el Loco, el Tirano, el Peregrino (часть X)
С острова Маргарита Лопе де Агирре отбыл в конце августа 1561 года, "в воскресенье после полудня" на четырёх кораблях (трёх маленьких барках и одной большой и новой каравелле). Стоит напомнить, когда он появился на Маргарите, с ним было чуть меньше двухсот человек. На острове войско мараньонцев сократилось на пятьдесят семь человек казнённых и дезертиров, но к тирану примкнули 10-12 солдат гарнизона. Таким образом, к моменту отплытия банда Агирре насчитывала около 160 человек. Себе в услужение с Маргариты пираты взяли около сотни самых крепких индейцев, среди которых были не только мужчины, но и женщины. Не забыл Агирре реквизировать на Маргарите и военную амуницию: пятьдесят аркебуз (до этого у пиратов их было 90), множество копий и мечей, а также шесть пушек (пять бронзовых фальконетов и один железный). Надеясь на Твёрдой Земле раздобыть табуны лошадей в губернаторстве Венесуэла, рачительный Лопе де Агирре погрузил на борт корабля все конские сбруи и седла, какие были на острове.
По-прежнему рядом с отцом находилась и дочь тирана, Эльвира. Сложившаяся ситуация, когда дети сопровождали своих родителей-пиратов, для истории морского разбоя не является типичной. Но и уникальной её тоже назвать нельзя. Самой, пожалуй, популярной историей служит биография ирландской "пиратки" Грейс О'Мэлли (Грануэли или "Лысой Грайне"), жившей в XVI в. Согласно легендам, сперва она выходила в море вместе с отцом Эоганом Дубхдаром О'Мэлли (правителем Умолла, в графстве Мейо), для чего ей даже пришлось собственноручно "облысеть", дабы не травмировать психику суеверных моряков своими роскошными женскими локонами, хозяйкам которых не место было на корабле. А потом и вовсе эта заботливая мамаша стала брать с собой на разбойный промысел своих сыновей, одному из которых, выпавшему из лодки, согласно одной жуткой сплетне (коих много в истории пиратства), она отрубила руку (когда тот пытался цепляться за борт лодки), отправив на дно со словами "Если бы ты был настоящим О'Мэлли, то никогда не вывалился бы за борт".
Но мы будем придерживаться мнения, что это всё конечно же мифы. И хоть некоторые пиратоведы справедливо скептически относятся к ярким фактам её бурной биографии (например, Жан Рогожинский в "Энциклопедии пиратов" вообще считает её "вымышленной ирландской женщиной-пиратом", а Энгус Констам называет её "мелкой воришкой" за нападения на суда местного каботажного плавания), тем не менее достоверно известно, что Грейс О'Мэлли предлагала лорду-заместителю Ирландии сэру Генри Сидни в 1577 г. услуги трёх галер и двухсот воинов. И хоть сама она на разбойный промысел в море вряд ли ходила, но и говорить о том, что к возможным фактам пиратства Лысая Грайне не причастна - тоже нельзя. В колоритной истории пиратства возможно всё. И пример с дочерью Агирре, её трагический финал (о котором будет рассказано позже)- яркое тому подтверждение.
Не менее сказочной выглядит история французского военачальника времён Столетней войны и коннетабля Франции Оливье V де Клиссона (1336 - 1407 гг.), который в 1343 г. в семилетнем возрасте вроде бы как сопровождал свою мать Жанну де Бельвиль в "пиратской войне" против короля Франции Филиппа VI Валуа, и даже пять или шесть дней дрейфовал с нею в лодке, где от голода и истощения умер его брат Гийом. По крайней мере французы в эту историю верят.
Также, как и верят в историю корсара Жана Бара, который в апреле 1689 г. на фрегате "Ла Райез" перевозил из Кале в Брест бочонки с порохом, когда неожиданно встретился с голландским фрегатом. Последний начал безжалостно обстреливать французское судно, начинённое порохом. В ходе боя взгляд "героя Дюнкерка" "упал на бледного двенадцатилетнего мальчугана, который вздрагивал от каждого залпа, способного разнести корабль в щепы. "Привязать юнгу к мачте, - рявкнул командир. - Пусть учится смотреть в глаза смерти!". А ведь это был его собственный сын. Именно так воспитывали в корсарских семьях, и воспитывали неплохо", - любил повторять в своих книгах доктор исторических наук и ведущий российский пиратолог Д.Н.Копелев.
