(no subject)
9. Осень 1944 года
Передышка
Вместо противотанковых орудий мы получили двадцать самоходных установок калибром 76 мм СУ-76, несколько спецмашин и автомобилей. Самоходки были укомплектованы экипажами, получили специалистов-ремонтников и ремонтную автомашину. Организовался ремонтно-транспортный взвод с командиром - лейтенантом Гурьяновым. Пришел заместитель командира полка по технической части капитан Пентин. С ним я был связан до конца войны. С удовольствием позже об этом расскажу. За бои под Мелитополем я получил первую награду - медаль «За отвагу», а за бои в Крыму - орден Красной Звезды.
Мне основательно надоело колесить на «додже» по передовой и захотелось попридуриваться. Теперь уже не помню, как это получилось, но на фронт я выехал на полуторке ГАЗ-А с деревянной будкой, в которой размещалась ремонтная мастерская. Долго мне придуриваться не удалось. Однако все по порядку. Погрузились мы на платформы, а экипажи - в вагоны и поехали в частично освобожденную Западную Украину. Привезли нас в район городов Самбор и Стрый. Разгрузились и своим ходом пошли в Карпаты, переехав реку Сан в районе г. Санок. Моя роль в этот период сменилась. Самоходки идут в бой прямо по полю, везут на себе снаряды и ведут огонь. Мы, ремонтники переднего края, едем на машине (или машинах) за ними в пределе видимости самоходок. Если самоходка остановилась, подъезжаем, делаем ремонт, оставляем специалиста (например, электрика), оставляем запасные части, догоняем самоходки и едем дальше. Конечно, полуторку с самоходками и сравнивать нельзя! Полуторка стоит на базе и может играть только роль мастерской. На фронте все встало на свои места - был найден «додж» для транспортировки бригады ремонтников переднего края. Сидел бы я тихо на ГАЗ-А, возил бы потихоньку запчасти и не выпендривался. Но судьба - копейка… Один раз мне удалось с трофейной легковой автомашины снять мощные фары и музыкальный сигнал. Конечно, поставил на свою полуторку. Привез Гурьянова в штаб, свечу дальним светом, разворачиваюсь и даю сигнал. Выбежали все, вплоть до командира части. Увидели полуторку с деревянной будкой вместо машины, по крайнем мере, командующего фронтом! Ярости командира полка не было предела: «Снять немедленно сигнал и фары и поставить мне на машину. И почему этот обормот околачивается в тылу?». И оказался я на «додже» и до конца войны возил ремонтников переднего края, командира полка, начальника штаба, капитана Пентина, живых, раненых, умирающих и мертвых. Под огнем и в тылу, ночью без света и днем под обстрелом, по польскому бездорожью и немецкому шоссе, по фронтовым лежневкам, по карпатским горам и рекам.
Снова лучший друг "Додж"
Второй этап фронтовой жизни уже не запечатлелся в памяти так ярко, как предыдущий, - он не приносил новых запоминающихся ощущений. Все шло по заведенному порядку. Утром встали, если удастся, - поели, и начали тяжелый ратный труд, где плата - жизнь. Кончился день, удалось поесть - поел, удалось поспать - поспал. Завтра тебя ждет то же самое. Только теперь наш самоходный отдельный 1511 артиллерийский полк (САП - 1511) передавали отдельным армиям, располагающимся по всему 4-му Украинскому фронту, совершавшим марш-броски с одного фланга на другой. И задачи наши изменились. Теперь полк участвовал в прорыве обороны противника. Поддерживал огнем и гусеницами пехотные подразделения. У меня тоже изменилась работа. Орудия я не возил, а вез за самоходками запчасти и ремонтников. При подготовке наступательных операций или передвижении полка в большинстве случаев мне приходилось возить командиров батарей и командование полка на ознакомление с дорогами, местностью, обстановкой, затем везти начальника штаба или командира полка в момент передвижения и боя или следовать за самоходками с ремонтной бригадой и запасными частями. При такой работе и молодой памяти хорошо запоминал фронтовые дороги. Не имея карт, умудрялся безошибочно находить подразделения полка. Руководство этим пользовалось и посылало меня с заданиями даже без офицера связи.
Самоходки и ослики
Самоходки имели лобовую броню всего 20 мм, которая защищала только от пуль, верх закрывался от дождя брезентом. Два ее двигателя работали на авиационном бензине, которого заливали около 400 литров, а еще размещали два или три комплекта боеприпасов, уложенных на пол и привязанных снаружи. Попадание в нее любого снаряда было смертельным для машины и экипажа. Ее сила была в движении, меткости огня прямой наводкой, высокой проходимости, мужестве и слаженности работы экипажа. А горели они, милые, особенно, когда их использовали, как танки, так, что экипажи часто не успевали выскочить. Бои по Западной прикарпатской и карпатской Украине были очень тяжелыми из-за бездорожья - невысокие, но поросшие лесом горы, горные речки без мостов, осенняя распутица.
