ДНЕВНИК ОТШЕЛЬНИКА - vol.21 продолжение
На следующий день, немного помедитировав и совершив у ручья все свои водные процедуры закаливания, я вновь отправился к этой горе, где еще остались нехоженые, но очень привлекательные места. Они находились по ту сторону вершины, на том его склоне, с которого должен был открыться вид на низины у подножья горы, которых я еще не видел. Но меня больше привлекали не они, а потенциальная опасность, много превышающая прежнюю: удаленность нового места полностью исключала бегство или ожидание чьей-либо помощи, повстречай я косолапого хозяина, мысль о рандеву с которым уже превратилась в устойчивую навязчивую идею. А это, в свою очередь, означало, что рано или поздно встреча обязательно состоится, вот только неизвестно, где и при каких обстоятельствах. На этот раз я должен был сам себе бросить вызов и принять его.
Так как на данный момент у меня с Любовью и смирением большие проблемы, оставался только еще один способ борьбы со страхом - идти ему навстречу. Если удастся его одолеть, обрету силу. Другого «если» я не предусматривал: билет может быть куплен только в одну сторону.
Знакомый открытый склон вершины горы встретил пронзительным ветром. Я поприветствовал своего старого друга широко раскинутыми для дружеских объятий руками и низким поклоном. Люблю ветер. Мы с ним чем-то похожи: свободолюбие, любовь к странствиям в одиночестве, склонность играть роль пастуха, безответственность и упрямство. Окинув взором горные просторы, местами обильно поливаемые осенним холодным дождем, косо льющим под напором ветра, поправив ремень сумки, продолжаю свой путь к вершине. Заставляю себя не оглядываться назад и не смотреть с опаской по сторонам. «Хватит, от твоей трусости уже становиться скучно, заячья душа», - зло бросаю про себя своей трясущейся части «Я, и придаю своему робкому взгляду характер некоего подобия отваги, стараясь не перейти в знакомый и во всех случаях спасительный режим холодной ярости: сейчас он был бы неуместен и даже вреден. «Пинок» свое дело делает, и скованное нервным напряжением тело начинает понемногу расслабляться. Помогаю ему своим дыханием, стремясь дышать глубоко и ровно одновременно животом и грудью, концентрируя все свое внимание на том, чтобы весь вобранный в легкие воздух одинаково давил на все стороны и равномерно, без толчков и спазм выходил наружу. Силой давления воздуха стремлюсь «пробить» зажатые и заблокированные участки тела и его энергетические каналы. Вместе с расслаблением приходит чувство спокойной уверенности и умеренной решимости. Иду, а ветер подгоняет, толкая в спину. Сегодня он так силен, что не удивлюсь, если вдруг подхватит и одним махом забросит на вершину. Добравшись до нее, я с полчаса смотрел на окружавшие меня вершины гор, самые дальние из которых тонули в синей дымке и близлежащие пестрели золотистыми пятнами берез, еще не успевших сбросить свою листву. Две самые близкие горы походили на спины двух динозавров, прилегших отдохнуть после сытного обеда или устав после долгого пути. Казалось, они специально позируют мне, итак и сяк показываясь в глазке видоискателя фотоаппарата. Вдоволь наснимав виды, я перенес свое внимание на предстоящее место посещения. Только сейчас заметил, что и оно очень похоже на спину громадного животного, на холке которого сейчас и стою. Один бок моего великана оброс густыми зарослями кустарника и деревьев, другой был наполовину оголен и покрыт пучками рыжей пожухлой травы, со все еще упругими стебельками. Среди них, словно родинки на теле, нет-нет, да показывались зеленоватые камни, поросшие мхом, окруженные маленькими красными цветочками, названия которых, к сожалению, я не знал. Как только я сошел с вершины и отошел на 15-20 метров, ветер тут же стих, словно его и не было вовсе - гора полностью преградила ему путь на эту сторону своего склона, которого, по всей видимости, она любила и берегла больше всех остальных. Оно и чувствовалось: благость - вот то, что начинаешь испытывать, как только начинаешь двигаться по нему. Склон сходил вниз как бы тремя террасами, плавно переходящими одна в другую. Помимо этого, границы их разделения