И если даже эта история вам кажется вымыслом, то присутствие на корабле Фрэнсиса Дрейка его четырнадцатилетнего кузена Джона Дрейка в качестве пажа - факт абсолютно бесспорный.
Согласитесь, подросток на судне (он же юнга), обучающийся морскому делу и готовящийся стать моряком - явление вполне обыденное. Самому юному пирату, подносчику пороха Джону Кингу, было не больше 11 лет.
"Юнга" (в образе уборщицы), рисунок 1799 г.
Но присутствие в пиратской банде дочери главаря - случай в истории пиратства исключительный, я бы даже сказал эксцентричный. Хотя не будем забывать, что такая ситуация сложилась не специально, т.к. изначально путешествие по Амазонке планировалось её руководителем Педро де Урсуа как приятная увеселительная прогулка, с дамой сердца, с дюжиной прислуги, с нарядами и предметами роскоши, с собственными придворными. Такая идея была с удовольствием поддержана и продолжена самозванным принцем Фернандо де Гусманом, и практически стала традицией в банде Лопе де Агирре. У той же Эльвиры было две служанки (Торральба и Мария де Арриола), а личным охранником к дочери любящий отец приставил Антона Льямосо, самого верного и преданного подельника, ручного палача.
Впрочем, оставим исторические экскурсы академическим учёным, а лучше снова предоставим слово Франсиско Васкесу:
"После измены Мунгиа, когда власти Номбре-де-Дьос и Панамы получили предупреждение о грозящей опасности, Лопе де Агирре переменил планы и решил высадиться в Бурбурате (правильно Борбурата - прим. А.Ф.Кофмана), пересечь всё губернаторство Венесуэла, а затем через Новое Королевство Гранада выйти в Перу".
Забегая вперёд сразу скажу, что по мнению Васкеса и А.Ф.Кофмана план сей оказался столь же плох, как и предыдущий. Ни одной экспедиции, какой бы оснащенной она ни была, не удалось бы пройти почти 5000 км через бескрайние венесуэльские равнины, высочайшие горы и переправиться через десятки бурных рек. Достаточно сказать, что конкистадор Гонсало Хименес де Кесада полтора года шёл в долину Боготы (а это всего лишь треть предполагаемого маршрута Лопе де Агирре) и из 700 человек дошли до цели только 160 - остальные погибли.
От острова Маргарита до Борбураты два-три дня ходу, но из-за штилей и противных ветров этот путь растянулся на восемь дней.
Предоставим слово Франсиско Васкесу:
"По причине непредвиденных задержек извращённый тиран и его дружки вовсю богохульствовали, проклинали Бога и Святых, погоду и ветры. Донельзя раздосадованный злодей говорил, что не верит в Бога, если Бог не разбойник, что раньше Бог был в его банде, а теперь переметнулся к противникам. Лопе де Агирре на чем свет стоит клял кормчих и матросов и угрожал им смертью подозревая, что они его водят за нос, как будто это они были виновны в плохой погоде, и кричал, мол, если Бог создал рай для столь ничтожных и никчемных людишек, то он не хотел бы туда попасть. Иногда, воздымая взор к небу, он говорил: "Боже, если Ты должен оказать мне благо, то окажи сейчас, а посмертное блаженство оставь своим святым".
Еще древние говорили, что существует три рода людей: живые, мёртвые и те, кто в море. По мнению Д.Н.Копелева, сатанинская метка стоит на всём, что связано с морским делом. Пираты, будучи пространственно оторванными от берега и церкви маргиналами, ежедневно балансировали на тонкой грани между жизнью и смертью, терпели бедствия, невзгоды, попадали в штиль и в шторм, теряли курс, и оттого переполнялись искренней обидой (обидой бессилия) на высоких покровителей. Поэтому общение со святым заступником принимало у них характер близкой связи, "доверительной дружбы приятельски-мистического свойства". Ругание жены строптивого ветра, "порка Луки", "купание Антония", какой бы святой ни "страдал", морские бродяги всегда находили "крайнего" и таким образом избавлялись от накопившегося негодования, раздражения и усталости. Этими выходками пираты привносили в морскую повседневность явный оттенок безбожия. Отсюда и богохульства, проклятия в адрес Бога и Святых за плохую погоду и бессилие.
