закрытыми дверями кабинета директора, в приказном порядке, хотя он и не просил. Впереди маячил переход в очередную возрастную категорию, комсомольскую, а без промежуточного этапа развития это было совершенно невозможно.
Страшную тайну отказа Аникина вступить в ряды Всесоюзной Пионерской организации я не знаю до сих пор. Ясно помню лишь то, что его поступок казался мне странным. И в какой-то степени смелым. Никто не смеялся над ним, его белая рубашка без красного галстука постоянно притягивала взгляд и вызывала чувство боязливого недоумения, - не только у нас, школьников, но и со стороны учителей. Почему он тогда отказался? Возможно, он просто не захотел учить наизусть длинную клятву. Возможно, я сейчас ищу себе оправдание. Противостоять идеологии и воле большинства - нелёгкая задача, справиться с которой может не каждый. Поступок ли это или просто глупость? У меня нет ответа.