Опыт самотерапии детской травмы.
Поездки на дальние расстояния с Витлием располагают меня к размышлениям. Первые несколько часов мы активно делимся впечатлениями от увиденного, а затем погружаемся каждый сам в себя на неопределенное время.
Так было и в этот раз. В Питере у меня ни на шутку разболелся живот и я всё слушала и слушала себя на какую тему он болит. То ли уезжать так сильно не хотелось, то ли страх перед новым. В какой-то момент я отловила, что больше всего в этом состоянии меня пугает сама БОЛЬ. Я стала тянуть ниточку за ниточкой свои воспоминания («когда ещё мне было так больно и что с этим было связано»), по ходу усиливая появляющуюся боль, пока неожиданно не выплыла на детские воспоминания о том, как года в три болела гайморитом, и мне делали курс уколов пенициллином (которые к слову очень болезненны). При этом, жила я тогда у бабушке в Балашихе и видела маму раз в месяц, а то и реже. Нащупав эту тему я поняла, что докопалась до чего-то важного, так как в теле поднялась температура, меня начало знобить и к горлу подкатило. Понимая, что в общем плане я находилась довольно в ресурсном состоянии после отдыха на Чудском озере и посещения Пскова, я решила, что хочу «идти дальше».
Я переключилась на воспоминания о радостном и увидела себя в Тель-Авиве на берегу Средиземного моря. На самом деле я видела вот эту вот картинку.
Потом я стала «прыгать» между двумя воспоминаниями «Уколы» и «Море». Как только в воспоминаниях об уколах слезы брызгали из глаз, я переключалась на «Море» и глубоко дышала, не давая возможности слезам разогнаться. Выровнив состояние, я снова ныряла в воспоминания об уколах, рассматривая всё большие и большие детали, проживая вновь те переживания.
Из теории травмы я помнила, что «травма» формируется в тот момент, когда человек, испытывая травмирующее воздействие, не может его прекратить или сбежать от него. В ответ на стресс - организм человека вырабатывает определенную биохимию для побега или борьбы, однако не может её реализовать (например, в ситуации теракта, насилия, унижения). При этом, мозг продолжает получать сигналы об опасности и продолжает вырабатывать соответствующую биохимию, которая накапливаясь, грозит разрушением уже самому организму. Тогда организм, что бы избежать внутреннего биохимического взрыва переходит на «запасной» режим, переключая управления с коры головного мозга на более древние подкорковые системы. Таким образом внутренняя «электроцепь» размыкается и угроза перегорания мозга отступает (т.к импульсы перестают доходить до нужного центра), и человек как-бы затихает, впадает в ступор. Однако ситуация самого стресса и выхода из него остается не завершенной и потому впоследствии расцветает в качестве затяжного пост-травматического стрессового расстройства (ПТСР).
Соответственно одним из способов терапии ПТСР является осознание травматических событий с целью налаживания контакта между подкорковыми структурами и корой головного мозга (восстановление «электроцепи»). При этом - осознания (воспоминания) очень болезненны и могут вести к ретравматизации (повторной травмы), потому действовать без помощи специалиста не желательно, а часто и невозможно.
На обучающей группе в ВШП у меня был опыт сессии, в которой неожиданно выплыла моя травма. Однако тогда она выплыла без воспоминания травмирующего события, а лишь как состояние опасности и постоянной угрозы.
А тут, в машине, я вдруг вспомнила само событие. Это были те самые уколы, которые делали мне рано утром в поликлинике, до которой нужно было идти, предварительно надев тяжелую шубу (дело было зимой). И делать их нужно было каждый день. При этом я шла сама, ногами, потому как бабушке тяжело было бы меня нести или везти на санках. И я, как трехлетка, не могла избежать этого повторяющегося изо дня в день стресса и боли, и более того - начинала жить в ожидании этой боли. И мамы, которая бы спасла - не было рядом (я жила у бабушки). Более того - семейная история хранит эпизод, как я покусала врача, но бунт тот был жестко подавлен и пристыжен (ведь врачи хорошего мне желали, а я...!). То есть к боли примешался ещё и стыд! И получалось, что мне снова и снова нужно было возвращаться в ситуацию не только боли, но ещё и стыда. А попытки самозащиты провалились на корню.
И вот всё это вспомнилось в подробностях, вплоть до цвета кафеля в процедурной, фикуса в приемной, нарисованного зайца на стене и запаха самой поликлиники.
