Усыновление. XYI. Как подготовить ребенка к суду по лишению кровного родителя родительских прав
− Я пришла сказать тебе, что скоро суд. И что я понимаю, тебе тяжело думать об этом, хоть вы и не встречаетесь совсем. Это как будто что-то непонятное и неправильное, только вот что? Мне говорили взрослые, которые когда-то были детьми и их кровных родителей лишали прав, что именно это они чувствовали: происходит что-то странное и тяжелое, и эта тяжесть, она как будто лежит на плечах, и не снять ее, не освободиться от нее… Но знаешь. На самом деле этот суд, он, скорее, для того существует, чтобы хоть какие-то права появились у меня. Это я совершенно бесправная рядом с тобой, и меня даже кто хочет обидеть может. Спросить : «Да вы ему кто вообще?» или: «Да вы кто такая?» Знаешь, как мне это обидно слушать! Я и тебя защищать хочу. Я хочу, чтобы я пришла, и все знали, что я твоя мама. Мне тяжело, что любой может мне «ткнуть», что я всего-то (Опекун? Патронатный воспитатель?). Я хочу, чтобы ты был моим-моим. Понимаешь?
Этот разговор подходит для тех семей, где живет приемный подросток, которого семья собирается усыновлять. Понятное дело, что если мы по ряду важных причин намерены оставаться в статусе опекуна, такой текст нам не подойдет. Но может быть, мы сможем сказать так?
− Знаешь, права юридические, это, конечно, важно, но все-таки не главное. Она (тут лучше назвать имя, я уже рассказывала об этом феномене облегчения для приемного родителя. Мы не говорим «мама», мы называем ее по имени) тебя родила, и я, например, на всю жизнь буду ей благодарна за тебя. Я себе вообще не представляю, как бы я жила, если бы тебя не встретила. Как же я могу по-другому относиться к ней, если не с благодарностью? Никак не могу. Она подарила мне любимого человека, тебя. И ты слишком много значишь для меня. А права… ну, раз государству это важно, то что мы можем сделать… Это неприятно, конечно, но неприятно просто потому, что оно происходит... Знаешь, сколько в жизни неприятных процедур? И мы не можем без них обойтись… (И о примерах при необходимости мы можем позже поговорить)
Суд по лишению родительских прав, о котором ребенок знает, это событие, которое ни в коем случае не следует замолчать.
Впереди что-то, что мы должны миновать. Не промолчать поодиночке, а пережить вместе. Это как некое место фарватера, которое нам надо со всем нашим мастерством обогнуть, «обплыть», прежде чем мы сможем продолжать наш путь дальше. Нам надо провести наше судно через рифы и воронки по довольно узкому гроту, мы, взрослые, это понимаем. Кроме того, от настроения всех членов экипажа зависит, здоровыми ли мы и трудоспособными ли мы станем наш путь продолжать, и останется ли наш корабль таким же надежным, каким был до этого происшествия.
Это сравнение мне кажется подходящим к ситуации, когда впереди суд.
Нередко, когда человек узнает, что произошло нечто, о чем он не знал, больше всего его травмирует не сам факт произошедшего, а то, что ему не сказали. Помните, в посте Противодействие и помощь близких мы уже говорили о том, как важно во время сказать родному человеку о том, что нечто важное вскоре предстоит. Потому что, если мы трусим признаться, надеемся «замолчать», считаем себя неготовыми отвечать на вопросы, то у того, перед чьими глазами это все с нами происходит, случается внутренний коллапс совершенно неожиданного свойства. Человек чувствует себя так, словно он лишний, словно он - не существует, все сделали без него, решили без него, может быть тогда он не нужен совсем? Или его мнение ни для кого не важно. Получается, как будто человека списали. И только потому, что взрослые смалодушничали, выбрали «как проще». Ходили только и поглядывали на того, кого это все чуть ли не в первую очередь касается. Это, кстати, и не только нашего поведения по отношению к детям в важные моменты жизни касается.
Мне кажется, любой из нас сможет, не трудясь, припомнить случай, где с ним именно так обошлись. И как обидно это было. Ну а если мы помним такое, то в нашей власти сказать себе: «Я так не сделаю никому. Потому что на своей шкурке понял, как это тяжело, когда с тобой так».
