Папа Мотя
Молотов. 1944 г.
Alfred Stieglitz | Equivalent [251b] (c. 1923)
Матвей Александрович эвакуирован из Ленинграда в Молотов (Пермь). Его дети, семилетняя Нина и пятилетний Славик были вывезены ранее в Ярославль с детсадом. Кормёжка там была плохая, и родители забрали детей к себе. Но на Урале ситуация с питанием оказалось ещё хуже. Тогда жена Матвея Анна отправляется с детьми в Тульскую область, в деревню к родным.
Война затягивается, и семья оказывается разделённой аж до её конца, и даже дольше. Отец, тоскуя, заговорил в письмах стихами:
Мои любимые, поймите,
Как много я переживал,
И с чуткою душой примите
От сердца чистого слова.
И я прошу тебя, Нюрочек,
Моё письмо ты сохрани
Меня припомнив, в вечерочек
Ещё разок в него взгляни.
Пермь. Мотовилихинские заводы. 1942 г.
А для детей папа сочиняет акростих. Он простой, но душевный, и читатель, надеюсь, без труда разгадает его.
Для Нины и Славика в этом письме есть ещё одно письмо. Его можно прочесть по каждой начальной букве следующей строки. Пишите, мои милые, разобрались ли вы в этом особом стихотворении.
Перепечатывать стих не будем, приведём его в оригинале, указав лишь на маленькую описку. Вместо «изгадится» следует читать «изгладится».
Классические ямбы, несложные рифмы, но простая и чистая интонация. «Лишенья испытать придётся, ютясь в потёмках, взаперти» - это о грядущем путешествии в товарном вагоне.
Видимо, операция по вывозу детей в деревню прошла успешно, и в следующих письмах папа Мотя подтверждает, что решение о переезде из города было правильным.
«Нюра, твой труд принёс большие плоды, но и труд твой был велик. Ребята наши благодаря этому обеспечены всем необходимым. Здесь, в Молотове, даже при затрате сверхчеловеческих сил, мы не могли бы добиться, чтобы Ниночка и Славик употребили в день 2 литра молока. Для них молоко представляет в их возрасте очень большую ценность. Когда я буду у вас в мы должны решить вопрос, когда выезжать из Руднева - теперь или погодя несколько месяцев».
Пейзаж села Руднево. Тульская обл. https://www.drive2.ru/l/475845818708918391/
Однако, выбраться из Молотова в отпуск у отца не получается. Милиция не даёт разрешения на выезд. Остаётся только писать письма и ждать ответов.
Но разве можно бумажонкой
Живое слово заменить?
Я жажду со своим ребёнком
Поговорить и пошутить.
Каждую весну тоска по семье обостряется, и отец представляет себе одни и те же картины сельской весны:
На дороге и на крыше
Тает снег. Он чёрным стал.
Солнце с каждым днём всё выше
Это месяц март настал.
Веселится галок стая,
Скоро прилетят грачи
И шумя, журча, играя
Всюду побегут ручьи
(Март 1944 г.)
Фото: Александр Архипкин. https://photocentra.ru/work/832912
Здравствуйте, милые нежные крошки!
День долгожданный пришёл.
Вы посмотрите скорее в окошко;
Как всё вокруг хорошо!
...
В небе высоком уж птички запели
С шумом летают грачи
Землю промокшую щедро согрели
Доброго солнца лучи.
(Март 1945 г.)
Разлука длилась полтора года. Среди писем из Молотова нашлась даже небольшая поэма.
Начав её изучать, обнаружилось, что папа Мотя приготовил загадку и для нас, современных читателей. Несколько посложнее, чем акростих.
В списках эвакуированных из Ленинграда вместо Матвея Александровича Векслера находим Мордуха Айзиковича 1913 г.р., проживавшего в Сапёрном переулке, д.2. Впрочем, это обычное дело, в те времена имена часто русифицировали.
Об обитателях этого, ныне не существующего уже дома, нашлась статья автора популярных книг об исторических улицах Петербурга, известного историка-краеведа Аркадия Векслера, оказавшийся родным племянником дяди Моти.
В войну он тоже был эвакуирован ребёнком в Ярославль вместе со Славиком и Ниной, а потом оставался в Молотове. Но вот о дяде он неожиданно сообщает, что тот был слепым.
«Матвей Александрович в юности потерял зрение, но это не помешало ему окончить исторический факультет Педагогического института им. Герцена и много лет преподавать историю и русский язык в учебных заведениях для незрячих, готовить к возвращению к мирной жизни воинов, потерявших зрение в боях Великой Отечественной войны (один из его учеников написал книгу о педагогической деятельности своего учителя подвижника).»
http://mirpeterburga.ru/upload/iblock/ab7/ab7a0581f41b6d1cfa9cd84afdb372a5.pdf
Как же так? Мы ведь только что слышали от самого папы Моти, как он хочет видеть детей! Не он ли только что зримо описывал им картины весенней природы - галок, грачей, почерневший снег, небо, бегущие ручьи?
