Тайный канал

[voiks]

Игорь Синицин
Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

Синицин И.Е. Андропов вблизи: воспоминания о временах оттепели и застоя. - М. : Центрполиграф, 2015. - 508, [3] с.

Аннотация. Вокруг главного персонажа этих воспоминаний - Юрия Владимировича Андропова, посла в Венгрии, секретаря ЦК КПСС, председателя КГБ, члена политбюро, генсека - сложилось много мифов и легенд. Не делая окончательных оценок, автор предлагает новое видение этой выдающейся личности как человека, партийного и государственного ­деятеля, чекиста. Портрет «последнего большевика» рисуется на фоне событий 1970­х годов, деятельности генсека Брежнева и других кремлевских геронтократов. Читатель на основе некоторых малоизвестных фактов из жизни и функционирования советской верхушки может сделать свои выводы об Андропове и его времени.

Оригинал: www.labirint.ru www.chitai-gorod.ru

Андропов на фоне застоя

Об Андропове написано много книг, сотни журнальных и газетных статей. Большинство авторов расценивают его пятнадцатилетнюю работу во главе КГБ как продуманную и долговременную стратегию на выживание среди кремлевских интриганов, а также как его заговорщицкие действия на пути к власти. Исходя из того, что за пятнадцать месяцев пребывания его на самой вершине Системы он не успел решить самые острые политические и экономические проблемы СССР, исследователи утверждают, что у него за душой не было никаких собственных взглядов на дальнейшее развитие страны, кроме как укрепление палочной дисциплины и усиление контроля трудящихся снизу вверх, а карательных органов - в верхних слоях советского общества. Другие публицисты считают, что именно Андропов успешно развивал социалистическое государство. На самом деле и до Андропова, и в бытность его рядом с вершиной, а затем - краткое время - и на самой вершине власти, как при предшественниках, так и при наследниках - Черненко и Горбачеве, Советский Союз являлся классическим полицейским государством с загнивающей сверху тоталитарной Системой. Эта Система шла все быстрее и быстрее к саморазрушению. Ее не могли бы спасти ни заклинания Хрущева о возврате к «лениньизьму» и движении к «коммуньизьму», который он ожидал к 1980 году, ни речи Брежнева о сохранении «стабильности». Андропов был также взращен этой Системой, стал ее плотью и кровью, но, как талантливый человек, в своей внутренней умственной лаборатории, зная о катастрофическом положении внутри страны и брожении в «лагере социализма», все-таки планировал свои корректировки курса к «настоящему» социализму. Однако болезни не оставили ему времени на претворение в жизнь задуманного. Он слишком поздно пришел к власти и слишком кратко пробыл на ее вершине. Юрий Владимирович, будучи весьма скрытным и осторожным человеком, хорошо понимал, с какими серыми и консервативными старцами в политбюро он имеет дело. Поэтому он отнюдь не прокламировал широко те идеи, которые вынашивал и продумывал. Располагая всей полнотой информации о своих соперниках, в том числе и прослушанной его людьми в 12-м отделе, собранной пронырливой агентурой КГБ в высших слоях общества и среди «обслуги» сильных мира сего, он мог продумывать свои ходы не менее чем на шаг вперед по сравнению с соперниками в борьбе за власть.
<...>




Я уже отмечал, мне приходилось готовить комментарии к вопросам повестки дня заседаний политбюро в срочном порядке, как правило, за двое суток. Необходимо было собрать к утру четверга все документы в специальную папку для Юрия Владимировича. Перед каждым вопросом вкладывался один лист с кратким изложением сути проблемы и лист моего комментария, иногда с приложением справки Аналитического управления внешней разведки, если вопрос носил международный характер и требовалось кратко изложить его историю. Когда Андропов возвращался с заседания, он обычно передавал эту папку мне. По его подчеркиваниям и другим пометкам на моих и чужих листках я видел, какие проблемы его больше всего интересовали или как он выступал по своим наброскам, сделанным на основе записок ЦК и моих комментариев.