И, конечно, все эти слова я написала не для того человека, кто вопрос задал, потому что он-то как раз озадачен проблемой. Но всегда есть среди нас кто-то, кто откладывает важный разговор на завтра. А завтра вдруг приходит гость или родственник и «сдает» вас с потрохами. И ничего уже не исправишь, поздно, кося глазами, шептать «я как раз хотел тебе сказать». Мало ли, что хотел, и когда хотел. Факт остается фактом - не сказал. И это я к тому, что надо смужаться и начать разговор. На эту или на другую важную тему, неважно. Начать самим. Вызвать огонь на себя. Стать не следствием обстоятельств, а причиной откровения.
Тут ведь не один фактор важности вопроса о кровных. Тут не менее важный другой - уважения к нам, нашей надежности в глазах детей.
− Мог тебе твой не сказать? - спрашивает один ребенок-подросток другого об отце и каком-то семейном событии.
− Нет, мой не мог. Мы всегда все обсуждаем вместе.
− Завидую я тебе, − первый подросток машет рукой и переводит глаза куда-то вниз. - Мои, о чем ни спроси, только посылают.
Наша откровенность, то, как мы инициируем важные разговоры, то, как мы рассуждаем, отвечая на детские вопросы, особенно на вопросы подростков, все это сообщает нашим детям о том, надежны мы или нет. Разумно ли следовать за нами. Можно или нельзя нам доверять. Стоит или не стоит на нас вообще что-то внутреннее тратить. Поэтому, как мы видим, вопрос подготовки ребенка-подростка к такому событию, как лишение прав кровного родителя, касается не только того, как ребенок сможет пережить этот момент. Он касается наших дальнейших взаимоотношений с ним и его взаимоотношений с жизнью. Ведь это вопрос ключевой, веха, рубеж.
Прежде всего и на сто процентов, я бы не выжидала, а заговорила заранее. У нас тут в постах, если покопаться, найдется множество примеров, где мы, готовя кого-то к важному событию, упоминаем о чем-то похожем касательно третьих лиц. Чтобы нечто «прошло фоном». Конечно, если ребенок о предстоящем ничего не знает.
Но давайте рассмотрим варианты.
Первый и самый расхожий вообще не про ребенка. Это мы с вами ждем не дождемся, когда же уже этот суд произойдет, когда же уже ее (чаще ее) лишат. И наше благородное негодование вполне понятно. Но так же понятно нам и то, что ребенок даже близко не должен догадаться о наших, часто правомочных, но все-таки не слишком высоких, эмоциях.
«Спокойствие, только спокойствие», − как говорил Карлсон. Это слишком важный момент жизни, надо собраться и не выпустить наружу ни одной капли того, чем реагирует на врага бедняга-скунс.
Потому что, как бы ни заслуживали кровная мама или отец того, чтобы их лишили прав, сейчас происходит жизненная трагедия. Это она, да. Поэтому нам надо не поддаться на такое понятное, но, будем честны, далеко не возвышенное чувство «торжества справедливости».
Я хорошо помню, как это было у меня, поэтому вправе так говорить. Я тоже ждала и дни считала. Так, наверное, мечтая о втором браке, кто-то ждет, когда же разведется с бывшей «половинкой» его любимый. Потому что « он наконец перестанет быть чужим мужем или чужой женой. А там недалеко уж и «моим» станет»… Вот так меня лихорадило в ту пору. Особенно, когда человек не приходил на суды, срывал встречи с детьми, и меня переполняло «благородное» негодование и обида за детей. И в кавычки я беру это слово потому, что теперь, когда прошли годы, понимаю, что благородной в этой ситуации может быть только эмоция вселенской печали по человечеству.
Слава Богу, что удавалось мне сдерживаться и не показывать эмоций, которые не сделали бы мне чести… И я желаю всем пройти этот рубеж без моральных потерь. Конечно, все произошло значительно раньше, сейчас решается только юридическая суть вопроса. И все-таки, это трагедия, так не должно быть. Но это происходит, и это шанс, чтобы наш ребенок не погиб в этой жизни. Вот так примерно надо себе говорить. Тогда нам будет немного легче достояно пережить этот период самим. Тогда и с ребенком будет говорить легче.
Если родители ребенка с ним не общаются, Хотя ребенок об их существовании знает.