А дальше было дело техники. Продолжая скакать между двумя состояниями «уколы» и «море» я подготовила для своей «травмы» большой несгораемый шкаф. Надежный такой шкаф, железный. И, в определенный момент, находясь в состоянии «уколы» - утрамбовала свою травму в этот шкаф. Эту процедуру я уже проделывала тогда, на сессии в ВШП, однако в тот момент запихнуть травму в шкаф мне оказалось мало (да и утрамбовывала я не конкретные события, а лишь свои ощущения) и тогда потребовался дополнительный охранник. На вопрос терапевта:
- Есть ли такой человек, который полностью тебя принимает, и которому ты полностью доверяешь? я сказала:
- Ну, разве что Господь Бог.
И терапевт попросила поставить рядом с железным шкафом Бога, что я и проделала. Однако, когда терапевт попросила посмотреть Богу в глаза, что бы убедиться, что теперь моя боль под надежной охранной - я смотрела на Бога и не могла найти его глаза. Они были пустыми. И это было очень страшно!
В этот же раз, утрамбовав всю травму в шкаф ( со всеми запахами, шубами, фикусами), я задумалась - кого бы поставить на охрану и вдруг неожиданно увидела саму себя! Я сегодняшняя стояла рядом со мной трехлеткой и говорила - «что никому не позволит меня обидеть». При этом взрослая я топала ногами и негодовала, как могли взрослые такое допустить по отношению к ребенку, обзывалась и кричала, что они сволочи и мало им руки оторвать! Это состояние было удивительным, при этом я понимала, что это состояние очень важно! Не оправдывать взрослых (что ребенку нужны были эти уколы), а именно встать на сторону ребенка, отомстить за ту маленькую меня, которая тогда ничего не могла с этими взрослыми поделать). И только вот эта «месть» и восстановленная справедливость подарили мне новое ощущение безопасности и бытия под защитой. Только когда я четко видела, что вот эта расвирипевшая взрослая Я готова на кусочки порвать любого, кто посмеет меня обидеть (а уж себя в гневе знаю) - только тогда получилось выдохнуть.
И вот так я их и оставила Взрослую меня и Маленькую меня, там, в далекой Балашихе. Несколько раз испуганно искала свои же глаза и с огромным облегчением находила их! Взрослая я стояла позади маленькой меня, прижимая к себе одной рукой, а маленькая я, влюблено и в то же время серьезно вцепилась в обнимающую руку.
***
Я не знаю, насколько глубоко удалось мне проработать тут свою травму и вообще - может ли быть эффект от самостоятельной терапии таких важных тем, но «навестив» сегодня утром моих девочек я испытала к ним колоссальную нежность, наблюдая, как они возводят высоченные замки из песка сидя на попах в песочнице, доигрывая то, что я в своё время не доиграла. Надо будет «завтра» принести им что-нибудь вкусненькое!)
Так было и в этот раз. В Питере у меня ни на шутку разболелся живот и я всё слушала и слушала себя на какую тему он болит. То ли уезжать так сильно не хотелось, то ли страх перед новым. В какой-то момент я отловила, что больше всего в этом состоянии меня пугает сама БОЛЬ. Я стала тянуть ниточку за ниточкой свои воспоминания («когда ещё мне было так больно и что с этим было связано»), по ходу усиливая появляющуюся боль, пока неожиданно не выплыла на детские воспоминания о том, как года в три болела гайморитом, и мне делали курс уколов пенициллином (которые к слову очень болезненны). При этом, жила я тогда у бабушке в Балашихе и видела маму раз в месяц, а то и реже. Нащупав эту тему я поняла, что докопалась до чего-то важного, так как в теле поднялась температура, меня начало знобить и к горлу подкатило. Понимая, что в общем плане я находилась довольно в ресурсном состоянии после отдыха на Чудском озере и посещения Пскова, я решила, что хочу «идти дальше».
Я переключилась на воспоминания о радостном и увидела себя в Тель-Авиве на берегу Средиземного моря. На самом деле я видела вот эту вот картинку.
Потом я стала «прыгать» между двумя воспоминаниями «Уколы» и «Море». Как только в воспоминаниях об уколах слезы брызгали из глаз, я переключалась на «Море» и глубоко дышала, не давая возможности слезам разогнаться. Выровнив состояние, я снова ныряла в воспоминания об уколах, рассматривая всё большие и большие детали, проживая вновь те переживания.
Из теории травмы я помнила, что «травма» формируется в тот момент, когда человек, испытывая травмирующее воздействие, не может его прекратить или сбежать от него. В ответ на стресс - организм человека вырабатывает определенную биохимию для побега или борьбы, однако не может её реализовать (например, в ситуации теракта, насилия, унижения). При этом, мозг продолжает получать сигналы об опасности и продолжает вырабатывать соответствующую биохимию, которая накапливаясь, грозит разрушением уже самому организму. Тогда организм, что бы избежать внутреннего биохимического взрыва переходит на «запасной» режим, переключая управления с коры головного мозга на более древние подкорковые системы. Таким образом внутренняя «электроцепь» размыкается и угроза перегорания мозга отступает (т.к импульсы перестают доходить до нужного центра), и человек как-бы затихает, впадает в ступор. Однако ситуация самого стресса и выхода из него остается не завершенной и потому впоследствии расцветает в качестве затяжного пост-травматического стрессового расстройства (ПТСР).