С аналогичным случаем (в который уже раз!) мы сталкиваемся в книге Капитна Чарльза Джонсона в "Жизнеописании капитана Беллами" (перев. с англ. А.Д.Степанова):
"При первых же признаках непогоды Беллами убрал все малые паруса, а Уильямс взял двойные рифы на главном парусе шлюпа. Не успели они это сделать, как прогремел гром и хлынул ливень такой силы, что "Уайда" едва не перевернулась...
Тучи меж тем прорезались молниями, а море, похоже, подражало небу, обдавая моряков солеными валами. Ночь была такая тёмная, что тьму её можно было, как сказано в Писании, осязать. Вой ветра мог сравниться только с повторяющимися, а лучше сказать - беспрерывными ударами грома, которые вызвали бы в любом сердце страх перед божеством, правящим ветрами и морями.
Но эти негодяи отвечали буре иначе: они пытались заглушить рёв рязъярённых стихий своими богохульствами, ругательствами и дикими проклятиями. Беллами проклинал небо за то, что не в силах ответить грому из своих пушек. Он воображал, что боги перебрали своих напитков и перессорились друг с другом".
Удивительная оказия! Как только появляется в жизнеописании Агирры какая-нибудь яркая история, ей практически сразу находится аналогия в книге Ч.Джонсона. И если один раз можно было бы назвать случайностью, два раза - совпадением, три раза - "вражескими происками" (как шутил Ян Флеминг), то, пардон, остальные случаи - это уже, как ни крути, система! Вспомните, например, что говорил Агирре своим солдатам в пересказе Гонсало де Суньиги: "Пусть они вволю грабят, убивают, извращаются, насилуют, пусть будут хоть жидами, хоть маврами, хоть язычниками, кем угодно, лишь бы не замышляли противу него заговора".
Можно делать всё, быть кем угодно, главное сохранять верность тирану, не предавать его. А теперь заглянем в "Жизнеописание капитана Уильяма Флая" в книге Чарльза Джонсона, где автор вновь радует читателей живыми диалогами, как-будто сам присутствовал при бандитских разборках. Речь идёт о нотациях, которые Флай внушал бывшему штурману бригантины "Бонета" мистеру Аткинсону (перев. с англ. А.Д.Степанова):
"Muchas palabras no valen nada, как говорят испанцы ("Много слов ничего не стоят" - прим. моё). Либо честно служи тем, кто тебе доверился, либо, чёрт тебя раздери, я отправлю тебя к дьяволу собственной рукой".
Рискну предположить, что Джонсон тут невольно проболтался, цитируя испанскую поговорку (очевидно, что автор владел испанским языком) и тем самым выдал нам истинные источники своего вдохновения, испанские источники! А конкретно историю Лопе де Агирре, из которой, вероятно, Капитан Чарльз Джонсон и черпал свои пиратские идеи.
Как мы уже неоднократно видели, больше всего Агирре боялся предательства. На пути в Борбурату он подозревал кормчих и матросов, обвинял их в том, что они водят его за нос и угрожал им смертью. Тираны, как правило, мнительные люди; им всюду мерещатся заговоры, мятежи, интриги, смуты, которые они охотно готовы подавлять самым жестоким образом, не считаясь ни с какими жертвами. Франсиско Васкес писал:
"Во время плавания по реке Амазонок тиран убил двадцать пять человек, на острове Маргарита он убил ещё четырнадцать своих мараньонцев и одиннадцать колонистов, включая двух монахов и двух женщин, и ещё двух слуг-метисов, итого на его совести уже было полсотни смертоубийств, при том что никому из казнённых он не позволил исповедаться".