Однако с течением времени, а точнее, к концу 1976 года я стал замечать, что пометок и подчеркиваний Юрия Владимировича на моих листках становится все меньше и меньше. Наконец, настал день в начале 1977 года, когда я не увидел ни одной пометки - ни синим - отрицательным, ни красным - положительным толстыми карандашами. Меня это очень взволновало, и я в тот же вечер отправился в кабинет Юрия Владимировича для объяснений. Он был занят с каким-то зампредом, а потом принял меня. Это было перед самым отъездом его на дачу, часов в девять вечера.
Я сел на приставной столик у его письменного стола и протянул ему папку с материалами к заседанию политбюро. Юрий Владимирович явно устал в этот день больше обычного, настроение у него было не самым лучшим, и он тихим голосом спросил меня:

- Игорь, что-то не так?

Я ответил ему, что действительно моя работа идет, видимо, не так, как следует, если он перестал читать то, что я готовлю ему к заседаниям ПБ.

- Я хотел бы знать, - пояснил я шефу, - что мне нужно дальше делать? Может быть, я перестал удовлетворять вашим требованиям и мне нужно уходить?

- Что ты, что ты!.. - махнул слабо рукой Андропов. - Но я хотел бы тебя спросить: что ты мне все время пишешь такие критиканские заметки, что я не могу говорить это на политбюро? Ты что, хочешь, чтобы меня выкинули из ПБ за диссидентские мысли?

- Юрий Владимирович! - удивился я. - Какие диссидентские мысли? Ведь вы, когда брали меня на работу, сказали, что вам нужна свежая голова, мой философский взгляд на вещи и журналистский опыт… Если необходимость в свежей голове отпала, то я могу просто переписывать к заседаниям ПБ передовицы из «Правды»…
Андропов устало закрыл глаза, и я понял, что у него начались какие-то неприятности с Брежневым. Посидев так минуту, Юрий Владимирович снова открыл глаза. Теперь они у него снова задорно блестели.

- Ну ладно, - сказал он. - Продолжай писать свои соображения, как ты делал это раньше. Но это будет только для меня. Поэтому извини, если я не буду их высказывать на политбюро и подчеркивать карандашами… И сам осторожнее выделяй главное во всех документах ЦК, особенно синим карандашом… А то глупость некоторых наших бояр становится слишком видна…

Я понял, что общий отдел и Черненко, видимо, обнаружили какую-то мою промашку, слишком откровенное неприятие дурацких предложений партаппарата, и донесли об этом Андропову.

Юрий Владимирович подтвердил мои подозрения.

- Иногда ты бываешь чересчур прямолинеен и не учитываешь всех тонкостей аппаратных интриг на Старой площади. Поэтому будь осторожнее, когда обрабатываешь документы ЦК, - еще раз посоветовал он.

О том, что именно в начале 1977 года «днепропетровская мафия» начала свою первую атаку на Андропова и к середине того же года Юрий Владимирович оказался на грани удаления его Брежневым из политбюро и из Комитета госбезопасности, я узнал от самого Юрия Владимировича только несколько месяцев спустя.
<...>

Чтобы не дать повода сталинистам на политбюро обвинить себя в реформаторских потенциях и проявлениях слабости к «врагам социалистического строя», Андропов все громче и «грознее» выступал на словах против небольшой группы смелых, умных и принципиальных людей, получивших название «диссиденты». Он не делал ни одного публичного выступления, чтобы не произнести в нем ритуальных торжественных слов в адрес большевизма и святости идей Ленина. Но в делах он был значительно более мягок, чем его предшественники на посту председателя КГБ. Если первый председатель КГБ Иван Серов, назначенный Хрущевым, прямо продолжал палаческую практику Сталина, Берии и Хрущева; при председателе КГБ Шелепине в стране были тысячи политзаключенных и начиналась «судебная психиатрия»; при следующем председателе - Семичастном великого писателя Бориса Пастернака шеф КГБ сравнил на собрании литераторов со свиньей и продолжал жестоко преследовать «инакомыслящих», - то при Андропове репрессии против диссидентов-писателей и журналистов, молодых и старых свободолюбцев чуть-чуть ослабели. Хотя некоторые политики, Косыгин например, требовали заключить Александра Солженицына или Андрея Сахарова в тюрьму или отправить в ссылку в самую холодную местность Сибири, Андропов и Брежнев, под его влиянием, не сделали этого… Был разрешен, хотя и ограниченный, выезд евреев на историческую родину - в Израиль.
<...>

