Двенадцать лет прошло с тех пор, как я был в Межени. Через год после событий, которые я описал, мы с семьей переехали в другой город, находящийся очень далеко от Рейнмура. Мама каждую весну обещала, что летом мы обязательно поедем в Межень. Но мы так и не поехали. А потом я начал работать, и отпуска ждать не приходилось.
Дедушка постоянно отправлял мне письма из Межени, поэтому я был всегда в курсе событий, происходящих в деревне. Событий было немного. Обычно дедушка писал про улов, про погоду, урожай ягод в лесу. Через несколько лет после лет после моей поездки умер Влас Стохов, ему было сто четыре года. Его похоронили у берега моря, как он и просил при жизни. Каждый раз, читая письма дедушки, я вспоминал те удивительные две недели, лучшие в моей жизни. Солнце, светившее за окном офиса, полупрозрачные облака, моросящий дождь - всё казалось ненастоящим. В Межени лучи солнца не обжигали кожу, а обтекали все тело, растекаясь внутри и невольно заставляя дышать полной грудью. Даже облака там были насыщенные, имеющие вес, давящие на землю всей своей необъятной мощью. Там всё было настоящим. Поэтому, когда я сидел в душном офисе и читал письма, меня распирала злоба на самого себя. Я понимал: то, что меня держит в этом городе, так мелочно и ничтожно, но не мог бросить родителей и уехать в Межень. Поэтому я углублялся в работу, чтобы не представлять чудесные пейзажи, преследующие меня с момента отъезда из Межени.
**************************
Восемнадцатого февраля я, как обычно, сидел в офисе, вертелся на стуле, и помирал со скуки. Меня позвали к телефону, звонила мама. Я замер на месте, когда мама дрожащим голосом сообщила мне, что дедушка серьезно заболел. «Он заперся у себя в избе, и не пускает врачей. Снорд позвонил мне из Лорки, он говорит, что дедушке очень плохо. Кто знает, что будет, если ему не помочь…»
Всё, что происходило дальше, я помню, как в тумане. Я ушел из офиса, ничего никому не сказав. Наверняка, меня окликали и спрашивали, куда я собрался, но я никого не слышал. Только одна мысль была в голове: надо ехать в Межень.
Я взял такси и сразу поехал на вокзал. Мне повезло: поезд направлением в Лорку отходил через пару часов. В Рейнмуре я долго не задерживался, и сразу купил билет.
Вот я и ехал в поезде совсем один. Можно было выходить на станциях, спать на верхней полке, покупать всё, что угодно…жалко, что прошло целых двенадцать лет. Теперь, когда я смотрел в окно, я не видел бегущих за поездом детей, деревенских мужиков и лесников. Я видел лишь непроходимую стену деревьев, обычный пейзаж из купе поезда, и от этого становилось немного грустно.
Когда я вышел на станции, солнце снова ослепило меня. Зимнее солнце, холодное, но такое же яркое. В автобусе я ехал один. Когда водитель сказал, что пора выходить, я не поверил, так как не увидел тропы. Везде лежал снег по колено. Автобус продолжил свой путь, и я остался один на заснеженной дороге. Немалых усилий стоило мне отыскать едва заметную лыжню. Лыжи, конечно, я не позаботился захватить, и смело пошел по лыжне, проваливаясь по колено в снег. Казалось, что мой путь никогда не закончится: впереди я видел только белую бесконечность, искрящуюся на солнце. Я полз и не чувствовал, что продвигаюсь вперед. Снег хозяйничал в лесу, окутал деревья и поляны, стер все различия, раскрасив лес в один цвет, но не сделал его однообразным и скучным. Лес всё так же завораживал, ведь если в летней палитре были тысячи цветов, то в зимней - только один, но с тысячей оттенков. К тому времени, как я забрался на холм, ноги промокли, начали замерзать, и меня страшно колотило от холода.
Я совсем забыл, что начинаю замерзать, когда увидел Межень. Торчавшие из сугробов избы явно были лишними в этом снежном царстве. Только редкие тропинки, ведущие к замерзшему морю, нарушали его монолитное великолепие. Если деревья в лесу напоминали о реальности происходящего, то здесь я словно попал в другое измерение. Или на другую планету, с бескрайними просторами, на планету за пределами вселенной. Здесь не на чем было остановить взгляд, и я стоял, как загипнотизированный.
Сеанс гипноза закончился, когда я понял, что почти не чувствую ног. Скатившись кубарем с холма, я из последних сил поспешил к дедушкиной избе.