Мы были очень удивлены, впервые встретив в горах наряду с самоходками десятки обыкновенных осликов. Через спину осликов были перекинуты связанные парами за стабилизаторы мины (количество пар определялось калибром). Так же перевозились ящики с патронами, снарядами и разным армейским имуществом. Первого ослика за уздечку вел человек, уздечки остальных были привязаны к хвостам осликов, идущих впереди Так составлялись цепочки из нескольких животных. И проводники, и ослики относились к резерву ставки верховного командования. На машинах, танках, «катюшах» было написано «РВК». На осликах таких надписей не было, хотя они выполняли задание ставки.
Обыкновенная война
Самоходки хорошо поднимались в гору, по мелколесью, но в настоящем лесу нужно было делать просеку, а дорогу выстилать лежневкой. После того как по такой дороге проходили самоходки, а не дай бог и танки, получалось месиво из грязи и бревен, лежащих как попало. На одну высотку мне часто приходилось ездить. Однажды пришлось везти туда командира полка, т.к. другие машины пройти здесь не могли. Километров надо было проехать не более 10-15, машина сжигала за путь две-три канистры бензина - т.е. в 10-12 раз больше, чем на обычной дороге. Пробирался я так: сначала ногами по колено в грязи прощупывал дно колеи и поправлял бревна, чтобы можно было через них переехать. После этого начинал перебираться вместе с машиной через бревна, лежащие в грязи поперек дороги. В основном-то они лежали поперек дороги, но с большим зазором. И машина, поднимаясь на бревно, проваливалась в зазор, и так на каждом бревне, несколько десятков метров. Снова прощупывал дорогу, поправлял бревна, со всеми всевозможными ухищрениями двигался дальше - часа два-три. Командир сидел и молчал. Увидел у меня трубку, попросил закурить. Я подарил ему эту трубку.
В другой раз вез начальника штаба и группу командиров самоходок на осмотр места предстоящего наступления. Осень. Дороги нет. Забираемся мы потихоньку на гору, покрытую редколесьем. Выбираем - где травка, где камешки. Стараюсь выбирать дорогу там, где место посуше. Уже заехали довольно далеко. Немного не туда заехал, и машина забуксовала. Нас потянуло назад по грязи. Я взял на тормоза, отключил двигатель, колеса не крутятся, а нас тянет с горы, как на саночках. Скользили мы и задом, и боком, и опять задом метров 200, пока нас не занесло в небольшую ямку. Мне снова пришлось взбираться на эту же гору, но осторожнее. Все сидевшие в машине восприняли это, как должное. В другой раз, когда ехали ночью заправлять горючим самоходки, было так темно, что не видел даже радиатора своей машины. Впереди меня машина срывается с откоса, исчезает в темноте. Кричим водителю: «Как дела?». Он отвечает: «Перевернулся и встал на колеса. Машина и сам в порядке». Что делать - ехать или поостеречься? Поехал я. Остальные поехали следом. Вот по таким дорогам пришлось ездить…
Еще сложнее было во время наступательного боя. Самоходки обыкновенно шли без дороги, стреляя по всем подозрительным местам. Им, конечно, отвечали. Мы ехали за ними, выполняя следующие правила:
• Не демаскировать самоходки;
• Не попасть самим под огонь;
• Иметь возможность при необходимости помочь самоходкам ремонтом и запасными частями.
Тяжело было, когда в самоходку попадали снаряды, и она начинала гореть и взрываться. Помочь им мы никак не могли… А только раненым и живым. И после боя снять на запасные части все пригодное (орудия, исправные механизмы и детали, гусеницы и приборы). Конечно, и мы не были застрахованы от разных случайностей.