Нежелание перед смертью дать жертве несколько минут на молитву, покаяться за грехи и проступки, характерное отличие многих преступлений на страницах книги Джонсона (Филип Роше, Уильям Флай и др.). Если уж мы снова обратились к истории капитана Флая (напомню, его биография представляет собой обработку реального отчёта о суде над пиратами, но с большой долей авторского вымысла), то, по словам Джонсона, этот пират очень боялся потенциального предательства от членов команды, и в этих опасениях он предстаёт перед читателями законченным безбожником и злодеем (как и наш герой Лопе де Агирре):
"Клянусь кровью и кишками Господа Бога, если ты нас обманешь, сыграешь с нами шутку и потопишь мой корабль, то я, мать твою, вышибу тебе мозги собственной рукой. И пусть меня заберёт дьявол, если я этого не сделаю... А если ты окажешься негодяем и обманешь наше доверие, то пусть я выпью кубок горящей серы вместе с самим дьяволом, если я не отправлю тебя вниз головой в ад, чёрт тебя раздери", - говорил Флай Аткинсону (перев. с англ. А.Д.Степанова).
И чем же тут Флай отличается от Агирре, пират от конкистадора, Джонсон от Васкеса? Факты - упрямая вещь. В который раз убеждаюсь, как-будто свою "Всеобщую историю пиратства" Капитан Чарльз Джонсон писал под кальку "правдивой реляции" Франсиско Васкеса.
Позволю себе обратить ваше внимание ещё на один характерный пример возможного заимствования сюжетных идей Джонсоном из хроники Васкеса. Речь идёт об одном и том же распоряжении, вернее запрете, дважды озвученном Лопе де Агирре после убийства Педро де Урсуа и Фернандо де Гусмана. Расправившись с губернатором Урсуа, Лопе де Агирре "под страхом смерти запретил солдатам перешёптываться и приказал говорить только громким голосом".
Аналогичный запрет, со слов Васкеса, тиран озвучил и после убийства "принца" Фернандо де Гусмана: "Лопе де Агирре издал приказ по армии, воспрещающий под страхом смертной казни кому бы то ни было говорить вполголоса и секретничать". Согласитесь, озвученный дважды, этот запрет невольно откладывается в памяти у читателей. Как по мне, распоряжение это не то что идиотское, но трудновыполнимое, ибо под страхом смертной казни запрещался шёпот. Лично меня этот запрет немного удивил.
Полагаю, что отложился он в памяти и у автора "Всеобщей истории пиратства" Капитана Чарльза Джонсона. Иначе, как объяснить появление аналогичного необычного запрета в одной из пиратских биографий. Речь идёт о жизнеописании "Капитана Джона Гоу, по прозвищу Смит, и его команды".
Пират Джон Гоу, по прозвищу Смит, из книги Капитана Ч.Джонсона, 1725 г.
В первом издании книги Джонсона 1724 г. биография Джона Гоу отсутствует. Его жизнеописание появилось в поздних изданиях, исправленных и дополненных. Например, в богато иллюстрированном английском издании 1725 года "История и жизнеописание всех самых печально известных пиратов и их команд, от капитана Эйвери, который первым поселился на Мадагаскаре, до капитана Джона Гоу и Джеймса Уильямса, его лейтенанта, и других...". Но почему-то в расширенное двухтомное издание 1728 г. автор снова не включил биографию Джона Гоу. Странно, не правда ли? Стоит, однако, учесть, что помимо официальных изданий уже тогда в больших количествах выходили и "пиратские" копии, и отличить одни от других достаточно сложно. Но нам, можно сказать, повезло с биографией Джона Гоу, т.к. она, благодаря стараниям переводчика А.К.Ефремова, вошла в первое русское издание Капитана Чарльза Джонсона "История знаменитых морских разбойников XVIII века" 2009 г. Хотя текст биографии отличается от известного мне издания 1725 года.
Согласно транскрипции А.К.Ефремова, в июле 1724 года Джон Гоу нанялся в Роттердаме на судно "Джордж Галли" (George Gally) канониром и вторым помощником капитана Ферно. Желая превратить судно (водоизмещением 200 т и оснащенное 20 пушками) в пиратский корабль, Джон Гоу заручился поддержкой шести матросов. Тем более, что сделать это не составило особого труда, т.к. "капитан Ферно, уже довольно старый, был неуживчив и очень скуп, это проявлялось в скудном питании матросов и весьма скромном жаловании, что вызывало недовольство и ворчание". Мятежники решили убить всех офицеров и увести корабль. "При этом они не сомневались, что и остальные члены экипажа их поддержат, убедившись, что ожидаемые перемены к лучшему". И вот, однажды ночью, учинив кровавую расправу над капитаном, хирургом, старшим помощником и писарем, "когда всё кончилось, Гоу собрал весь экипаж, его тут же выбрали капитаном, и он сказал: "Если я замечу, что кто-нибудь ведёт тайные разговоры, то поступлю с ним так же, как и с остальными".