Соответственно одним из способов терапии ПТСР является осознание травматических событий с целью налаживания контакта между подкорковыми структурами и корой головного мозга (восстановление «электроцепи»). При этом - осознания (воспоминания) очень болезненны и могут вести к ретравматизации (повторной травмы), потому действовать без помощи специалиста не желательно, а часто и невозможно.
На обучающей группе в ВШП у меня был опыт сессии, в которой неожиданно выплыла моя травма. Однако тогда она выплыла без воспоминания травмирующего события, а лишь как состояние опасности и постоянной угрозы.
А тут, в машине, я вдруг вспомнила само событие. Это были те самые уколы, которые делали мне рано утром в поликлинике, до которой нужно было идти, предварительно надев тяжелую шубу (дело было зимой). И делать их нужно было каждый день. При этом я шла сама, ногами, потому как бабушке тяжело было бы меня нести или везти на санках. И я, как трехлетка, не могла избежать этого повторяющегося изо дня в день стресса и боли, и более того - начинала жить в ожидании этой боли. И мамы, которая бы спасла - не было рядом (я жила у бабушки). Более того - семейная история хранит эпизод, как я покусала врача, но бунт тот был жестко подавлен и пристыжен (ведь врачи хорошего мне желали, а я...!). То есть к боли примешался ещё и стыд! И получалось, что мне снова и снова нужно было возвращаться в ситуацию не только боли, но ещё и стыда. А попытки самозащиты провалились на корню.
И вот всё это вспомнилось в подробностях, вплоть до цвета кафеля в процедурной, фикуса в приемной, нарисованного зайца на стене и запаха самой поликлиники.
А дальше было дело техники. Продолжая скакать между двумя состояниями «уколы» и «море» я подготовила для своей «травмы» большой несгораемый шкаф. Надежный такой шкаф, железный. И, в определенный момент, находясь в состоянии «уколы» - утрамбовала свою травму в этот шкаф. Эту процедуру я уже проделывала тогда, на сессии в ВШП, однако в тот момент запихнуть травму в шкаф мне оказалось мало (да и утрамбовывала я не конкретные события, а лишь свои ощущения) и тогда потребовался дополнительный охранник. На вопрос терапевта:
- Есть ли такой человек, который полностью тебя принимает, и которому ты полностью доверяешь? я сказала:
- Ну, разве что Господь Бог.
И терапевт попросила поставить рядом с железным шкафом Бога, что я и проделала. Однако, когда терапевт попросила посмотреть Богу в глаза, что бы убедиться, что теперь моя боль под надежной охранной - я смотрела на Бога и не могла найти его глаза. Они были пустыми. И это было очень страшно!
В этот же раз, утрамбовав всю травму в шкаф ( со всеми запахами, шубами, фикусами), я задумалась - кого бы поставить на охрану и вдруг неожиданно увидела саму себя! Я сегодняшняя стояла рядом со мной трехлеткой и говорила - «что никому не позволит меня обидеть». При этом взрослая я топала ногами и негодовала, как могли взрослые такое допустить по отношению к ребенку, обзывалась и кричала, что они сволочи и мало им руки оторвать! Это состояние было удивительным, при этом я понимала, что это состояние очень важно! Не оправдывать взрослых (что ребенку нужны были эти уколы), а именно встать на сторону ребенка, отомстить за ту маленькую меня, которая тогда ничего не могла с этими взрослыми поделать). И только вот эта «месть» и восстановленная справедливость подарили мне новое ощущение безопасности и бытия под защитой. Только когда я четко видела, что вот эта расвирипевшая взрослая Я готова на кусочки порвать любого, кто посмеет меня обидеть (а уж себя в гневе знаю) - только тогда получилось выдохнуть.
И вот так я их и оставила Взрослую меня и Маленькую меня, там, в далекой Балашихе. Несколько раз испуганно искала свои же глаза и с огромным облегчением находила их! Взрослая я стояла позади маленькой меня, прижимая к себе одной рукой, а маленькая я, влюблено и в то же время серьезно вцепилась в обнимающую руку.
***
Я не знаю, насколько глубоко удалось мне проработать тут свою травму и вообще - может ли быть эффект от самостоятельной терапии таких важных тем, но «навестив» сегодня утром моих девочек я испытала к ним колоссальную нежность, наблюдая, как они возводят высоченные замки из песка сидя на попах в песочнице, доигрывая то, что я в своё время не доиграла. Надо будет «завтра» принести им что-нибудь вкусненькое!)