определялись и волнообразной каймой деревьев и кустов, как бы очерчивающей три зоны тремя дугами, где рубеж перехода из одной в другую начинался по линии, перпендикулярно исходящей из выступающего растительного пика - точки пересечения дуг. Растительный покров склона приятно радовал взор своей, с одной стороны, ровностью и равномерностью, с другой - красочностью, которую обеспечивали необычайно яркие цветочки, листики каких-то трав, разного вида мох и, конечно же, удивительные камни, большая часть из которых были разодеты в яркие мшистые накидки, камзолы, шапочки и окружены кокетливыми цветочками. Редко какой камень оставался голым и без красочной свиты. И вообще, создавалось впечатление, что над всем этим хозяйством поработал мастер Фэн-Шуя - все так было безупречно гармонично, идеально сбалансировано и гениально скомпоновано. Не верилось, что все это образовалось, сложилось и срослось просто так, само собой, стихийно. Никакой резкости, никакого диссонанса с окружающим миром - все плавные линии словно взяты из движений мастера Тай-Цзы цюаня. Я боялся задеть хоть какой-нибудь камушек, сломать кустик или наступить на цветочек. Да уже одно то, что ступал своими резиновыми сапогами по всему этому райскому, волшебному покрову уже было святотатством и преступлением. Я низко поклонился, прижав правую руку к сердцу, а левую отведя за спину к пояснице, с раскрытой от себя ладонью, и от всей души попросил прощения за свое вторжение и причиненные беспокойство и неудобства: «Ты - благословенно, и пусть Божье благословение никогда не оставит тебя!». Наряду со всеми этими яркими впечатлениями и вызванными ими сильными ощущениями, меня не покидало чувство опасения. Каждый следующий шаг давался мне с силой. Я посмотрел на дальний конец этого небольшого хребта и поймал себя на мысли, что подсознательно ищу любой повод, любую удобную отговорку, чтобы не идти туда. Этого было достаточно, чтобы решить идти до конца, что я и сделал. Свои страхи разум пытался выдать за дурное предчувствие. Я не мог заставить его заткнуться, и мне оставалось только игнорировать его. Дойдя до конца, я подумал, как хорошо было бы здесь просто лечь и полежать часок, другой, наблюдая за бегом облаков и провожая взглядом тучи, ни о чем не думая. Но это было выше моих сил. Я готов был сколько угодно проклинать свой страх, но ничто не могло мне помочь справиться с ним. Да, я выиграл одну битву с собой, но другую - проиграл. Признавшись себе в этом, еще раз оглядев все вокруг, постаравшись впитать, вобрать в себя все, что мог, я повернул обратно. Поднявшись на вершину, я испытывал двоякое чувство: радость и горечь одновременно. Я не был расстроен, не винил себя, не называл себя трусом. Я просто принял положение вещей такими, каковы они есть на данный момент. Мне не было стыдно за свой страх - опасность не была надуманной, она была абсолютно реальной, и мне сейчас просто везло. И тогда я принял простое и самое правильное решение: выяснить, как должен действовать человек, столкнувшийся с такого рода проблемой собственной безопасности. Вариант применения огнестрельного оружия я исключил сразу. Должны быть иные формы и способы самозащиты. Мне вспомнился рассказ об одном человеке, долгое время прожившего в этих местах, обошедшего его вдоль и поперек, и никогда не носившего с собой оружья. Я решил, что обязательно познакомлюсь с этим человеком. В то же время, хорошо понимал и другое: если здесь я для того, чтобы готовить себя к Служению, духовно очищаться и развиваться, то зачем мне вообще думать обо всем этом? Неужели я маловерующий? Получалось что так. Получалось, что во мне самом слаба вера в силу и могущество Любви, одинаково действующей и на людей, и на животных. Да, здесь встречаются медведи-шатуны, и есть еще испробовавшие сладость человеческого мяса, которых не удалось найти и убить. Но разве сам Путь Любви не уберег бы меня от встречи с таким зверем? Ответ-то ведь очевиден. Значит, все-таки, дело в слабости моей веры и в слабости чувства Любви ко всему живому и неживому. Признаться себе в этом было так же трудно, как и в собственных страхах. Так я размышлял, уже находясь по дороге назад к месту своего ночлега. Однако, - напомнил я себе, - доводы разума, апеллирующего к здравому смыслу, тоже сложно игнорировать. И самые весомые из них: «На Бога надейся, но сам не плошай!» и «Не искушай!», требовали найти точку примирения с доводами, имеющими, на первый взгляд, иррациональный характер. Только в этом случае я мог бы обрести чувство гармонии и согласия с собой. Крайние взгляды, придерживайся я одного из них, свидетельствовали бы о моей ограниченности и узости мышления: живущий в двух мирах, должен считаться с законами в обоих…