Хочу обратить ваше внимание, что многие монологи в книге Чарльза Джонсона историками давно признаны как вымышленные, используемые автором исключительно для художественного украшения своих историй, создания образов, раскрытия характеров или просто для накала страстей.
К сожалению, переводчик А.К.Ефремов уже неоднократно был замечен в вольных, а зачастую просто неверных трактовках текста Джонсона. Поэтому слепо доверять лишь одному варианту перевода было бы с нашей стороны опрометчиво. К радости пиратоведов, "История знаменитых морских разбойников XVIII века" не единственная книга, в которой нашлось место биографии указанного пирата. В 2015 году, благодаря стараниям переводчика Е.В.Ламановой, вышла книга американского писателя и публициста Чарльза Элмса "Пираты. Рассказы о знаменитых морских разбойниках" 1837 года. В главе "Приключения, суд и казнь капитана Гау", составленной автором по мотивам повествования Джонсона, можно прочесть более развёрнутую речь капитана пиратов: "Если я когда-нибудь увижу вас шепчущимися друг с другом или если кто-нибудь из вас откажется выполнять мои команды, будьте уверены, что я отправлю вас вслед за теми, с кем только что расправились".
История пиратского мифотворчества учит нас, что и на книги историков-пиратоведов тоже особо полагаться не стоит. И работа Чарльза Элмса тут не исключение. Этот журналист, один из отцов-основателей современной пиратологии, нередко искажал информацию из первоисточников, в том числе из Джонсона. В передаче прямой речи Джона Гоу о запрете "шептаться друг с другом" американский публицист вполне мог приукрасить историю. Как он это сделал с Уильямом Киддом (у Элмса он Роберт), приписав ему захоронение Библии на берегу Плимутского залива, дабы не иметь при себе книги, осуждающей его преступную карьеру. А вдобавок, этот чудовищный поступок был подкреплён соотвествующей гравюрой в первом издании, которую сегодня охотно тиражируют популяризаторы-пиратоведы.
С биографией Джона Гоу знакомит читателей и американский историк Дон Карлос Сейц в книге "Под черным флагом. Истории знаменитых пиратов Вест-Индии, Атлантики и Малабарского берега" 1925г. (на рус. язык книга вышла в 2017 г. в переводе всё той же Е.В.Ламановой). В своей книге Сейц уверяет читателей, что биография Джона Гоу написана им по материалам книги 1912 года "Настоящий капитан Кливленд" Алана Фи, предок которого помог арестовать Гоу. Любопытно, что "галера "Георгий" ("Джордж Галли" (George Gally) в книге Д.К.Сейца (Алана Фи) называется галерой "Кэролайн". Что касается обращения Джона Гоу к команде, то автор (в транскрипции Е.В.Ламановой) передаёт её содержание своими словами: "Гоу сообщал им, что если они будут вести себя тихо и выполнять, как и прежде, свои обязанности, то их не тронут".
Что же мы имеем? Рассматриваемый нами один и тот же призыв Джона Гоу к команде, в доступных отечественных источниках передан в виде запрета "тайных разговоров", недопущения "шёпота друг с другом" или просто в виде распоряжения "вести себя тихо". Три абсолютно разных толкования!
Как же обстояло дело на самом деле? Обратимся к оригиналу 1725 года:
"After which, Gow told the Men, that is any of them durst murmur or cabal together, they must expect to meet with the same Fate".
"После чего Гоу сказал людям, что если они будут шептаться ("murmur") друг с другом или плести интриги, то их всех будет ждать судьба тех, с кем уже расправились".
