ПРОСТОЙ ШАГ В СТОРОНУ...
"Есть предложение двинуться в направлении этой новой дистанции и новых точек опоры, оставляя «мертвым хоронить своих мертвецов».
Простой шаг в сторону от «наблюдательного пункта» оказывается простым только для тех, кто способен отвлечься от остаточного гипноза «историала», а значит, не таким уж и простым. И тем не менее философское пространство для этого подготовлено, и если сделать дистанцию, о которой мы говорим, объектом повышенного внимания, мы довольно легко различим спектр философских процедур, с помощью которых мы сможем нащупать иную точку опоры, или даже целую констелляцию таких точек, чтобы, отталкиваясь от нее/от них, наблюдать и подвергать деконструкции сам «контемпоральный момент», демонтируя весомость временной и пространственной телеологии, то есть претензии западного Логоса на эксклюзивизм.
В пост-хайдеггерианской философии трагизм и героизм Хайдеггера довольно быстро превратился в рутинность новой методологии; направленный против техники призыв постичь ее бездонную ничтожность, в свою очередь, стал технологией. Но постмодернизм, пусть плоский и сомнительный, и быть может, именно за счет своего отказа углубляться все дальше в головокружительную страдательность хайдеггеровского отчаянного нигилизма, не будучи в тоже время в состоянии переключить режим экзистирования Dasein’а в сторону аутентичности (отказываясь от Решения, Entscheidung), все же приоткрыл возможность для шага в сторону. Если Логос Запада, по всей видимости, не принял хайдеггеровского приглашения к имплозии, взрыву внутрь своей собственной ночи, то по меньшей мере он распылился на миазмы постмодернистских фрагментов и приготовился к последней фигуре растворения. Фиксация дистанции по отношению к «моменту контемпоральности», ясное и внятное понимание его «произвольности» (в пространственном и временном смыслах) уже есть свершившийся конец Запада, его философский конец. Для тех, кому телос «историала» стал единственным доступным «жизненным миром», это означало бы «конец всего». Но здесь-то и проявляется самое главное: а что если «историал» с его фундаментальным темпоцентризмом и сопутствующим евроцентризмом, со структурами его Логоса, с его решеткой деконструкции/онтологической деструкции всего лишь одна из многочисленных и равнозначимых возможностей разумной организации мира? А если это так, то финал, переживаемый западной философией, есть не более чем эпизод в более сложной и многополярной философской картине, где «наблюдательных пунктов» может быть несколько, равно как и пониманий времени, пространства, Логоса.
Сам Постмодерн в целом, конечно, не идет в этом направлении, оставаясь под привычным гипнозом своей евроцентристской контемпоральности, но сама дистанция, о которой здесь идет речь, становится открытой возможностью по мере диссипации европейского Логоса. Структуры этого Логоса в Постмодерне становятся настолько размытыми и рассеянными, настолько невнятными и слабыми, что оторваться от его суггестии оказывается чрезвычайно легким делом. Другое дело, что сила инерции этого Логоса такова, что хватка его воздействия на самих людей Запада не ослабевает даже тогда, когда сама природа рациональности чахнет и рассыпается на глазах: концы больше с концами не сходятся, освобождение от догм приводит к освобождению от процесса освобождения, при том, что испаряется сам субъект свободы - ведь не только Бог, но и сам человек признан Постмодерном «аппаратом подавления», «репрессивной машиной» -- так свобода человека превращается в свободу от человека. И это закономерно. Парадокс, но сегодня под высшим гуманизмом подразумевается как раз процесс дегуманизации или транс-гуманизации; таким образом трагедия незаметно превращается фарс."
НООМАХИЯ. т.1. Постмодерн и дистанция