Тайная дипломатия Андропова

Старинное слово «дипломатия», означающее некую совокупность невоенных мероприятий, приемов и методов, которые применялись с древности странами и монархами для решения целей своей внешней политики, за последние три-четыре века приобрело еще один, новый оттенок или эпитет - «тайная». Тайную дипломатию, наряду с официальной деятельностью глав государств и правительств, министров и ведомств иностранных дел, дипломатических представительств и делегаций на международных и двусторонних переговорах, мог осуществлять по личному поручению того, кто стоял у власти, кто угодно, не обязательно профессиональный дипломат. Как правило, ею занимались разведчики, ученые, писатели. В том числе это были такие выдающиеся классики мировой литературы, как Карон де Бомарше, Даниэль Дефо и Джонатан Свифт.
<...>

Давно определено, что дипломатия, тайная и явная, есть искусство возможного. Судьба Юрия Владимировича Андропова сложилась так, что больше половины своей жизни он профессионально владел этим искусством, оставаясь лишь короткое время учеником, а затем стал маэстро дипломатии - сначала явной, а затем, до конца жизни, тайной, но весьма успешной. Его первым учителем и покровителем на этой ниве стал человек, вообще сыгравший решающую роль в его жизни, - Отто Вильгельмович Куусинен. Отто-Вилли, как называли его те, кто знал его очно или заочно, был личностью весьма неординарной.
<...>

Излагая кратко биографию Отто Вильгельмовича Куусинена, его принадлежность к подпольной и разведывательной деятельности Коминтерна, направленной на разжигание мировой революции и беспорядков во всех странах мира, а затем его работу в верхушке ЦК КПСС, посвященной, очевидно, той же цели, я хотел бы обратить внимание прежде всего на то, что именно Куусинен был тем крупным, международного масштаба деятелем, который первым стал покровительствовать Андропову.

Куусинен, пользуясь своими скрытыми, но достаточно близкими отношениями со Сталиным, сумел вытащить Юрия Владимировича из «ленинградского дела», главные партийные фигуранты которого в Ленинграде и по всему северо-западу страны были расстреляны или репрессированы в 1949-1950 годах. Андропов остался в живых и стал вторым секретарем партийной организации Карело-Финской союзной республики. В этом проявилось то обстоятельство, что видный деятель КПСС и Коминтерна явно «положил глаз», что называется, на молодого и талантливого партийца Андропова. Он явно увидел в нем, как и Сталин, достаточно перспективного деятеля. Юрий Владимирович был моложе Отто-Виллио на тридцать три года и стал любимым учеником Куусинена.
<...>




В 60-х годах особенно рельефно проявлялась двойственность Андропова. С одной стороны, его сторонники и поклонники в партийном аппарате и обществе стали делать ему рекламу как либералу и доброжелательному политику, а с другой - в его официальных высказываниях и выступлениях неизменно звучала большевистская непреклонность и жесткость. Я думаю, что это нельзя назвать двуличием. Он был просто живой и сомневающийся человек, размышляющий над всем тем, что ему приходилось видеть и переживать. Его сознание подвергалось эволюции. Он еще не стал под влиянием своего позднейшего окружения и борьбы за власть, а также болезней упертым догматиком, каким казался после 1977 года, и то не до конца. Но об этом речь еще впереди.

Сейчас я хотел бы обратиться к его опыту и тайной дипломатии в месяцы Пражской весны и сразу после нее. Ведь к лету 1968 года он уже год находился во главе КГБ и начинал кое-что понимать в деятельности этой организации. Кроме того, он был абсолютно доверенным человеком генсека КПСС Брежнева, и от его информации, позиции на основе этой информации зависело очень многое в подходе советского руководства к «социализму с человеческим лицом», стремящемуся утвердиться в центре Европы.

Разумеется, в тоталитарной системе координат отнюдь не главе секретных служб принадлежало решающее слово. Также и так называемое «коллективное руководство» Коммунистической партией Советского Союза было весьма далеко от окончательных решений. Основная ответственность лежала на генсеке Брежневе. Со всех сторон на Брежнева наседали представители самых разных сил - от консервативно-милитаристских, интернационалистов сталинского толка, составлявших большинство в советском руководстве и возглавлявших тогда «братские социалистические страны» - типа Вальтера Ульбрихта в ГДР и Вацлава Гомулки в Польше, - до либеральных реформаторов, оставшихся от эры Хрущева.