Дрожащими руками я постучал в дверь и принялся ждать. Вскоре я услышал медленные шаги, и дверь открылась. Передо мной стоял дедушка. Из-за болезни могло показаться, что он заметно постарел, но это было ложное впечатление: его голубые глаза, полные жизни, всё так же сияли, а широкие плечи выдавали недюжинную силу. Завернутый в шерстяное одеяло, он напоминал средневекового война, раненого в бою, но которому предстоит еще много сражений в своей жизни. Поэтому, когда сквозь золотистую бороду с небольшой сединой я увидел хитрую ухмылку, я с криком радости бросился дедушке на грудь.
- Вега, ты холодный как лед. Переоденься и выпей горячего чаю, так и заболеть недолго.
И снова, как двенадцать лет назад, я с мальчишеской радостью выполнял указы дедушки. «Как странно», - подумал я тогда, - «Я приехал лечить дедушку, но всё оказалось наоборот: дедушка ухаживает за мной». Я смеялся над собой, когда вспоминал, как ехал сюда и чувствовал себя спасителем. Когда мама говорила со мной по телефону, она, конечно же, добавила немного своего воображения в историю болезни дедушки. У него действительно была высокая температура и жар, и Снорд позвал из Лорки врачей, но дедушка не впустил их не потому, что решил спокойно умереть, как я подумал сначала. А лишь потому, что «они были сущие бездари». Мамино волнение передалось мне, и я решил, что дедушке срочно нужна помощь. Но когда я сидел на веранде, закутанный в шерстяное одеяло, и парил отмороженные ноги, я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться над этой ситуацией.
Тем не менее, дедушка был всё еще болен. Он с радостью согласился на мою просьбу понянчиться с ним. Я расставил на шкафчике у его кровати лекарства, купленные в Рейнмуре, и дал строгие указания, что и как принимать. Дедушка охотно слушался, чтобы я чувствовал себя уютно. Ведь я прекрасно понимал, что он мог справиться и без всяких таблеток и порошков.
Когда дедушка заснул, было примерно девять часов вечера. Я совсем не хотел спать, и, одевшись потеплее, вышел на улицу.
Я стоял и оглядывал окрестности. Лишь в нескольких избах горел свет. Я посмотрел в сторону моря и увидел там одинокую фигуру, освещенную стоявшим рядом светильником. Решив немного прогуляться, я зашагал к черной точке, выделявшейся на белоснежном полотне.
Подойдя ближе, я увидел рыбака, сидящего над прорубью. Он был полностью сосредоточен на движении лески, и даже не заметил моего приближения. Не представляя, как начать разговор, я спросил то, что обычно принято спрашивать у рыбаков:
- Добрый вечер! Ну, как улов?
- Привет, Вега! Присаживайся рядом. Вот тебе леска, крючок, наживка. Держи табурет, я на корточках посижу.
Вне себя от удивления, я принял приглашение рыбака. Хоть я и начинал догадываться, кем является мой новый собеседник, но не мог разглядеть его лица из-за капюшона. Минут пять мы сидели молча и смотрели в прорубь. Наконец, рыбак поднял взгляд и произнес, улыбаясь до ушей:
- Я же сказал, что мы еще увидимся. Ты не мог не приехать.
Стас говорил так, словно не прошло двенадцати лет, словно мы еще вчера ходили вместе в лес. Он повзрослел, но его улыбка оставалась всё такой же ребяческой и неповторимой. Я посмотрел на Стаса и громко рассмеялся. Я не смеялся так с тех пор, как уехал из Межени. Чистый морозный воздух переполнял грудь, и мы хохотали так, что в тот вечер не поймали ни одной рыбы.
**********************
Три дня назад я приехал в Межень. Дедушка уже почти поправился, и рвется на море. Спасибо ему за то, что терпит мой уход и пока остается дома. Через пару дней начнется настоящая жизнь: пойдем в лес по дрова, Снорд уже пригласил меня на прогулку за продуктами, и скоро весна, пора готовить сети. Я жду всего этого с нетерпением, и точно знаю, что останусь на этой земле солнца до самой смерти. Сейчас же я пишу этот рассказ. Я никогда ничего не писал, даже и мысли в голову не приходило, что такое возможно. Но когда мы со Стасом возвращались с рыбалки, он показал на верхушку сосны, и я увидел яркое свечение. Когда я пришел домой, ручка словно сама стала выводить строки на пожелтевшей бумаге.
Часть 3.