Как видите, в оригинале Джон Гоу запрещал команде именно шептаться друг с другом, чтобы никаких "murmur". Кстати, если обратиться к изданию Чарльза Джонсона 1742 года, то там понятие "шёпот" ("murmur") издатели заменили синонимом "whispering" (тот же "шепот"), которым пользуется и Чарльз Элмс; а само обращение Джона Гоу передано в виде прямой речи.
В любом случае, очевидно, что Капитан Чарльз Джонсон в который уже раз повторяется за хроникой Франсиско Васкеса, ворует у него идеи и в уста Джона Гоу в призыве к команде после мятежа и казней вкладывет необычный, на мой взгляд, запрет на шёпот, аналогичный распоряжению Лопе де Агирре в похожей ситуации.
Revenons a nos moutons. Вернёмся к нашим баранам.
Изрыгая ереси и богохульства, проклиная погоду, в воскресенье 7 сентября 1561 года пиратская банда Лопе де Агирре добралась до Борбураты. По словам Васкеса, в порту в это время находилось торговое судно.
"При вести о приближении мятежника владельцы выгрузили всё, что успели, а корабль с остальным товаром затопили, но, поскольку там было неглубоко, часть корпуса осталась над водою, и тиран велел его сжечь".
Как видите, мирные торговцы и судовладельцы шарахались в сторону от "доблестных мараньонцев", выбирая затопление судна перспективе общения с пиратами.
Упоминание порта Борбурата можно встретить не в одной книге по истории пиратства. "Эта гавань служила "морскими воротами" для города Валенсия, находившегося в глубине провинции, примерно в 50 милях от побережья",- писал украинский историк В.К.Губарев в книге "Фрэнсис Дрейк". Дело в том, что в XVI-XVII веках Борбурата неоднократно подвергалась нападениям многочисленных пиратских шаек. Удобное расположение гавани повзоляло ей играть важную роль в колонизации Венесуэлы. В порту часто собирались торговые корабли, что и притягивало сюда многочисленных искателей лёгкой наживы. Так, в одном из своих отчётов от 21 апреля 1568 г. казначей Руис де Вальехо писал, что французские пираты во главе с Жаком де Сором несколько дней держали Борбурату в оккупации, угрожая её сжечь, пока не получили выкуп от жителей в 1000 песо. Джон Хокинс, Фрэнсис Дрейк, Джон Лоувелл, Жан Бонтем, Николя Валье, кто только из корсаров и приватиров не наведывался в многострадальную Борбурату.
Несмотря на то, что в Борбурате мараньонцы провели всего 18 дней, их яркое пребывание там не оставило равнодушным историков. Выдающийся венесуэльский писатель и журналист, историк и "летописец Пуэрто-Кабельо" Мигель Элиас Дао (1918 - 2009 гг.) посвятил Лопе де Агирре и его пребыванию в Борбурате целую книгу "Lope de Aguirre en Borburata".
Существует две противоречивые версии встречи жителями Борбураты пиратской банды Лопе де Агирре.
Согласно хронике историка Торибио де Ортигеры "Экспедиция на реку Мараньон и прочие знаменательные события, случившиеся в Индиях...", написанной им по опросам очевидцев четверть века спустя после завершения похода (1585 - 1586 гг.), прислушавшись к совету дезертировавшего от Агирре капитана Педро Алонсо Галеаса (в другом месте хроники, по вине Ортигеры или А.Ф.Кофмана, он назван Педро Алонсо Гонсалесом ), в Борбурате местные испанцы и индейцы встретили мятежников с распростёртыми объятиями, с подарками и разного рода подношениями. "Заместитель губернатора освободил свой дом для Лопе де Агирре и его охраны, а остальных солдат разместили у себя жители порта, радуясь, что не имеют от них иного ущерба". Такое радушие объяснялось тем, что Педро Алонсо Галеасу удалось убедить местных жителей, что никаким иным способом невозможно избежать жестокостей и ужасных наказаний, кроме как притворным радушием и гостеприимством. А тем временем, усыпив бдительность бандитов, жители Венесуэлы сумеют лучше подготовиться к отпору непрошенных гостей и затем уже все вместе разобьют осовелых пиратов.
Забавно, но Франсиско Васкес, по словам А.Ф.Кофмана, имя капитана Педро Алонсо Галеаса в своей реляции даже не упоминает. Хотя в дальнейшем мы неоднократно встречаем в хронике Васкеса это имя (в виде Пералонсо Галеас), что А.Ф.Кофман, видимо, упустил из виду или проглядел, когда делал эту пометку.