Я не собираюсь излагать здесь полную хронологию событий 1968-1969 годов в Чехословакии и Советском Союзе. Мне хотелось бы отметить лишь методологию действий Андропова. Не претендуя на истину в конечной инстанции, сообщу лишь то, что стало мне известно из первых рук - от крупных советских разведчиков. Одним из них был мой отец, тогда почти шестидесятилетний полковник Синицын, проработавший во внешней разведке к тому времени тридцать лет. Другим стал мой старый знакомый, известный разведчик, тоже полковник Василий Романович Ситников. Несколько выше я уже представлял его читателю.
<...>

Кто же брал на себя функцию окончательного суждения и приговора о степени «антисоциалистического перерождения» и необходимости в связи с ним введения войск стран Варшавского договора? Разумеется, Москва в лице политбюро ЦК КПСС и его «ленинского» руководства…

Осенью 1969 года, когда положение в ЧССР еще не стабилизировалось до конца, Гусак позвонил Андропову и просил председателя КГБ назначить полковника Елисея Синицына главой представительства КГБ и МВД СССР в Чехословакии. Юрий Владимирович немедленно согласился и предложил осуществлять через него обмен конфиденциальной информацией, то есть наладить тайный канал связи первого секретаря ЦК КПЧ с генсеком Брежневым. Г. Гусак и В. Биляк, видимо, также именно это и имели в виду.

Эмиссару Москвы еще до конца 1969 года пришлось выехать в Прагу. Он проработал в Чехословакии одиннадцать лет, до 1981 года, и все это время осуществлял прямую связь между Брежневым и Андроповым - с одной стороны и Гусаком - с другой. Советские послы в Праге об этом не знали… Что же такое тайный канал в современных международных отношениях и насколько он распространен?

По моему представлению, это исключительно важный инструмент внешней политики государств. «Тайным каналом» был и сам Андропов, когда вел конфиденциальные переговоры с Яношем Кадаром и Ференцем Мюннихом в обход официальных представителей венгерского правительства и многочисленных советских визитеров в Будапешт. Ведь надежность канала может быть достигнута лишь тогда, когда не допускаются утечки информации. Только в этом случае можно добиться того, что высшие руководители двух стран будут испытывать друг к другу доверие, могут говорить откровенно, не ставя под угрозу свой престиж и положение в системе власти своей страны.

Классическим тайным каналом стала связь Андропова и Брежнева с Гусаком и Биляком в обход официальных послов, аппаратов Министерства иностранных дел, отделов ЦК КПСС. Шифровки из Праги, с мнениями руководителей КПЧ по самым острым вопросам, ложились непосредственно на стол Андропова и передавались им Брежневу из рук в руки. Таким образом, сохранялась не только полная конфиденциальность общения высших руководителей ЧССР и СССР, но и достигалась высокая скорость принятия решений по взаимным просьбам сторон.

Вероятно, Юрий Владимирович учел эффективность тайного канала между Москвой и Прагой, когда получал разрешение Брежнева на организацию доверительной прямой связи между руководителями СССР и Западной Германии. Произошло это в конце 1969 года, хотя сама идея информационного прямого канала с ФРГ возникла у Андропова в конце 1967 года.

В то время отношения между СССР и ФРГ были довольно сложными и даже неприязненными. Андропов, как талантливый политик, понимал, что пора начинать строить «общий дом - Европу», и полагал, что на Европейском континенте главным партнером Советского Союза в деле разрядки и мирного сближения государств может быть только Западная Германия. Он ясно видел перспективу развития внешнеполитических приоритетов СССР и стран Варшавского договора, понимал, что без решительного улучшения отношений с ФРГ политика конфронтации будет только возрастать.

После того как Андропов в 1967 году был назначен председателем КГБ, он произвел на основе информации, имевшейся как во внешних, так и во внутренних подразделениях этой мощной организации, оценку всех направлений внешней политики СССР. Один из выводов, который он сделал, заключался в том, что советскому руководству следует быстро, в течение года-двух, добиться установления совершенно новых отношений с Бонном. Это должен быть прямой, доверительный и честный канал к самому политическому «верху» в Западной Германии. Но такие конфиденциальные отношения между высшими руководителями двух стран необходимо было осуществлять в обход всех внешнеполитических ведомств и аппарата ЦК КПСС, которые были консервативны и малоподвижны, заражены германофобией.