Рано утром я повез зампотеха полка Пентина на передовую, где стояли самоходки. Пентин ознакомился с обстановкой и приказал съездить в тыл, чтобы привести с собой машины с горючим и снарядами. Я поехал, передал приказ, и машины поехали со мной. Прошло не более часа. Подъезжая к месту расположения самоходок, увидел, как навстречу везут раненого Пентина и еще нескольких человек. За это время немцы произвели плотный артналет по этому месту. Заправка горючим и снарядами прошла без потерь. Через некоторое время мы, набрав водки, продуктов и живых кур, съездили в госпиталь, в котором лежал Пентин, чтобы проведать его. Отдали кур повару и попросили хорошо кормить нашего командира. Был он образованным, грамотным и вообще приличным человеком. После него заместителем командира полка по технической части назначили подполковника Самуэли. Это был скромный интеллигент, совершенно не приспособленный к фронтовой жизни. Пробыл он совсем недолго. Мне пришлось в это время много с ним ездить. Он плохо запоминал дороги и неважно ориентировался по карте. Поддержки нигде не имел. Вот тогда - впервые в жизни! - я встретился с открытым антисемитизмом. Командир части откровенно заявлял, что жидов не переносит его мордовское сердце. Полковник Самуэли не был ни трусом, ни подлецом. Он честно выполнял свой долг. Но война не была его специальностью.
После Самуэли зампотехом стал капитан Константин Беседин. Машины и механизмы - вот уж точно! - были его стихией. В войну он вписался, как в тяжелую работу. Был требовательным, но справедливым. Наш ремонтно-транспортный взвод защищал, хотя мы, конечно же, были не сахар, а большие обормоты. Но дело знали и своего начальника не подводили. Все были уже хорошо обстреляны, ремонтировали самоходки на передовой, под обстрелом и ночами - на нейтралке.
Запомнился электрик из Ленинграда (он называл себя питерским). Кроме инструмента, он всегда носил с собой стартер и динамо (так называли электрогенератор). Он погиб, ремонтируя самоходку, подбитую на перекрестке улиц в небольшом польском городке. Его ребята удерживали, а он все равно туда пошел. Запомнился Иван Козак (здоровенный мужик, менявший бортовой редуктор самоходки на нейтральной полосе, когда и молотком нельзя стукнуть - немцы рядом), окончивший войну в Праге.
Наш полк осенью и зимой 1944 года использовали в основном в Карпатах. Только пробьемся с постоянными боями через горы и выйдем на равнину, нас снова отводят в тыл и снова - на другом участке - идем через горы с боями до выхода на равнину. Так было три раза. Все это происходило в Восточных Бескидах, в районе Дуклинского и Русского перевалов Карпатских гор. Полку к тому времени присвоили название «Карпатский». На всех самоходках и автомашинах были нарисованы олени. По этому знаку нас и различали по всему 4-му Украинскому фронту.
Помню такой случай. Я, как всегда, везу ремонтников к самоходкам, которые успели проскочить вперед. По дороге движется скопище повозок и пехоты. Рвусь вперед, обгоняя и прижимая их к кюветам. Неожиданно выскакиваю на переправу. На переправе стоит генерал и пропускает только своих. Меня не пускают. Я сижу в кабине и не уезжаю. Переправа остановилась. Генерал посылает двух офицеров. Они пытаются вытащить меня из машины. Я не подчиняюсь. Дошло до того, что один говорит другому: «Отойди, я его пристрелю». Генерал передает команду привести меня к нему. Приводят. Я докладываюсь: «Рядовой Володин явился по вашему приказанию». - «Почему нарушаешь порядок?» - «Я ничего не нарушаю, товарищ генерал. Как ехал в колонне, так и подъехал». - «Из какой части?» - «Отдельный Карпатский самоходный полк!» - «Ох, уж эти самоходчики! Проезжай скорее, ради бога (и так далее на фронтовом жаргоне)». Он, конечно, не видел все мои выкрутасы на дороге. Машину офицеры пытались завести, но не смогли. Я в кабину и быстрей через переправу. За остановку движения на переправе могли и расстрелять. Но я рвался «вперед, на запад». Нельзя сказать, что осторожность отсутствовала. Прошедший фронтовой год научил многому.
Везу как-то офицера связи. Где часть - он не знает, указатели немецкие. Дорога хорошая, но мне не нравится: земля от разрывов на дороге лежит целыми комьями, следов никаких на дороге нет. Я приостановился. За нами идет танк. Говорю офицеру: «Давай пропустим». Танк обогнал нас. Пропустили, поехали следом. Через считанные минуты танк подрывается на фугасе. Его подняло (30 тонн!), развернуло и сбросило с дороги. Дальше по этой дороге ехать не захотелось. Командир быстро вспомнил, куда и как надо ехать.
