Ви роза, бель Татиана

[voproshatelniza]

Выношу из комментов. У kcmamu_2 на троих с remi_jakovlevic  обсуждали произношение "belle Tatiana" в онегинском двустишии (5, XXVII, 13-14):
     И смело вместо belle Nina
     Поставил belle Tatiana
(рассматривались варианты чтения "бель Татиана́" и "белл(е) Татьяна́")

Набоков в комментариях к "Онегину" пишет1) "Заметьте, что Пушкин в стихах 13 и 14 метрически

Comments

[voproshatelniza]

Мне кажется, осложнение здесь в том, что "belle Tatiana" - не слова автора-рассказчика, а цитата из опуса Трике. Пушкин её не от себя пишет, он вдвигает в текст фразу заезжего куплетиста. Старого и смешного ("в очках и рыжем парике", спящего "в фуфайке, в старом колпаке"), безнадёжно провинциального ("недавно из Тамбова"), не имеющего никакого веса даже в том невзыскательном уездном обществе (на танцах "невесту переспелых лет берёт тамбовский мой поэт"; ночью при разложенных по постелям гостях "а на полу мосье Трике"). Даже само слово "остряк", которым автор представляет его при первом упоминании ("приехал и мосье Трике, остряк, недавно из Тамбова"), - снисходительное, пренебрежительное, не лестное. Куплет у Трике сделан "на голос, знаемый детьми", т.е. взятая для переделки песенка несвежа и изрядно затаскана, известна всем как детская - Набоков в комментарии так и пишет "полюбилась издателям песен для детей и благородных девиц задолго до 1820 г.", и сам Пушкин не жалеет иронии: "меж ветхих песен альманаха был напечатан сей куплет; Трике, догадливый поэт, его на свет явил из праха", и "догадливый поэт" здесь - ещё та характеристика. И потом такое же комичное "и вот с осанкой важной, куплетом мучимый давно, Трике встаёт", и дальше "поёт фальшиво".

То есть весь персонаж, получающийся из чётко выданных авторских деталей, получается мелок и смехотворен; ни спутники, ни автор не держат его за приличного, он комическая фигура - мелкий потёртый остряк, неизобретательно перелицовывающий старые песни под поздравительные куплеты и за это кормимый на подвернувшихся именинах. Он недалёк умом и неискусен ни в пении, ни в стихосложении, иначе порождал бы хоть что-то приличнее примитивных номеров "вставить новое имя в старый текст и выдать по случаю". И если вместо слов belle Nina, про которые в пушкинской строфе нет ни малейших сомнений насчёт произношения, он ставит то же belle с другим именем, то при его мелкой бездарности он явно неспособен на замысловатые штуки с переменой структуры словосочетания, логичнее будет ожидать от него то же belle с тем же произношением, рядом с наспех подставленным именем. При всей логике того, как Пушкин подаёт нам этого персонажа, иное попросту не вписывалось бы в образ. Там не Пушкин-автор ставит фразу "belle Tatiana" в онегинскую строфу, там Трике ставит фразу "belle Tatiana" в затасканный куплет, Пушкин-автор её только цитирует - и при этом, надо думать, воспроизводит её в форме, употреблённой цитируемым им куплетистом. Иначе зачем бы. Для него это такая же чужая фраза, как "господний раб и бригадир под камнем сим вкушает мир" и прочие вставки стороннего, не авторского голоса в пушкинском тексте (их отдельно описывает Лотман, не полезу сейчас искать), и Пушкин-автор её использует как есть, в виде цитаты из куплета. А в куплете она не могла быть реструктурирована относительно belle Nina - способностей Трике хватит только на прямую замену имени, и не более того.

По поводу "смелости" - мне кажется, в "смело" здесь та же ирония, что в "догадливый поэт" и в прочих характеристиках Трике. Для мелкого тамбовского остряка, перелицовывающего куплеты за еду, втиснуть в заимствованный стих вместо двусложного имени более длинное - это ли не героическая смелость, достойная той же авторской усмешки, какую мы видим при упоминании прочих высоких свойств того же персонажа. Если смотреть по общей художественной логике - то вряд ли здесь какая-то другая смелость, мне кажется.