Dec 13, 2006 12:02
На днях любовалась Татьяной Толстой в новой прическе - что-то такое типа длинного каре цвета воронового крыла. Не сильна в парикмахерологии, но как-то так.
Когда включила и увидела, то сначала испугалась - подумала, что Толстая начала активно молодеть. Потому что вороново крыло стало очень заметно - вместо Толстой рядом с Дуней сидела похожая на Т.Н. женщина-вамп лет тридцати, с бледным (оттого ярким) пятном лица и с кровавыми губами. Сразу вспомнила Гурченко в парике, поющую про Ленинград-Петербург в дуэте со своей подругой Борисом Моисеевым (кстати, мне он чем-то ужасно симпатичен).
Короче, свежеиспеченое вороново крыло постоянно ниспадало справа - как ему и положено, а Толстая постоянно хваталась за него и то ли гладила, то ли пыталась убрать за ухо, но потом спохватывалась и убирала руку - и мысль при этом явно уходила в никуда. В общем, складывалось впечатление, что новая прическа Толстой непривычна настолько, что она все время об этом помнит и от этого немножко тормозит.
Дуня Смирнова тоже как-то тормозила. Как будто мысленно помогала Толстой поправлять прическу. Или как будто то и дело ждала, что Толстая снова начнет ее поправлять.
Довершала картину некая Мария Семенова. Писатель в стиле фэнтези, кто не знает. Известная в литературных кругах Дама с собачкой. Ее роман «Волкодав» экранизирован и обещан к показу по телеку. Ничего не знаю про эту женщину, но внешне она сильно смахивает на буча. Манеры, голос, стрижка, одежда… Одежда была то ли черной, то ли темно-коричневой. Не знаю, что это было - костюм ли, платье ли, трудно судить. Некое мрачное пятно невнятной раскраски - одежда, одним словом. То ли это было небрежением ко всяким там съемкам, то ли полное женское равнодушие к своему внешнему виду, то ли голый принцип - принимайте меня такой, какая я есть, и нефиг тут.
И вот они сидели, что-то говорили… И тут мы заметили, что когда Мария отвечала, Толстая моментально начинала трогать свою воронову прядь и странновато блуждать улыбкой. После чего начинала явно тормозить в дискуссии, как бы пытаясь вспомнить, о чем это они тут. М-да. И тогда Дуня тоже начинала тормозить - как бы в испуге, что Толстая в тормозах сейчас не дай бог чего-нибудь не то спросит. Что-нибудь типа: "Я вам нравлюсь?" - и закрутит на пальце воронову прядь.
И тут Аля сказала:
- Да она с ней кокетничает!
- Не может быть, - сказала я.
- Почему не может быть? - удивилась Аля.
И я подумала: а действительно. Крыло свое вороново трогает? Улыбкой блуждает? Разговором тормозит? Стало быть, не исключено. Тем более что и предмет для кокетства в наличии.
Ну вот. А потом мы поехали и купили книжку этой Марии. Про Щенка. Прочитала 50 страниц. Чего-то не хватает. Даже стала пропускать абзацы. Как-то плосковато все-таки. Ну вот, к примеру. Говорит некий дядька своему слуге: принеси мне какую-то там штуку, кракозябру типа. И называет необычное слово. Очень необычное. Ну очень. А мне уже сразу понятно, что это будет либо гитара, либо мандолина. Слуга приносит. Дядька трогает струну - и Мария описывает звук, а мне уже заранее понятно, как именно она будет его описывать - как описывали не раз все кому не лень. Типично и с типичной описательской красотой неземной описывает. Но чтобы кракозябра получилась все-таки оригинальной - типа художественное отличие, типа не как у всех, типа я одна такая писательница - пришпандоривает к ней клавиши. А никакой разницы все равно не выходит. Потому что несмотря на отличия в сюжете и т.п. некая мыслительная канва остается стандартной, описательские приемы клишированными.