А как же текст писем и стихов? Чьей рукой это написано - ровно, аккуратно, по линейкам?
Предлагаю читателю прочитать некоторые отрывки из «Стихотворного письма», держа в уме, что автор - незрячий.
Какой большой мир создан в его воображении!
Молотов. Первомайский салют. 1945г. или чуть позже. Фотограф И. Каплан.
Как много мыслей возникает,
Как много хочется сказать!
Моя мечта границ не знает
Она готова мир обнять.
В картинах красочных и пёстрых
Вся жизнь проходит предо мной:
Сверканье в битве сабель острых,
Атаки бурною волной,
Стальных линкоров ход державный;
Заводы вижу и луга,
Где трудится народ наш славный,
Чтоб разгромить скорей врага.
Я вижу воинов прекрасных,
С врагом дерущихся, как львы,
И рядом с ними в мыслях ясных
Передо мной встаёте вы.
...
Ещё немалые преграды
Преодолеть придется нам,
И фронту тыл дает снаряды,
Чтоб, проложить пути бойцам.
Весь мир не знал сражений больше,
Чем те, которые идут
В прибалтике и братской Польше
И за рекой карпатской Прут.
Если присмотреться к рукописному тексту, то заметны детские ошибки в пунктуации и даже редкие орфографические. Почерки тоже различны от письма к письму - так что кто-то очевидно помогал слепому учителю записать его поэму.
Далее в тексте Матвей Александрович возвращается от воображаемых битв к повседевности.
...
Я опишу мой день рабочий
От светлой утренней зари
До сумрака короткой ночи,
Когда вокруг покой царит.
Встаю с постели очень рано,
И радио вещает мне,
Как стонут, мучаются страны
В затеянной врагом войне.
Молотов. Митинг трудящихся завода им. Ленина в честь Дня Победы. 1945 г.
Прослушав фронтовые вести,
Умывшись и подзакусив
Я тут же остаюсь на месте,
Где для работы есть архив.
Мои рабочие тетради
И весь другой материал
Всегда лежат порядка ради
На месте, чтобы не искал.
Готовясь тщательно к уроку,
Читаю книгу и журнал;
Хочу чтоб было больше проку,
Чтоб мой питомец много знал.
Чтение книги со шрифтом Брайля.
...
Вот открываю класса двери,
Лишь только наступает срок.
Наличие ребят проверив,
С подъёмом провожу урок.
Прибор лежит на каждой парте;
Проводим запись и подсчет,
А в упражнении по карте
Следим куда река течет,
Пути проводим из столицы
И узнаем где минерал
И где лежат поля пшеницы
И где раскинулся Урал.
Школа Перкинса для слепых. США. XIX век.
«Прибор лежит на каждой парте» - очевидно речь идёт о легендарном «приборе прямого чтения и письма по Брайлю». В поэме речь явно идёт о школе, но трудно понять, о какой. В Перми ещё с 1890 года существовала окружная школа для слепых детей с давними традициями специального образования. Возможно также, что Матвей учил и эвакуированных ленинградских детей, которых в городе было достаточно. Аркадий Векслер вспоминает о том, что дядя Мотя преподавал в Молотовской школе для раненых.
Прибор Брайля из экспозиции Петербургской библиотеки для слепых и слабовидящих
Под конец своего «Стихотворного письма» отец по очереди обращается к детям с родительским назиданием:
...
Скажи мне, Славик, ты послушный
или проказничаешь ты?
Сидишь ли в комнатушке душной
иль ходишь в поле рвать цветы?
Скажи, родной, кем будешь взрослым:
Врачом, танкистом, кузнецом,
Иль капитаном, иль матросом,
Иль в магазине продавцом?
Письмо ещё раз переписано тем же почерком, при этом ошибка в слове «пинал» повторена. Другие стихи так же переписаны во втором экземпляре, но уже другим почерком и шариковой ручкой. «Нюрочек» письмо сохранила, как и просил любимый супруг.
...
На этом я письмо кончаю.
От поэтических трудов
Лишь наслажденье получаю
И я продолжить их готов.
Но я поэтом не родился,
Я просто скромный педагог,
Немало над стихом трудился,
Но лучше написать не смог.
Письмо Анны мужу. 1965 г.
В воспоминаниях Аркадия Векслера сообщается, что семья дяди Моти смогла вернуться в Ленинград в 1947 году, в ту же квартиру. Жили дружно, тесно и счастливо. А в деревню Руднево продолжали ездить на лето каждый год.