Конечно, тут важны «исходные данные». Как давно ребенок забран, пытаются ли родственники контактировать, насколько он проявляет себя относительно них сам. И снова мне хочется напомнить о том, что если ребенок молчит и не вспоминает вслух кровную маму, это не означает, что он не помнит о ней и не переживает, что она не приходит, не звонит и никак не показывает своего интереса к нему. Быть ненужным - это страшная рана в душе ребенка. Значит, наша с вами задача сделать так, чтобы каким-то чудесным образом это рана, как минимум, сейчас не расширялась.
То есть, наша задача перевести грядущее лишение прав в действие иной направленности.
− Это не потому, например, что мама больше не будет иметь прав, а потому, что без этого суда никаких прав на тебя не буду иметь я. И тебя смогут у меня отобрать.
То есть, акцент от ребенка и его ненужности надо отвести на приемного родителя непосредственно, как я уже говорила вначале.
Второй вариант - на болезнь кровного родителя, на его неприспособленность к жизни, на какие-то качества его характера, из-за которых он не смог делать то, что делают большинство взрослых людей, то есть, не смог растить своего ребенка сам. Но тут есть риск. Если мы «заиграемся», переусердствуем, в душе ребенка может возникнуть импульс спасения, ребенок может внутренне рвануться на помощь к бедной больной маме. Если вдруг такое произойдет, не в коем случае мы не нанесем удара нашему ребенку словами «да не нуждается она в твоей помощи» или какой-то другой подобной жестокостью. Мы скажем, что конечно поможем, сделаем это вместе, если наша помощь понадобится… И я бы посоветовала не бояться этих слов и даже таких действий. Потому что перед моими глазами сильные люди, помогающие многим слабым, и эти сильные - самодостаточны, устойчивы и уважаемы. И так же я вижу людей с отсутствующими понятиями чести, совести, доброты. Они не могут вытянуть сами себя.
Может быть, кто-то с моими словами не согласится сейчас. Но я уверена: какой бы ни была кровная мать, говорить ребенку о том, что помощь ей оказана не будет - бесчеловечно. И что ребенок, выращенный на такой «закваске», не станет ни благородным, ни сильным, ни стойким. Только имея внутри арматуру из Наших Верных Помощников человек может оказаться стойким в этой жизни. И тогда количество даже «захребетников» не так уж важно. Сильные плечи их не чуют.
Другое дело, что в случае, если наш ребенок вдруг проникнется идеей помощи, нужно рассказать ему о том, что помощь штука деликатная. И что ее могут принять не все и не всегда. Что существуют ситуации, когда человек предпочитает справиться сам, лишь бы только его никто не видел. И, конечно, нужны примеры.
− Ну представь. Ты бежишь домой, хочешь в туалет. И вдруг у тебя не открывается дверь в подъезд. Допустим, ты потерял «таблетку» от домофона. И вот ты терпишь из последних сил, а потом - раз и больше не можешь терпеть. И все произошло! Может такое быть? Может с каждым. И вот ты стоишь, и идет сосед по подъезду. Посторонний человек, но живет тут же. Ты понимаешь, что, скорее всего, даже «спасибо» не скажешь, а побежишь бегом, чтобы только человек не заметил, что с тобой произошел казус. Ты же не будешь говорить: «Ах, спасибо большое, я как раз надул в штаны и вот бы заморозился насмерть, если бы вы не открыли дверь!» Это потому, что когда человеку неловко или стыдно, он предпочитает, чтобы его за этим не видел никто. Особенно тот, перед кем ему стыднее всего. И тут, смотри (если мы этот пример приводим мальчику подростку). Если дверь открывает чужой взрослый сосед, ты летишь мимо. А если к подъеду идет девочка , которая тебе нравится? Тогда, забывая, что зима и ты можешь обморозиться, ты бежишь прятаться! Только чтобы она тебя не застала в таком виде. Ты не в подъезд побежишь, а в другую сторону! Понимаешь? Помощь, это штука деликатная. Нужно точно быть уверенным, что человек в силах ее от тебя принять. И не надо считать, что это ты не нужен, если не принимают помощь. Может быть, как раз именно от тебя ее принять тяжелее всего…
Вот такие примерно разговоры нам надо с ребенком вести. Нам надо «прореживать» тему. Снимать напряжение, говорить и думать в разных направлениях, рассеивать внимание, чтобы у ребенка не произошло зацикливание на идее суда.
