Симулякр
Бодрийяр писал, что симулякр - это знак, скрывающий, что оригинала нет. Иными словами, это духовная прелесть, учение о которой было разработано в православии за 700 лет до Бодрийяра. В житии новопреставленного протоиерея Димитрия Смирнова самым удивительным был даже не контраст между его повседневным милосердием и маской тролля, которую он надевал на амвоне или перед микрофоном. Удивительным был тот факт, что своим духовным наставником он считал НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО человека. «Духовное руководство старца Павла определило мою жизнь» - вспоминал о. Димитрий. И не только его, а целого кружка московской духовно-ищущей молодёжи. О прозорливом старце иеромонахе Павле (Троицком) они узнали от о. Всеволода Шпиллера, а тот - от своей прихожанки. Вживую старца никто никогда не видел - общались с ним только письмами, которые передавала прихожанка. Старец руководил не только духовной жизнью юных москвичей в 1970-е годы - будущих застрельщиков «неслыханного духовного возрождения». Прозорливость касалась и вполне бытовых вопросов - например, о. Димитрию Смирнову он запретил покупать дом, а вообще демонстрировал удивительную осведомленность в эмигрантской прессе, деятельности Шмемана и Солженицына, западных правозащитников. Разумеется, через этого псевдостарца с юными духовными искателями общался Левиафан в лице агента КГБ.
Настоящий о. Павел (Троицкий) был перемолот челюстями Левиафана: в 1940 году в лагере потерял работоспособность из-за неизлечимого декомпенсированного порока сердца и болезни легких, погиб в 1944 году. Оригинал был уничтожен, а вместо него создали елейный образ стереотипного прозорливого старца, сошедшего со страниц Достоевского. Этот поразительный факт фейкового духовничества, мне кажется, многое объясняет в вымышленных о. Димитрием «традиционных ценностях» «православия с кулаками». Здесь уже следует вспомнить другого французского классика Мариона, или даже Псевдо-Дионисия Ареопагита, который за 1500 лет до Мариона показал, что Бог принципиально непостижим, а значит непостижим и человек (Другой) - как образ Божий. Инаковость ближнего нужно просто принять как факт и смириться с ней. Насколько привлекательней на этом фоне выглядит образ таинственного далёкого старца по переписке, ни к чему не обязывающий, но дающий сладостное чувство эксклюзивной причастности к тысячелетней духовной традиции! А какая свобода интерпретаций писем далёкого Друга, через которого с тобою говорит, казалось бы, Сам Бог! Для юного еп. Пантелеимона Шатова формула бытия Божия в этом и заключалась: «если есть отец Павел - значит, есть Бог». Проблема только в том, что о. Павла не было. Шатов и Смирнов его выдумали в творческой переписке с сотрудником КГБ. А если мы вдруг решили, продолжает Марион, что знаем, что такое Бог, знаем кого и как Он (или мы от Его лица) должен наказать и поощрить - значит, мы сотворили себе кумира, марионетку, заложника наших представлений, политических взглядов, симпатий, антипатий, вкусов и извращений.
Кумир есть зеркало, отражающее наш собственный опыт божественного. Однако, поскольку этот опыт всегда и сущностно мой, я оказываюсь в плену у самого себя. Иначе говоря, всякий раз, когда мы меряем Бога собственной (пусть и исключительно благочестивой) меркой, мы нарушаем заповедь „не сотвори себе кумира“. Идол как то, что соразмерно мне и моим возможностям, исключает выход к „по ту сторону“, поскольку в нем нет места никакой неожиданности, никакой новизне. Присущая ему инаковость носит сугубо относительный, ограниченный характер. Однако именно эта ограниченность и создает привлекательность идолопоклонства, особенно в политической сфере: поклоняясь политическому идолу (фюреру, великому кормчему или лучшему другу советских физкультурников), идолопоклонник может быть уверен, что ничего неожиданного (то есть дурного) не случится с любимым образом, и значит, с контролируемым им миром. (c)