«Она заявила, что Коля - вредный мальчик: "От него учителя даже плакали. Стали разбирать крепостное право, а потом - как теперь вольно живут, а он говорит - и теперь как крепостное" [...]»
«Приехала весной 48 г. сюда молоденькая врачиха, - глав. врачом в больницу - и через два дня исчезла. [...] Затем нашли врачиху: повесилась в лесу».
«Вчера, идучи к фельдшеру Бураку, видела своими глазами, как на женщинах пашут. Репинские бурлаки - детский сон».
«жалко «конягу» Салтыкова-Щедрина, ну а представить себе на месте этого надрывающегося коняги [...] бабу, впряженную в плуг»
«Рассказ о женщине, которая умерла в сохе. "Некрасиво получилось"».
«Но больше всего поразила меня сама Земскова. [...] Она сказала вчера, почти рыдая: «Понимаете, жить не хочется, ну не хочется больше жить», - и несколько раз повторила это в течение дня».
«Вчера только их было тут двое, и один из них дико накричал на нее за то, что она разрешила колхозной лошадью одной больной вдове вспахать огород».
«Третьего дня покончил самоубийством тракторист П. Сухов. Лет за 30 с небольшим. Не пил. [...] Написал предсмертную записку - "больше не могу жить"».
«И эта страшная «установка»: «Не вооружать паспортами»! Оказывается, колхозники не имеют паспортов. Молодежи они тоже не выдаются, - чтоб никто не уезжал из колхоза. [...] Это ужасно действует на ребят. Они говорят - зачем нам кончать, нас отсюда все равно никуда не выпустят»
«Ногу ему [Митькину] оторвало в 41 году в Пушкине. Лежал всю блокаду в ленинградском госпитале, в университете. В общем, как и все, все понимает, только говорить боится... - Мы все же думаем, что при Ленине было б иначе... Он, конечно, говорил, что можно в одной стране. А вот Бисмарк, кажется, говорил: если уж надо строить социализм, то надо взять страну маленькую, с небольшим народом, - в общем, такую, которой не жалко... н-да... а мы размахнулись на одну шестую часть мира, ну, где ж тут... н-да... Конечно, кто ж против этого строя возражает, но ведь жить-то хочется...»
«Она заявила, что Коля - вредный мальчик: "От него учителя даже плакали. Стали разбирать крепостное право, а потом - как теперь вольно живут, а он говорит - и теперь как крепостное" [...]»
«Приехала весной 48 г. сюда молоденькая врачиха, - глав. врачом в больницу - и через два дня исчезла. [...] Затем нашли врачиху: повесилась в лесу».
«Вчера, идучи к фельдшеру Бураку, видела своими глазами, как на женщинах пашут.
Репинские бурлаки - детский сон».
«жалко «конягу» Салтыкова-Щедрина, ну а представить себе на месте этого надрывающегося коняги [...] бабу, впряженную в плуг»
«Рассказ о женщине, которая умерла в сохе. "Некрасиво получилось"».
«Но больше всего поразила меня сама Земскова. [...] Она сказала вчера, почти рыдая: «Понимаете, жить не хочется, ну не хочется больше жить», - и несколько раз повторила это в течение дня».
«Вчера только их было тут двое, и один из них дико накричал на нее за то, что она разрешила колхозной лошадью одной больной вдове вспахать огород».
«Третьего дня покончил самоубийством тракторист П. Сухов. Лет за 30 с небольшим. Не пил. [...] Написал предсмертную записку - "больше не могу жить"».
«И эта страшная «установка»: «Не вооружать паспортами»! Оказывается, колхозники не имеют паспортов. Молодежи они тоже не выдаются, - чтоб никто не уезжал из колхоза. [...] Это ужасно действует на ребят. Они говорят - зачем нам кончать, нас отсюда все равно никуда не выпустят»
«Ногу ему [Митькину] оторвало в 41 году в Пушкине. Лежал всю блокаду в ленинградском госпитале, в университете. В общем, как и все, все понимает, только говорить боится... - Мы все же думаем, что при Ленине было б иначе... Он, конечно, говорил, что можно в одной стране. А вот Бисмарк, кажется, говорил: если уж надо строить социализм, то надо взять страну маленькую, с небольшим народом, - в общем, такую, которой не жалко... н-да... а мы размахнулись на одну шестую часть мира, ну, где ж тут... н-да... Конечно, кто ж против этого строя возражает, но ведь жить-то хочется...»
Reply
Leave a comment