Очень хорошо верующему человеку сказать: «Пойдем, помолимся за маму? Наверняка ей это поможет пережить этот час…» Тут и наша доброта, и наша забота, и снова «перевод стрелок»: это не мы страдаем сейчас, это трагедия касается нас, но потом… Важные нюансы, не согласиться нельзя. И как же хорошо, когда в арсенале семьи есть этот чудесный выход - давай, помолимся? Сколько раз я видела, как глаза моих детей прояснялись… даже много потом, когда их кровная мама уже умерла. Впрочем, до сих пор. И порой я специально «туманю» эти глаза, чтобы мы прошли какой-то новый урок постижения. И чтобы сказать потом: «Давай. Помолимся?» И знать, что мы - молодцы, что мы все сделали правильно. Что мы - помним.
Но пока кровные живы, и пока нам еще тянуть и тянуть наших деток вверх, давайте будем с ними максимально откровенны, но откровенны по-умному, ответственно. Пусть нашим главным советчиком в подобных вопросах будет доброта. И мы сможем проплыть этот «узкий грот» суда по лишению родительский прав.
− Мам? Суд вчера был? Лишили?
− Да, суд был, − и тут хорошо подойти и положить руку на плечо, или, если ребенок немного ершится, просто коснуться его головы, шеи. - Но мы же понимаем, что это ничего не меняет. Это только формальности, просто так устроен закон. Знаешь… Мы с тобой будем узнавать новое, расти, учиться… Станем взрослыми и умными. Научимся работать так, что все вокруг нас будет сильным и настоящим. И друзья у нас будут такие же - принципиальные, честные, классные. И потом, когда ты станешь совсем взрослым, ты будешь жить в нашей, но новой стране, ты сможешь построить ее вместе со своими друзьями, которые сейчас еще дети. В этой стране будет больше справедливости, больше правильности и меньше несчастных слабых людей, чем сейчас. Просто для этого очень-очень надо, чтобы ты вырос настоящим.
И я еще хочу сказать пару слов не по заявленной теме, но все же близкой. Алименты. Как их с пьяниц-родителей взыскать. Возможно кто-то со мной не согласится, но я, как человек, работавшей в системе и видевший таких родителей-лишенцев много, не нашла среди них ни одного, что бы мог хоть что-нибудь адекватно платить и при этом от голода не умереть. Если бы это зависело от меня (а в моей случае все как раз и зависело, поэтому я на алименты не подавала), я бы не стала производить никаких действий в этом отношении. Судиться с ними бесполезно, взять с них нечего. А если бы и было, то последнего я бы не отняла. Во всяком случае, их деньги - это не то, без чего бы не обошлись мои дети.
Тема через неделю − разнополые дети в семье. Кроме того, я планирую в середине недели пост с небольшой историй из личного опыта одного из читателей ленты. А внеочередные посты у нас всегда возможны!
Этот разговор подходит для тех семей, где живет приемный подросток, которого семья собирается усыновлять. Понятное дело, что если мы по ряду важных причин намерены оставаться в статусе опекуна, такой текст нам не подойдет. Но может быть, мы сможем сказать так?
− Знаешь, права юридические, это, конечно, важно, но все-таки не главное. Она (тут лучше назвать имя, я уже рассказывала об этом феномене облегчения для приемного родителя. Мы не говорим «мама», мы называем ее по имени) тебя родила, и я, например, на всю жизнь буду ей благодарна за тебя. Я себе вообще не представляю, как бы я жила, если бы тебя не встретила. Как же я могу по-другому относиться к ней, если не с благодарностью? Никак не могу. Она подарила мне любимого человека, тебя. И ты слишком много значишь для меня. А права… ну, раз государству это важно, то что мы можем сделать… Это неприятно, конечно, но неприятно просто потому, что оно происходит... Знаешь, сколько в жизни неприятных процедур? И мы не можем без них обойтись… (И о примерах при необходимости мы можем позже поговорить)
Суд по лишению родительских прав, о котором ребенок знает, это событие, которое ни в коем случае не следует замолчать.
Впереди что-то, что мы должны миновать. Не промолчать поодиночке, а пережить вместе. Это как некое место фарватера, которое нам надо со всем нашим мастерством обогнуть, «обплыть», прежде чем мы сможем продолжать наш путь дальше. Нам надо провести наше судно через рифы и воронки по довольно узкому гроту, мы, взрослые, это понимаем. Кроме того, от настроения всех членов экипажа зависит, здоровыми ли мы и трудоспособными ли мы станем наш путь продолжать, и останется ли наш корабль таким же надежным, каким был до этого происшествия.