Alfred Stieglitz | Equivalent [251b] (c. 1923)
Матвей Александрович эвакуирован из Ленинграда в Молотов (Пермь). Его дети, семилетняя Нина и пятилетний Славик были вывезены ранее в Ярославль с детсадом. Кормёжка там была плохая, и родители забрали детей к себе. Но на Урале ситуация с питанием оказалось ещё хуже. Тогда жена Матвея Анна отправляется с детьми в Тульскую область, в деревню к родным.
Война затягивается, и семья оказывается разделённой аж до её конца, и даже дольше. Отец, тоскуя, заговорил в письмах стихами:
Мои любимые, поймите,
Как много я переживал,
И с чуткою душой примите
От сердца чистого слова.
И я прошу тебя, Нюрочек,
Моё письмо ты сохрани
Меня припомнив, в вечерочек
Ещё разок в него взгляни.
Пермь. Мотовилихинские заводы. 1942 г.
А для детей папа сочиняет акростих. Он простой, но душевный, и читатель, надеюсь, без труда разгадает его.
Для Нины и Славика в этом письме есть ещё одно письмо. Его можно прочесть по каждой начальной букве следующей строки. Пишите, мои милые, разобрались ли вы в этом особом стихотворении.
Перепечатывать стих не будем, приведём его в оригинале, указав лишь на маленькую описку. Вместо «изгадится» следует читать «изгладится».
Классические ямбы, несложные рифмы, но простая и чистая интонация. «Лишенья испытать придётся, ютясь в потёмках, взаперти» - это о грядущем путешествии в товарном вагоне.
Видимо, операция по вывозу детей в деревню прошла успешно, и в следующих письмах папа Мотя подтверждает, что решение о переезде из города было правильным.
«Нюра, твой труд принёс большие плоды, но и труд твой был велик. Ребята наши благодаря этому обеспечены всем необходимым. Здесь, в Молотове, даже при затрате сверхчеловеческих сил, мы не могли бы добиться, чтобы Ниночка и Славик употребили в день 2 литра молока. Для них молоко представляет в их возрасте очень большую ценность. Когда я буду у вас в мы должны решить вопрос, когда выезжать из Руднева - теперь или погодя несколько месяцев».
Пейзаж села Руднево. Тульская обл. https://www.drive2.ru/l/475845818708918391/
Однако, выбраться из Молотова в отпуск у отца не получается. Милиция не даёт разрешения на выезд. Остаётся только писать письма и ждать ответов.
Но разве можно бумажонкой
Живое слово заменить?
Я жажду со своим ребёнком
Поговорить и пошутить.
Каждую весну тоска по семье обостряется, и отец представляет себе одни и те же картины сельской весны:
На дороге и на крыше
Тает снег. Он чёрным стал.
Солнце с каждым днём всё выше
Это месяц март настал.
Веселится галок стая,
Скоро прилетят грачи
И шумя, журча, играя
Всюду побегут ручьи
(Март 1944 г.)
Фото: Александр Архипкин. https://photocentra.ru/work/832912
Здравствуйте, милые нежные крошки!
День долгожданный пришёл.
Вы посмотрите скорее в окошко;
Как всё вокруг хорошо!
...
В небе высоком уж птички запели
С шумом летают грачи
Землю промокшую щедро согрели
Доброго солнца лучи.
(Март 1945 г.)
Разлука длилась полтора года. Среди писем из Молотова нашлась даже небольшая поэма.
Начав её изучать, обнаружилось, что папа Мотя приготовил загадку и для нас, современных читателей. Несколько посложнее, чем акростих.
В списках эвакуированных из Ленинграда вместо Матвея Александровича Векслера находим Мордуха Айзиковича 1913 г.р., проживавшего в Сапёрном переулке, д.2. Впрочем, это обычное дело, в те времена имена часто русифицировали.
Об обитателях этого, ныне не существующего уже дома, нашлась статья автора популярных книг об исторических улицах Петербурга, известного историка-краеведа Аркадия Векслера, оказавшийся родным племянником дяди Моти.
В войну он тоже был эвакуирован ребёнком в Ярославль вместе со Славиком и Ниной, а потом оставался в Молотове. Но вот о дяде он неожиданно сообщает, что тот был слепым.
«Матвей Александрович в юности потерял зрение, но это не помешало ему окончить исторический факультет Педагогического института им. Герцена и много лет преподавать историю и русский язык в учебных заведениях для незрячих, готовить к возвращению к мирной жизни воинов, потерявших зрение в боях Великой Отечественной войны (один из его учеников написал книгу о педагогической деятельности своего учителя подвижника).»
http://mirpeterburga.ru/upload/iblock/ab7/ab7a0581f41b6d1cfa9cd84afdb372a5.pdf
Как же так? Мы ведь только что слышали от самого папы Моти, как он хочет видеть детей! Не он ли только что зримо описывал им картины весенней природы - галок, грачей, почерневший снег, небо, бегущие ручьи?