Согласно другой версии, свидетельствам Франсиско Васкеса: "Приблизившись к берегу, тиран высадил людей и встал лагерем на прибрежной отмели, где войско заночевало и провело следующий день, между тем как в селение, отстоявшее на пол-лиги от берега, был послан отряд, который нашёл колонию безлюдной, ибо все жители бежали, объятые ужасом".
Трудно предположить, будто Торибио де Ортигера выдумал сюжет с капитаном Педро Алонсо Галеасом. Но сдругой стороны, и Васкесу нет никаких резонов скрывать правду о радушном приёме. Отмечу лишь, что другой участник кровавых событий, капитан Педрариас де Альместо, в собственном отчёте сеньорам Королевского Совета Его Величества нелицеприятно отзывался о "правдивой реляции" Франсиско Васкеса: "Ни к чему писать такую реляцию, да ещё и выносить в её подзаголовок слово "правдивая", коли в ней говорятся вещи противоположные правде". При этом Альместо не постеснялся при создании собственного сочинения (получившего у историков название "хроника Васкеса - Альместо") старательно переписать реляцию Франсиско Васкеса, сделав в ней лишь несколько вставок на десяток страниц, призванных подчеркнуть его роль в событиях. Другими словами, обеляя себя перед Короной, врали и воровали все и всюду.
В Борбурате мятежники обнаружили кормчего Франсиско Мартина, который под началом Монгиа должен был осуществить захват корабля Монтесиноса. По его словам, он сбежал от предателей, чтобы снова воссоединиться с Агирре. Ему поверили, и преданный кормчий "был обласкан тираном". Но пятиминутка добродушия быстро прошла: одного португальца из рода Фариас, примкнувшего к пиратам на острове Маргарита, убили только за то, что он осмелился поинтересоваться у тирана, "куда они приплыли - на остров или на материк".
В тот же день (7 сентября 1561 г.) Лопе де Агирре направил войско в Борбурату, а сам тем временем снова отдал приказ сжечь корабли. Князь Свободы так боялся дезертирства своих доблестных мараньонцев, что готов был танцеать на граблях, понимая, что подобными действиями он прежде всего лишает себя свободы манёвров. Отрезав путь к отступлению, наш герой повелел искать по окрестностям всех вьючных животных и отлавливать диких лошадей.
"Но некоторые из солдат, посланных отлавливать коней, подверглись нападению местных жителей, и это привело тирана в такую ярость, что он провозгласил войну не на жизнь, а на смерть королю Кастилии и его вассалам за исключением тех, кто перейдёт на его, Агирре, сторону, и приказал убивать всех вассалов короля, какие встретятся на пути, а если кто не выполнит сего приказа, то сам будет казнён".
Как ни старались пираты, но вьючных животных и лошадей все равно не хватало, и тогда Агирре написал письмо жителям Валенсии, в коем сообщал, если они не хотят встречи с ним, то пусть каждый колонист пошлёт ему лошадь вместе с доверенным человеком, "а коли не выполнят сего условия, то он непременно нагрянет в Валенсию и причинит селению всевозможный ущерб". Но колонисты на это послание не ответили.
Согласитесь, типичный грабёж среди бела дня! Хотя пиратологи и не видят в Агирре своего клиента.
Там же, в Борбурате, произошёл один трагикомический случай. К Агирре пришёл торговец по имени Перо Нуньес с жалобой на солдата из мараньонцев, уверяя, что тот украл у него слиток золота ценою в шестьдесят песо. "Тот слиток торговец положил в кувшин из-под маслин и зарыл, а солдат откопал клад и унёс с собой". Тиран призвал солдата к ответу (ибо утаивание добычи - нешуточное дело!), но тот ответил, что в кувшине ничего не было. Наивный торговец попытался доказать обратное, но тиран сделал вид, что поверил солдату и вынес следующий вердикт: "Кто лжёт в мелочах, лжёт во всём остальном", - и приказал удавить просителя гарротой. Хотя истинной причиной его казни, как уверяет читателей Франсиско Васкес, были слова, высказанные простодушным торговцем в почти в дружеской беседе с тираном: "Говорят, сеньор, что ваша милость и все, кто с вами, - лютеране и жестокие злодеи".