Это сравнение мне кажется подходящим к ситуации, когда впереди суд.
Нередко, когда человек узнает, что произошло нечто, о чем он не знал, больше всего его травмирует не сам факт произошедшего, а то, что ему не сказали. Помните, в посте Противодействие и помощь близких мы уже говорили о том, как важно во время сказать родному человеку о том, что нечто важное вскоре предстоит. Потому что, если мы трусим признаться, надеемся «замолчать», считаем себя неготовыми отвечать на вопросы, то у того, перед чьими глазами это все с нами происходит, случается внутренний коллапс совершенно неожиданного свойства. Человек чувствует себя так, словно он лишний, словно он - не существует, все сделали без него, решили без него, может быть тогда он не нужен совсем? Или его мнение ни для кого не важно. Получается, как будто человека списали. И только потому, что взрослые смалодушничали, выбрали «как проще». Ходили только и поглядывали на того, кого это все чуть ли не в первую очередь касается. Это, кстати, и не только нашего поведения по отношению к детям в важные моменты жизни касается.
Мне кажется, любой из нас сможет, не трудясь, припомнить случай, где с ним именно так обошлись. И как обидно это было. Ну а если мы помним такое, то в нашей власти сказать себе: «Я так не сделаю никому. Потому что на своей шкурке понял, как это тяжело, когда с тобой так».
И, конечно, все эти слова я написала не для того человека, кто вопрос задал, потому что он-то как раз озадачен проблемой. Но всегда есть среди нас кто-то, кто откладывает важный разговор на завтра. А завтра вдруг приходит гость или родственник и «сдает» вас с потрохами. И ничего уже не исправишь, поздно, кося глазами, шептать «я как раз хотел тебе сказать». Мало ли, что хотел, и когда хотел. Факт остается фактом - не сказал. И это я к тому, что надо смужаться и начать разговор. На эту или на другую важную тему, неважно. Начать самим. Вызвать огонь на себя. Стать не следствием обстоятельств, а причиной откровения.
Тут ведь не один фактор важности вопроса о кровных. Тут не менее важный другой - уважения к нам, нашей надежности в глазах детей.
− Мог тебе твой не сказать? - спрашивает один ребенок-подросток другого об отце и каком-то семейном событии.
− Нет, мой не мог. Мы всегда все обсуждаем вместе.
− Завидую я тебе, − первый подросток машет рукой и переводит глаза куда-то вниз. - Мои, о чем ни спроси, только посылают.
Наша откровенность, то, как мы инициируем важные разговоры, то, как мы рассуждаем, отвечая на детские вопросы, особенно на вопросы подростков, все это сообщает нашим детям о том, надежны мы или нет. Разумно ли следовать за нами. Можно или нельзя нам доверять. Стоит или не стоит на нас вообще что-то внутреннее тратить. Поэтому, как мы видим, вопрос подготовки ребенка-подростка к такому событию, как лишение прав кровного родителя, касается не только того, как ребенок сможет пережить этот момент. Он касается наших дальнейших взаимоотношений с ним и его взаимоотношений с жизнью. Ведь это вопрос ключевой, веха, рубеж.
Прежде всего и на сто процентов, я бы не выжидала, а заговорила заранее. У нас тут в постах, если покопаться, найдется множество примеров, где мы, готовя кого-то к важному событию, упоминаем о чем-то похожем касательно третьих лиц. Чтобы нечто «прошло фоном». Конечно, если ребенок о предстоящем ничего не знает.
Но давайте рассмотрим варианты.
Первый и самый расхожий вообще не про ребенка. Это мы с вами ждем не дождемся, когда же уже этот суд произойдет, когда же уже ее (чаще ее) лишат. И наше благородное негодование вполне понятно. Но так же понятно нам и то, что ребенок даже близко не должен догадаться о наших, часто правомочных, но все-таки не слишком высоких, эмоциях.
«Спокойствие, только спокойствие», − как говорил Карлсон. Это слишком важный момент жизни, надо собраться и не выпустить наружу ни одной капли того, чем реагирует на врага бедняга-скунс.