Бывали и такие случаи, которые никак невозможно предусмотреть, предвидеть и даже предположить. По лесной дороге много раз ездил на передовую к самоходкам. Возил ремонтников, запчасти и командиров. Ездил иногда несколько раз в день. Приходилось переезжать через речку вброд, т.к. мост был сломан. Поехал однажды один. Подъезжаю к речке, а она вспухла от прошедших дождей, бурлит, поднялась высоко. Я снимаю ремень вентилятора, укрываю брезентом перед машины и пытаюсь проскочить. Ничего не получается - машина глохнет посередине речки. Поток такой, что может и перевернуть ее! Подъезжают несколько американских бронетранспортеров, объехать не могут. Я раздеваюсь, лезу в речку, они бросают трос, цепляю мою машину. Сажусь за руль, и они, пятясь, выволакивают меня. В это время раздается взрыв - транспортер задним колесом наезжает на фугас или мину. У бронетранспортера отрываются задние колеса, сидящие на нем получают ранение. Я сматываюсь, дабы они от злости не намылили мне шею. Кто мог это предусмотреть? Сколько здесь прошло техники и людей, а «господин случай» сам выбрал момент.
Необыкновенная война
Лето кончилось, наступили холода и выпал снег. Война шла своим чередом. В очередном наступлении в районе Дуклинского перевала наш полк вошел в состав группы прорыва. Мне на такие вещи везло, поэтому без моего «доджа» и без меня там не обошлось. Операция была задумана и выполнена, по моему мнению, классически. В прорыв на узком участке вошла мобильная группа, состоящая из нескольких танков, полка наших самоходок, автомашин с пехотой, снарядами, горючим, ремонтниками, связистами. Танки и самоходки огнем подавляли любое сопротивление, очищали дорогу и шли дальше. Автомашины вплотную шли по дороге за ними. Разрозненные группы немцев отступали по горам и горным дорогам справа и слева от нас. В драку немцы не вступали, а наперегонки с группой прорыва, за которой шли уже остальные войска, уходили из окружения. Конечно, местами все перемешивалось. Население (поляки, чехи и словаки) удивлялись и спрашивали: «Что это за война?». Было тихо, вдруг прошли русские танки (это самоходки), через некоторое время на машинах проехали немцы, затем на машине проехали русские, затем немецкая пехота, за ней - русские обозы. Все сталкивались в этом селении в коротких стычках на пересечении дорог. Убитые лежали слоями. Все спешили. Русские вперед в прорыв, немцы назад из окружения. Полк с небольшими потерями выбрался из Карпат на более ровную местность.
Полк встал на постой в селе Грядки недалеко от города Кошице. Жили мы в крестьянских домах, спали на полу вповалку. Вшей у всех было предостаточно. Бань в селах почему-то не было. В это время в полк приехал Пентин, уже майором, и заместителем командира бронетанковых войск армии, в состав которых входил наш полк. Нашел меня, мы с ним тепло встретились. Он попросил написать, какие запасные части нужны для моего «доджа» и при этом не мелочиться… Через несколько дней в село приезжает автомашина, и водитель разыскивает Володина. Подъехал он к дому, где мы жили и стояла моя машина. Убедившись, что я действительно тот, кто ему нужен, сгрузил все запасные части и уехал. После этого я больше двух недель каждый день - с утра до вечера - лежал под машиной (на снегу, при минусовой температуре), ремонтируя «додж». Ремонтом, правда, это назвать трудно, т.к. я менял мосты, рессоры, колеса. Остались старыми только мотор и кузов. К концу года машина была готова. Решили ее «опробовать». Для этого выделили группу (лейтенант Гурьянов - наш взводный, я и еще пара шоферов). Взяв чистые канистры, отправились в Венгрию за вином для встречи нового, 1945, года. Поездка была удивительным экскурсом в другой мир. Отъехали мы километров за 100-150. Деревни не разбиты, все цело, домики хорошей постройки - война обошла стороной эти места. У нас были деньги, по-моему, кроны. Нам показали, где можно купить вина. Подъехали. Вышел хозяин и пригласил нас в дом, даже повел в подвал, где стояли бочки с вином. Стеклянной трубкой с шаром ловко набрал в шар вино и разлил по бокалам. Попробовали мы сорта три. Бокалы немаленькие, вино хорошее, пьется легко. Наверное, мы все пили такое вино первый раз в жизни, и не знали, сколько его можно выпить. Купили две или три канистры. Попрощались с хозяином, стали грузиться в машину. Я видел, что ребята уже достаточно пьяны - пока я осматривал машину, хозяин их еще угостил. Сели мы все впереди в один ряд (у «доджа» это можно сделать) и с песнями поехали домой. Бог нас миловал. По незнакомой дороге, ночью, без света, в хорошем подпитии, объезжая пикеты, нигде не останавливаясь и не плутая, мы приехали к нашему дому. Как выбирались ребята из машины, я не видел, но сам, когда выбрался, ухватился за крыло и долго стоял, боясь упасть. Всем взводом с этим вином мы встречали Новый год.