Попрощавшись с вершиной и с самой горой, поблагодарив Дух и Бога, выехав за шлагбаум, поклонился и всей Зоне, чем оставил в недоумении вышедшего из сторожки охранника. Несясь на повышенной скорости, спеша домой, я решил, что надо бы связаться со своей помощницей и выяснить, как там обстоят дела в оставленных мной компаниях. Найдя место, где возможна связь, я позвонил и, покуривая сигарету, выслушал информацию, которая немало расстроила меня. Закончив разговор, я покинул место стоянки, и только проехав с полкилометра, вспомнил, что, кажется, машинально выбросил окурок в окно на горную дорогу. Резко затормозив и остановившись, я осмотрел коврик, на который обычно складывал весь мусор, который затем выбрасывал в ведро у дома, не желая сорить в горах и на их дорогах. Он был чист. Видимо, увлеченный разговором и расстроенный услышанным, я, по старой привычке, выщелкнул «бычок» в окно. Развернув машину, я направился к предполагаемому месту стоянки. Ориентиров, естественно, не запомнил. Включив дальний свет фар и сбросив скорость, внимательно вглядываюсь в полотно дороги, метр за метром исследуя его в поисках окурка. Проехав с километр, развернулся, и вновь приступил к поискам, рассматривая уже не центральную часть дороги, а ее обочину. Поиск результатов не дал. Еще раз повернув обратно, я с досадой понял свою ошибку: надо искать следы выезда, оставленные машиной на примятой ее колесами траве. Место это нашлось быстро. Но и здесь остатка своей выкуренной сигареты я не нашел. Не мог же он провалиться сквозь землю? Да и ветра нет, чтобы его могло унести. И тут я вспомнил, что пока я колесил туда-сюда, мимо этого места проехали две-три машины, завихрения воздуха после которых могли запросто подхватить окурок с дороги и отбросить его далеко в сторону и вперед. Я еще раз исследовал дорогу - ноль. Понимаю, что пока не найду, никуда не уеду. Возвращаюсь на прежнее место, где стоял, разговаривая по телефону. Пытаюсь вспомнить весь разговор и воспроизвести по памяти то, что мог бы при этом делать. Выбросил ли я сигарету здесь или же уже потом, выехав с этого места? Хуже, если после: придется искать дольше и на большем участке. Так, сначала надо полностью исследовать это место, чтобы полностью быть уверенным, что здесь этого злосчастного белого цилиндрика нет, - решаю я, выхожу из машины, открываю багажник и достаю электрический фонарь. Немного побродив с ним, с радостью обнаруживаю искомое, и тут же разочарованно фыркаю, - не мой, но отношу чей-то остаток «Парламента» в машину. Придется искать вдоль всего участка. Отъехав метров пятьдесят, торможу: что-то подсказывает мне вернуться обратно. Возвращаюсь и начинаю искать по-новому, больше уделяя внимания траве на обочине, куда его могло задуть потоком воздуха от проезжающих мимо машин, и вот - чудо: вот он, родимый, лежит себе преспокойно в траве, мой окурочек от «Вог». Завернув оба «трофея» в салфетку, чтобы они не портили мне воздух в салоне, бросаю их на коврик и подхожу к краю дороги, где, повернувшись лицом к лесу, кланяюсь ему и прошу его извинить меня за мое невольное прегрешение перед ним, и уже со спокойной и чистой совестью сажусь и еду к месту своего ночлега. Для кого-то, наверное, подобные мои действия покажутся проявлением крайности, а то и чудаковатости, но не для меня, начинающего заново учиться жить по другим законам и на другом уровне, когда любой компромисс может обернуться не только отступлением, но и поражением, падением. Как же все-таки это непросто, быть постоянно бдительным и осознанным…
(продолжение следует)