Потому что, как бы ни заслуживали кровная мама или отец того, чтобы их лишили прав, сейчас происходит жизненная трагедия. Это она, да. Поэтому нам надо не поддаться на такое понятное, но, будем честны, далеко не возвышенное чувство «торжества справедливости».
Я хорошо помню, как это было у меня, поэтому вправе так говорить. Я тоже ждала и дни считала. Так, наверное, мечтая о втором браке, кто-то ждет, когда же разведется с бывшей «половинкой» его любимый. Потому что « он наконец перестанет быть чужим мужем или чужой женой. А там недалеко уж и «моим» станет»… Вот так меня лихорадило в ту пору. Особенно, когда человек не приходил на суды, срывал встречи с детьми, и меня переполняло «благородное» негодование и обида за детей. И в кавычки я беру это слово потому, что теперь, когда прошли годы, понимаю, что благородной в этой ситуации может быть только эмоция вселенской печали по человечеству.
Слава Богу, что удавалось мне сдерживаться и не показывать эмоций, которые не сделали бы мне чести… И я желаю всем пройти этот рубеж без моральных потерь. Конечно, все произошло значительно раньше, сейчас решается только юридическая суть вопроса. И все-таки, это трагедия, так не должно быть. Но это происходит, и это шанс, чтобы наш ребенок не погиб в этой жизни. Вот так примерно надо себе говорить. Тогда нам будет немного легче достояно пережить этот период самим. Тогда и с ребенком будет говорить легче.
Если родители ребенка с ним не общаются, Хотя ребенок об их существовании знает.
Конечно, тут важны «исходные данные». Как давно ребенок забран, пытаются ли родственники контактировать, насколько он проявляет себя относительно них сам. И снова мне хочется напомнить о том, что если ребенок молчит и не вспоминает вслух кровную маму, это не означает, что он не помнит о ней и не переживает, что она не приходит, не звонит и никак не показывает своего интереса к нему. Быть ненужным - это страшная рана в душе ребенка. Значит, наша с вами задача сделать так, чтобы каким-то чудесным образом это рана, как минимум, сейчас не расширялась.
То есть, наша задача перевести грядущее лишение прав в действие иной направленности.
− Это не потому, например, что мама больше не будет иметь прав, а потому, что без этого суда никаких прав на тебя не буду иметь я. И тебя смогут у меня отобрать.
То есть, акцент от ребенка и его ненужности надо отвести на приемного родителя непосредственно, как я уже говорила вначале.
Второй вариант - на болезнь кровного родителя, на его неприспособленность к жизни, на какие-то качества его характера, из-за которых он не смог делать то, что делают большинство взрослых людей, то есть, не смог растить своего ребенка сам. Но тут есть риск. Если мы «заиграемся», переусердствуем, в душе ребенка может возникнуть импульс спасения, ребенок может внутренне рвануться на помощь к бедной больной маме. Если вдруг такое произойдет, не в коем случае мы не нанесем удара нашему ребенку словами «да не нуждается она в твоей помощи» или какой-то другой подобной жестокостью. Мы скажем, что конечно поможем, сделаем это вместе, если наша помощь понадобится… И я бы посоветовала не бояться этих слов и даже таких действий. Потому что перед моими глазами сильные люди, помогающие многим слабым, и эти сильные - самодостаточны, устойчивы и уважаемы. И так же я вижу людей с отсутствующими понятиями чести, совести, доброты. Они не могут вытянуть сами себя.
Может быть, кто-то с моими словами не согласится сейчас. Но я уверена: какой бы ни была кровная мать, говорить ребенку о том, что помощь ей оказана не будет - бесчеловечно. И что ребенок, выращенный на такой «закваске», не станет ни благородным, ни сильным, ни стойким. Только имея внутри арматуру из Наших Верных Помощников человек может оказаться стойким в этой жизни. И тогда количество даже «захребетников» не так уж важно. Сильные плечи их не чуют.
Другое дело, что в случае, если наш ребенок вдруг проникнется идеей помощи, нужно рассказать ему о том, что помощь штука деликатная. И что ее могут принять не все и не всегда. Что существуют ситуации, когда человек предпочитает справиться сам, лишь бы только его никто не видел. И, конечно, нужны примеры.