Продолжение следует ...
Передышка
Вместо противотанковых орудий мы получили двадцать самоходных установок калибром 76 мм СУ-76, несколько спецмашин и автомобилей. Самоходки были укомплектованы экипажами, получили специалистов-ремонтников и ремонтную автомашину. Организовался ремонтно-транспортный взвод с командиром - лейтенантом Гурьяновым. Пришел заместитель командира полка по технической части капитан Пентин. С ним я был связан до конца войны. С удовольствием позже об этом расскажу. За бои под Мелитополем я получил первую награду - медаль «За отвагу», а за бои в Крыму - орден Красной Звезды.
Мне основательно надоело колесить на «додже» по передовой и захотелось попридуриваться. Теперь уже не помню, как это получилось, но на фронт я выехал на полуторке ГАЗ-А с деревянной будкой, в которой размещалась ремонтная мастерская. Долго мне придуриваться не удалось. Однако все по порядку. Погрузились мы на платформы, а экипажи - в вагоны и поехали в частично освобожденную Западную Украину. Привезли нас в район городов Самбор и Стрый. Разгрузились и своим ходом пошли в Карпаты, переехав реку Сан в районе г. Санок. Моя роль в этот период сменилась. Самоходки идут в бой прямо по полю, везут на себе снаряды и ведут огонь. Мы, ремонтники переднего края, едем на машине (или машинах) за ними в пределе видимости самоходок. Если самоходка остановилась, подъезжаем, делаем ремонт, оставляем специалиста (например, электрика), оставляем запасные части, догоняем самоходки и едем дальше. Конечно, полуторку с самоходками и сравнивать нельзя! Полуторка стоит на базе и может играть только роль мастерской. На фронте все встало на свои места - был найден «додж» для транспортировки бригады ремонтников переднего края. Сидел бы я тихо на ГАЗ-А, возил бы потихоньку запчасти и не выпендривался. Но судьба - копейка… Один раз мне удалось с трофейной легковой автомашины снять мощные фары и музыкальный сигнал. Конечно, поставил на свою полуторку. Привез Гурьянова в штаб, свечу дальним светом, разворачиваюсь и даю сигнал. Выбежали все, вплоть до командира части. Увидели полуторку с деревянной будкой вместо машины, по крайнем мере, командующего фронтом! Ярости командира полка не было предела: «Снять немедленно сигнал и фары и поставить мне на машину. И почему этот обормот околачивается в тылу?». И оказался я на «додже» и до конца войны возил ремонтников переднего края, командира полка, начальника штаба, капитана Пентина, живых, раненых, умирающих и мертвых. Под огнем и в тылу, ночью без света и днем под обстрелом, по польскому бездорожью и немецкому шоссе, по фронтовым лежневкам, по карпатским горам и рекам.
Снова лучший друг "Додж"
Второй этап фронтовой жизни уже не запечатлелся в памяти так ярко, как предыдущий, - он не приносил новых запоминающихся ощущений. Все шло по заведенному порядку. Утром встали, если удастся, - поели, и начали тяжелый ратный труд, где плата - жизнь. Кончился день, удалось поесть - поел, удалось поспать - поспал. Завтра тебя ждет то же самое. Только теперь наш самоходный отдельный 1511 артиллерийский полк (САП - 1511) передавали отдельным армиям, располагающимся по всему 4-му Украинскому фронту, совершавшим марш-броски с одного фланга на другой. И задачи наши изменились. Теперь полк участвовал в прорыве обороны противника. Поддерживал огнем и гусеницами пехотные подразделения. У меня тоже изменилась работа. Орудия я не возил, а вез за самоходками запчасти и ремонтников. При подготовке наступательных операций или передвижении полка в большинстве случаев мне приходилось возить командиров батарей и командование полка на ознакомление с дорогами, местностью, обстановкой, затем везти начальника штаба или командира полка в момент передвижения и боя или следовать за самоходками с ремонтной бригадой и запасными частями. При такой работе и молодой памяти хорошо запоминал фронтовые дороги. Не имея карт, умудрялся безошибочно находить подразделения полка. Руководство этим пользовалось и посылало меня с заданиями даже без офицера связи.
Самоходки и ослики
Самоходки имели лобовую броню всего 20 мм, которая защищала только от пуль, верх закрывался от дождя брезентом. Два ее двигателя работали на авиационном бензине, которого заливали около 400 литров, а еще размещали два или три комплекта боеприпасов, уложенных на пол и привязанных снаружи. Попадание в нее любого снаряда было смертельным для машины и экипажа. Ее сила была в движении, меткости огня прямой наводкой, высокой проходимости, мужестве и слаженности работы экипажа. А горели они, милые, особенно, когда их использовали, как танки, так, что экипажи часто не успевали выскочить. Бои по Западной прикарпатской и карпатской Украине были очень тяжелыми из-за бездорожья - невысокие, но поросшие лесом горы, горные речки без мостов, осенняя распутица.