А ведь несчастный Нуньес был абсолютно прав. Гнев Божий Агирре повесил одного солдата из рода Перес только за то, что увидел его лежащим близ ручья. Бедняга выглядел очень плохо и уверял, что сильно занедужил.
"Вернувшись к себе, Лопе де Агирре бросил своим сатрапам: "Немедля доставить сюда больного Переса! Сейчас мы его подлечим...".
Переса приволокли к дому тирана. Узнав, что Агирре приказал того повесить, дабы никому не было повадно болеть, офицеры вступились за Переса, всячески упрашивая тирана пощадить его. Но Агирре разъярился пуще прежнего и "воспретил просить за слабосильных". Переса вздёрнули, а на грудь ему повесили дощечку с надписью: "За то, что был никчемен и бесполезен".
Как тут снова не вспомнить главного информатора современных пиратоведов, Капитана Чарльза Джонсона! "Если бы я не убивал вас время от времени, вы бы позабыли, кто я такой", - говорил Эдвард Тич (Чёрная Борода) своей команде. И Джонсону верили! Согласитесь, это мнимое высказывание больше подходит для слогана Лопе де Агирре. Им даже можно было бы украсить герб нашего героя.
Стоит заметить, что Великомощный Вождь Доблестных Мараньонцев позже изменил своё решение, и трёх больных солдат (Паредеса, Хименеса и Маркина) всё же оставил в Борбурате, несмотря на их "никчемность и бесполезность".
Но вернёмся к Франсиско Васкесу:
"В селении Бурбурата были найдены спрятанные и зарытые вещи, в том числе сукно, съестные припасы и множество бочек вина, и всё это добро тиран и его соумышленники прибрали к рукам; они опивались вином, готовили в вине мясо и прочие блюда, а некоторые дошли до того, что сбивали с бочек крышки, обнаженными залезали в бочки и купались в вине; и видеть всё это похабство было свыше человеческих сил".
Немало страниц беспробудному пьянству среди пиратов посвятил в своих "жизнописаниях" и Чарльз Джонсон. "Пираты почти всегда были пьяны, вели себя буйно и постоянно устраивали беспорядки. Каждый воображал себя капитаном, а то и принцем или королём", - писал он в биографии Бартоломью Робертса. Поразительно, но применительно к истории Агирре и его подручных этот пассаж выглядел бы вполне уместным. "Очень немногие отказывались от неумеренного пьянства, - писал Джонсон в жизнеописании капитана Робертса. - Более того, трезвого человека могли заподозрить в том, что он что-то замышляет против товарищества: по мнению пиратов, кто не хочет напиваться, тот нехороший человек". Аналогичных опасений, по словам Джонсона, якобы придерживался и Эдвард Тич, ссылаясь на фиктивные записи дневника Чёрной Бороды, которые, видимо, кроме Джонсона никто больше не видел: "Ну и денёк - ром весь вышел, компания протрезвела. На борту неспокойно. Канальи плетут заговор. Пошли разговоры о расколе... Отличный день - взяли корабль, набитый выпивкой. Разогрелись адски, теперь всё пошло как надо". Всё вышесказанное можно адресовать и к упадочным настроениям в банде Лопе де Агирре.
Едва войско направилось в Валенсию, сбежали два солдата, Педрариас де Альместо (один из хронистов) и Диего де Аларкон. К тому времени тиран уже не доверял им и отобрал оружие. Тем не менее, когда обнаружилась их пропажа, Агирре не на шутку разъярился, "сыпал ругательствами и богохульствами". По его приказу войско вернулось в Борбурату, где задержалось ещё на два дня, занимаясь поисками беглецов. В конце концов их поиски он возложил на местных чиновников алькальда Чавеса и главного альгвасила дона Хулиана. А чтобы стимулировать их желание найти дезертиров, Агирре взял заложниками их жён и дочерей.
В конечном итоге, погрузив артиллерию и амуницию на имевшихся лощадей, пираты покинули Борбурату, оставив селение "сожженным, разрушенным и разграбленным".
Продолжение следует...