− Ну представь. Ты бежишь домой, хочешь в туалет. И вдруг у тебя не открывается дверь в подъезд. Допустим, ты потерял «таблетку» от домофона. И вот ты терпишь из последних сил, а потом - раз и больше не можешь терпеть. И все произошло! Может такое быть? Может с каждым. И вот ты стоишь, и идет сосед по подъезду. Посторонний человек, но живет тут же. Ты понимаешь, что, скорее всего, даже «спасибо» не скажешь, а побежишь бегом, чтобы только человек не заметил, что с тобой произошел казус. Ты же не будешь говорить: «Ах, спасибо большое, я как раз надул в штаны и вот бы заморозился насмерть, если бы вы не открыли дверь!» Это потому, что когда человеку неловко или стыдно, он предпочитает, чтобы его за этим не видел никто. Особенно тот, перед кем ему стыднее всего. И тут, смотри (если мы этот пример приводим мальчику подростку). Если дверь открывает чужой взрослый сосед, ты летишь мимо. А если к подъеду идет девочка , которая тебе нравится? Тогда, забывая, что зима и ты можешь обморозиться, ты бежишь прятаться! Только чтобы она тебя не застала в таком виде. Ты не в подъезд побежишь, а в другую сторону! Понимаешь? Помощь, это штука деликатная. Нужно точно быть уверенным, что человек в силах ее от тебя принять. И не надо считать, что это ты не нужен, если не принимают помощь. Может быть, как раз именно от тебя ее принять тяжелее всего…
Вот такие примерно разговоры нам надо с ребенком вести. Нам надо «прореживать» тему. Снимать напряжение, говорить и думать в разных направлениях, рассеивать внимание, чтобы у ребенка не произошло зацикливание на идее суда.
Очень хорошо верующему человеку сказать: «Пойдем, помолимся за маму? Наверняка ей это поможет пережить этот час…» Тут и наша доброта, и наша забота, и снова «перевод стрелок»: это не мы страдаем сейчас, это трагедия касается нас, но потом… Важные нюансы, не согласиться нельзя. И как же хорошо, когда в арсенале семьи есть этот чудесный выход - давай, помолимся? Сколько раз я видела, как глаза моих детей прояснялись… даже много потом, когда их кровная мама уже умерла. Впрочем, до сих пор. И порой я специально «туманю» эти глаза, чтобы мы прошли какой-то новый урок постижения. И чтобы сказать потом: «Давай. Помолимся?» И знать, что мы - молодцы, что мы все сделали правильно. Что мы - помним.
Но пока кровные живы, и пока нам еще тянуть и тянуть наших деток вверх, давайте будем с ними максимально откровенны, но откровенны по-умному, ответственно. Пусть нашим главным советчиком в подобных вопросах будет доброта. И мы сможем проплыть этот «узкий грот» суда по лишению родительский прав.
− Мам? Суд вчера был? Лишили?
− Да, суд был, − и тут хорошо подойти и положить руку на плечо, или, если ребенок немного ершится, просто коснуться его головы, шеи. - Но мы же понимаем, что это ничего не меняет. Это только формальности, просто так устроен закон. Знаешь… Мы с тобой будем узнавать новое, расти, учиться… Станем взрослыми и умными. Научимся работать так, что все вокруг нас будет сильным и настоящим. И друзья у нас будут такие же - принципиальные, честные, классные. И потом, когда ты станешь совсем взрослым, ты будешь жить в нашей, но новой стране, ты сможешь построить ее вместе со своими друзьями, которые сейчас еще дети. В этой стране будет больше справедливости, больше правильности и меньше несчастных слабых людей, чем сейчас. Просто для этого очень-очень надо, чтобы ты вырос настоящим.
И я еще хочу сказать пару слов не по заявленной теме, но все же близкой. Алименты. Как их с пьяниц-родителей взыскать. Возможно кто-то со мной не согласится, но я, как человек, работавшей в системе и видевший таких родителей-лишенцев много, не нашла среди них ни одного, что бы мог хоть что-нибудь адекватно платить и при этом от голода не умереть. Если бы это зависело от меня (а в моей случае все как раз и зависело, поэтому я на алименты не подавала), я бы не стала производить никаких действий в этом отношении. Судиться с ними бесполезно, взять с них нечего. А если бы и было, то последнего я бы не отняла. Во всяком случае, их деньги - это не то, без чего бы не обошлись мои дети.
Тема через неделю − разнополые дети в семье. Кроме того, я планирую в середине недели пост с небольшой историй из личного опыта одного из читателей ленты. А внеочередные посты у нас всегда возможны!