А как же текст писем и стихов? Чьей рукой это написано - ровно, аккуратно, по линейкам?
Предлагаю читателю прочитать некоторые отрывки из «Стихотворного письма», держа в уме, что автор - незрячий.
Какой большой мир создан в его воображении!
Молотов. Первомайский салют. 1945г. или чуть позже. Фотограф И. Каплан.
Как много мыслей возникает,
Как много хочется сказать!
Моя мечта границ не знает
Она готова мир обнять.
В картинах красочных и пёстрых
Вся жизнь проходит предо мной:
Сверканье в битве сабель острых,
Атаки бурною волной,
Стальных линкоров ход державный;
Заводы вижу и луга,
Где трудится народ наш славный,
Чтоб разгромить скорей врага.
Я вижу воинов прекрасных,
С врагом дерущихся, как львы,
И рядом с ними в мыслях ясных
Передо мной встаёте вы.
...
Ещё немалые преграды
Преодолеть придется нам,
И фронту тыл дает снаряды,
Чтоб, проложить пути бойцам.
Весь мир не знал сражений больше,
Чем те, которые идут
В прибалтике и братской Польше
И за рекой карпатской Прут.
Если присмотреться к рукописному тексту, то заметны детские ошибки в пунктуации и даже редкие орфографические. Почерки тоже различны от письма к письму - так что кто-то очевидно помогал слепому учителю записать его поэму.
Далее в тексте Матвей Александрович возвращается от воображаемых битв к повседевности.
...
Я опишу мой день рабочий
От светлой утренней зари
До сумрака короткой ночи,
Когда вокруг покой царит.
Встаю с постели очень рано,
И радио вещает мне,
Как стонут, мучаются страны
В затеянной врагом войне.
Молотов. Митинг трудящихся завода им. Ленина в честь Дня Победы. 1945 г.
Прослушав фронтовые вести,
Умывшись и подзакусив
Я тут же остаюсь на месте,
Где для работы есть архив.
Мои рабочие тетради
И весь другой материал
Всегда лежат порядка ради
На месте, чтобы не искал.
Готовясь тщательно к уроку,
Читаю книгу и журнал;
Хочу чтоб было больше проку,
Чтоб мой питомец много знал.
Чтение книги со шрифтом Брайля.
...
Вот открываю класса двери,
Лишь только наступает срок.
Наличие ребят проверив,
С подъёмом провожу урок.
Прибор лежит на каждой парте;
Проводим запись и подсчет,
А в упражнении по карте
Следим куда река течет,
Пути проводим из столицы
И узнаем где минерал
И где лежат поля пшеницы
И где раскинулся Урал.
Школа Перкинса для слепых. США. XIX век.
«Прибор лежит на каждой парте» - очевидно речь идёт о легендарном «приборе прямого чтения и письма по Брайлю». В поэме речь явно идёт о школе, но трудно понять, о какой. В Перми ещё с 1890 года существовала окружная школа для слепых детей с давними традициями специального образования. Возможно также, что Матвей учил и эвакуированных ленинградских детей, которых в городе было достаточно. Аркадий Векслер вспоминает о том, что дядя Мотя преподавал в Молотовской школе для раненых.
Прибор Брайля из экспозиции Петербургской библиотеки для слепых и слабовидящих
Под конец своего «Стихотворного письма» отец по очереди обращается к детям с родительским назиданием:
...
Скажи мне, Славик, ты послушный
или проказничаешь ты?
Сидишь ли в комнатушке душной
иль ходишь в поле рвать цветы?
Скажи, родной, кем будешь взрослым:
Врачом, танкистом, кузнецом,
Иль капитаном, иль матросом,
Иль в магазине продавцом?
Письмо ещё раз переписано тем же почерком, при этом ошибка в слове «пинал» повторена. Другие стихи так же переписаны во втором экземпляре, но уже другим почерком и шариковой ручкой. «Нюрочек» письмо сохранила, как и просил любимый супруг.
...
На этом я письмо кончаю.
От поэтических трудов
Лишь наслажденье получаю
И я продолжить их готов.
Но я поэтом не родился,
Я просто скромный педагог,
Немало над стихом трудился,
Но лучше написать не смог.
Письмо Анны мужу. 1965 г.
В воспоминаниях Аркадия Векслера сообщается, что семья дяди Моти смогла вернуться в Ленинград в 1947 году, в ту же квартиру. Жили дружно, тесно и счастливо. А в деревню Руднево продолжали ездить на лето каждый год.