Мы были очень удивлены, впервые встретив в горах наряду с самоходками десятки обыкновенных осликов. Через спину осликов были перекинуты связанные парами за стабилизаторы мины (количество пар определялось калибром). Так же перевозились ящики с патронами, снарядами и разным армейским имуществом. Первого ослика за уздечку вел человек, уздечки остальных были привязаны к хвостам осликов, идущих впереди Так составлялись цепочки из нескольких животных. И проводники, и ослики относились к резерву ставки верховного командования. На машинах, танках, «катюшах» было написано «РВК». На осликах таких надписей не было, хотя они выполняли задание ставки.
Обыкновенная война
Самоходки хорошо поднимались в гору, по мелколесью, но в настоящем лесу нужно было делать просеку, а дорогу выстилать лежневкой. После того как по такой дороге проходили самоходки, а не дай бог и танки, получалось месиво из грязи и бревен, лежащих как попало. На одну высотку мне часто приходилось ездить. Однажды пришлось везти туда командира полка, т.к. другие машины пройти здесь не могли. Километров надо было проехать не более 10-15, машина сжигала за путь две-три канистры бензина - т.е. в 10-12 раз больше, чем на обычной дороге. Пробирался я так: сначала ногами по колено в грязи прощупывал дно колеи и поправлял бревна, чтобы можно было через них переехать. После этого начинал перебираться вместе с машиной через бревна, лежащие в грязи поперек дороги. В основном-то они лежали поперек дороги, но с большим зазором. И машина, поднимаясь на бревно, проваливалась в зазор, и так на каждом бревне, несколько десятков метров. Снова прощупывал дорогу, поправлял бревна, со всеми всевозможными ухищрениями двигался дальше - часа два-три. Командир сидел и молчал. Увидел у меня трубку, попросил закурить. Я подарил ему эту трубку.
В другой раз вез начальника штаба и группу командиров самоходок на осмотр места предстоящего наступления. Осень. Дороги нет. Забираемся мы потихоньку на гору, покрытую редколесьем. Выбираем - где травка, где камешки. Стараюсь выбирать дорогу там, где место посуше. Уже заехали довольно далеко. Немного не туда заехал, и машина забуксовала. Нас потянуло назад по грязи. Я взял на тормоза, отключил двигатель, колеса не крутятся, а нас тянет с горы, как на саночках. Скользили мы и задом, и боком, и опять задом метров 200, пока нас не занесло в небольшую ямку. Мне снова пришлось взбираться на эту же гору, но осторожнее. Все сидевшие в машине восприняли это, как должное. В другой раз, когда ехали ночью заправлять горючим самоходки, было так темно, что не видел даже радиатора своей машины. Впереди меня машина срывается с откоса, исчезает в темноте. Кричим водителю: «Как дела?». Он отвечает: «Перевернулся и встал на колеса. Машина и сам в порядке». Что делать - ехать или поостеречься? Поехал я. Остальные поехали следом. Вот по таким дорогам пришлось ездить…
Еще сложнее было во время наступательного боя. Самоходки обыкновенно шли без дороги, стреляя по всем подозрительным местам. Им, конечно, отвечали. Мы ехали за ними, выполняя следующие правила:
• Не демаскировать самоходки;
• Не попасть самим под огонь;
• Иметь возможность при необходимости помочь самоходкам ремонтом и запасными частями.
Тяжело было, когда в самоходку попадали снаряды, и она начинала гореть и взрываться. Помочь им мы никак не могли… А только раненым и живым. И после боя снять на запасные части все пригодное (орудия, исправные механизмы и детали, гусеницы и приборы). Конечно, и мы не были застрахованы от разных случайностей.
Рано утром я повез зампотеха полка Пентина на передовую, где стояли самоходки. Пентин ознакомился с обстановкой и приказал съездить в тыл, чтобы привести с собой машины с горючим и снарядами. Я поехал, передал приказ, и машины поехали со мной. Прошло не более часа. Подъезжая к месту расположения самоходок, увидел, как навстречу везут раненого Пентина и еще нескольких человек. За это время немцы произвели плотный артналет по этому месту. Заправка горючим и снарядами прошла без потерь. Через некоторое время мы, набрав водки, продуктов и живых кур, съездили в госпиталь, в котором лежал Пентин, чтобы проведать его. Отдали кур повару и попросили хорошо кормить нашего командира. Был он образованным, грамотным и вообще приличным человеком. После него заместителем командира полка по технической части назначили подполковника Самуэли. Это был скромный интеллигент, совершенно не приспособленный к фронтовой жизни. Пробыл он совсем недолго. Мне пришлось в это время много с ним ездить. Он плохо запоминал дороги и неважно ориентировался по карте. Поддержки нигде не имел. Вот тогда - впервые в жизни! - я встретился с открытым антисемитизмом. Командир части откровенно заявлял, что жидов не переносит его мордовское сердце. Полковник Самуэли не был ни трусом, ни подлецом. Он честно выполнял свой долг. Но война не была его специальностью.
После Самуэли зампотехом стал капитан Константин Беседин. Машины и механизмы - вот уж точно! - были его стихией. В войну он вписался, как в тяжелую работу. Был требовательным, но справедливым. Наш ремонтно-транспортный взвод защищал, хотя мы, конечно же, были не сахар, а большие обормоты. Но дело знали и своего начальника не подводили. Все были уже хорошо обстреляны, ремонтировали самоходки на передовой, под обстрелом и ночами - на нейтралке.
Запомнился электрик из Ленинграда (он называл себя питерским). Кроме инструмента, он всегда носил с собой стартер и динамо (так называли электрогенератор). Он погиб, ремонтируя самоходку, подбитую на перекрестке улиц в небольшом польском городке. Его ребята удерживали, а он все равно туда пошел. Запомнился Иван Козак (здоровенный мужик, менявший бортовой редуктор самоходки на нейтральной полосе, когда и молотком нельзя стукнуть - немцы рядом), окончивший войну в Праге.
Наш полк осенью и зимой 1944 года использовали в основном в Карпатах. Только пробьемся с постоянными боями через горы и выйдем на равнину, нас снова отводят в тыл и снова - на другом участке - идем через горы с боями до выхода на равнину. Так было три раза. Все это происходило в Восточных Бескидах, в районе Дуклинского и Русского перевалов Карпатских гор. Полку к тому времени присвоили название «Карпатский». На всех самоходках и автомашинах были нарисованы олени. По этому знаку нас и различали по всему 4-му Украинскому фронту.
Помню такой случай. Я, как всегда, везу ремонтников к самоходкам, которые успели проскочить вперед. По дороге движется скопище повозок и пехоты. Рвусь вперед, обгоняя и прижимая их к кюветам. Неожиданно выскакиваю на переправу. На переправе стоит генерал и пропускает только своих. Меня не пускают. Я сижу в кабине и не уезжаю. Переправа остановилась. Генерал посылает двух офицеров. Они пытаются вытащить меня из машины. Я не подчиняюсь. Дошло до того, что один говорит другому: «Отойди, я его пристрелю». Генерал передает команду привести меня к нему. Приводят. Я докладываюсь: «Рядовой Володин явился по вашему приказанию». - «Почему нарушаешь порядок?» - «Я ничего не нарушаю, товарищ генерал. Как ехал в колонне, так и подъехал». - «Из какой части?» - «Отдельный Карпатский самоходный полк!» - «Ох, уж эти самоходчики! Проезжай скорее, ради бога (и так далее на фронтовом жаргоне)». Он, конечно, не видел все мои выкрутасы на дороге. Машину офицеры пытались завести, но не смогли. Я в кабину и быстрей через переправу. За остановку движения на переправе могли и расстрелять. Но я рвался «вперед, на запад». Нельзя сказать, что осторожность отсутствовала. Прошедший фронтовой год научил многому.
Везу как-то офицера связи. Где часть - он не знает, указатели немецкие. Дорога хорошая, но мне не нравится: земля от разрывов на дороге лежит целыми комьями, следов никаких на дороге нет. Я приостановился. За нами идет танк. Говорю офицеру: «Давай пропустим». Танк обогнал нас. Пропустили, поехали следом. Через считанные минуты танк подрывается на фугасе. Его подняло (30 тонн!), развернуло и сбросило с дороги. Дальше по этой дороге ехать не захотелось. Командир быстро вспомнил, куда и как надо ехать.
Бывали и такие случаи, которые никак невозможно предусмотреть, предвидеть и даже предположить. По лесной дороге много раз ездил на передовую к самоходкам. Возил ремонтников, запчасти и командиров. Ездил иногда несколько раз в день. Приходилось переезжать через речку вброд, т.к. мост был сломан. Поехал однажды один. Подъезжаю к речке, а она вспухла от прошедших дождей, бурлит, поднялась высоко. Я снимаю ремень вентилятора, укрываю брезентом перед машины и пытаюсь проскочить. Ничего не получается - машина глохнет посередине речки. Поток такой, что может и перевернуть ее! Подъезжают несколько американских бронетранспортеров, объехать не могут. Я раздеваюсь, лезу в речку, они бросают трос, цепляю мою машину. Сажусь за руль, и они, пятясь, выволакивают меня. В это время раздается взрыв - транспортер задним колесом наезжает на фугас или мину. У бронетранспортера отрываются задние колеса, сидящие на нем получают ранение. Я сматываюсь, дабы они от злости не намылили мне шею. Кто мог это предусмотреть? Сколько здесь прошло техники и людей, а «господин случай» сам выбрал момент.
Необыкновенная война
Лето кончилось, наступили холода и выпал снег. Война шла своим чередом. В очередном наступлении в районе Дуклинского перевала наш полк вошел в состав группы прорыва. Мне на такие вещи везло, поэтому без моего «доджа» и без меня там не обошлось. Операция была задумана и выполнена, по моему мнению, классически. В прорыв на узком участке вошла мобильная группа, состоящая из нескольких танков, полка наших самоходок, автомашин с пехотой, снарядами, горючим, ремонтниками, связистами. Танки и самоходки огнем подавляли любое сопротивление, очищали дорогу и шли дальше. Автомашины вплотную шли по дороге за ними. Разрозненные группы немцев отступали по горам и горным дорогам справа и слева от нас. В драку немцы не вступали, а наперегонки с группой прорыва, за которой шли уже остальные войска, уходили из окружения. Конечно, местами все перемешивалось. Население (поляки, чехи и словаки) удивлялись и спрашивали: «Что это за война?». Было тихо, вдруг прошли русские танки (это самоходки), через некоторое время на машинах проехали немцы, затем на машине проехали русские, затем немецкая пехота, за ней - русские обозы. Все сталкивались в этом селении в коротких стычках на пересечении дорог. Убитые лежали слоями. Все спешили. Русские вперед в прорыв, немцы назад из окружения. Полк с небольшими потерями выбрался из Карпат на более ровную местность.
Полк встал на постой в селе Грядки недалеко от города Кошице. Жили мы в крестьянских домах, спали на полу вповалку. Вшей у всех было предостаточно. Бань в селах почему-то не было. В это время в полк приехал Пентин, уже майором, и заместителем командира бронетанковых войск армии, в состав которых входил наш полк. Нашел меня, мы с ним тепло встретились. Он попросил написать, какие запасные части нужны для моего «доджа» и при этом не мелочиться… Через несколько дней в село приезжает автомашина, и водитель разыскивает Володина. Подъехал он к дому, где мы жили и стояла моя машина. Убедившись, что я действительно тот, кто ему нужен, сгрузил все запасные части и уехал. После этого я больше двух недель каждый день - с утра до вечера - лежал под машиной (на снегу, при минусовой температуре), ремонтируя «додж». Ремонтом, правда, это назвать трудно, т.к. я менял мосты, рессоры, колеса. Остались старыми только мотор и кузов. К концу года машина была готова. Решили ее «опробовать». Для этого выделили группу (лейтенант Гурьянов - наш взводный, я и еще пара шоферов). Взяв чистые канистры, отправились в Венгрию за вином для встречи нового, 1945, года. Поездка была удивительным экскурсом в другой мир. Отъехали мы километров за 100-150. Деревни не разбиты, все цело, домики хорошей постройки - война обошла стороной эти места. У нас были деньги, по-моему, кроны. Нам показали, где можно купить вина. Подъехали. Вышел хозяин и пригласил нас в дом, даже повел в подвал, где стояли бочки с вином. Стеклянной трубкой с шаром ловко набрал в шар вино и разлил по бокалам. Попробовали мы сорта три. Бокалы немаленькие, вино хорошее, пьется легко. Наверное, мы все пили такое вино первый раз в жизни, и не знали, сколько его можно выпить. Купили две или три канистры. Попрощались с хозяином, стали грузиться в машину. Я видел, что ребята уже достаточно пьяны - пока я осматривал машину, хозяин их еще угостил. Сели мы все впереди в один ряд (у «доджа» это можно сделать) и с песнями поехали домой. Бог нас миловал. По незнакомой дороге, ночью, без света, в хорошем подпитии, объезжая пикеты, нигде не останавливаясь и не плутая, мы приехали к нашему дому. Как выбирались ребята из машины, я не видел, но сам, когда выбрался, ухватился за крыло и долго стоял, боясь упасть. Всем взводом с этим вином мы встречали Новый год.
Продолжение следует ...