Вторым условием организации такого канала было то, что немцы не должны были воспринимать его как желание вбить клин между ними и Америкой. Андропов понимал, что Бонн, разумеется, проинформирует Вашингтон, где без особого удовольствия будут воспринимать прямой контакт между руководством Советского Союза и ФРГ. В то же время нормальное функционирование такого канала должно показать и немцам, и американцам искреннее желание Москвы смягчить обстановку в мире после эскапад Хрущева, стучащего ботинком в ООН, и его угрозы развязать ядерную войну в случае попыток изгнать СССР с Кубы и раздавить Остров свободы в Западном полушарии.

Юрий Владимирович поручил эту деликатную миссию одному из самых талантливых людей в КГБ, с которым я познакомился, когда пришел работать на Лубянку. Это был относительно молодой генерал Вячеслав Ервандович Кеворков. Он работал в конце 60-х годов, когда начал везти этот тяжелый и небезопасный воз, во 2-м Главном управлении, занимавшемся не внешней разведкой, как, казалось бы, более приспособленной для международных операций, а внутренними, контрразведывательными делами. Молодой армейский офицер, получивший блестящее образование в знаменитом тогда ВИИЯ - Военном институте иностранных языков, Кеворков пришел в КГБ, когда Хрущев громил эту организацию и очищал ее от воспитанников Берии и Абакумова.
<...>

Я полагаю, что Вячеслав Кеворков постигал военно-дипломатические науки как раз в те блестящие годы советского офицерского образования. Слава свободно и в нюансах знал немецкий язык. Среди его знакомых были как советские журналисты-международники, так и корреспонденты западногерманских газет и журналов в Москве. Именно поэтому выбор Андропова пал на Кеворкова. Поскольку устройство тайного канала не позволяло генералу часто выезжать одному в Западную Германию, где его появление могло привлечь к нему нежелательное внимание прессы и многочисленных разведок, Кеворков взял себе в партнеры известного московского журналиста Валерия Леднева. В некоторых случаях специальный корреспондент газеты «Советская культура», а затем «Литературной газеты» Леднев, часто бывавший по журналистским делам в командировках в Западной Германии, служил Кеворкову в ФРГ и Западном Берлине прикрытием от чужих любопытных глаз. Леднев не был сотрудником КГБ, но Андропов разрешил его участие в тайном канале под ответственность Кеворкова.

Я не буду излагать ход этой блестящей длительной операции, продолжавшейся до 1982 года, когда Андропов перешел из КГБ в ЦК КПСС. Отмечу главное в ней - эта неформальная секретная связь между руководителями в Москве и Бонне, возможно, сказалась на истории всего XX века, поскольку весьма ускорила позитивные процессы в Европе, приведшие к некоторому примирению между Россией и Германией, нормализации отношений между Западом и Востоком. Обо всей этой истории генерал Кеворков издал в Москве в 1997 году интересную и с большим юмором написанную книгу под названием «Тайный канал». В ней он рассказывает, как советскому руководству удалось выйти через него на контакты с канцлером ФРГ Вилли Брандтом. Вилли Брандт и руководство социал-либеральной правящей коалиции в Западной Германии поручили всю конкретную работу по организации тайных связей с Москвой одному из самых ярких политиков международной социал-демократии Эгону Бару, бывшему в те времена статс-секретарем ведомства федерального канцлера.
<...>




Тайный канал продолжал функционировать. Однажды я косвенно соприкоснулся с ним, когда 13 февраля 1974 года лауреат Нобелевской премии писатель Александр Солженицын был выдворен «компетентными органами» из СССР. Но задолго до этого аспирант Академии общественных наук, то есть я, и председатель КГБ Андропов во время одной из наших неформальных товарищеских встреч на служебной квартире довольно спокойно обсудили творчество опального писателя. И Андропов, и я очень высоко оценили первую опубликованную в СССР повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Именно в связи с этим произведением Юрий Владимирович выразил глубокую печаль из-за того, что на пике сталинских послевоенных репрессий в тюрьмах и лагерях Советского Союза единовременно находилось десять миллионов человек.

Андропову, как и мне, очень нравился рассказ Солженицына «Матренин двор». Я находил его гениальным, а Юрий Владимирович слегка посмеивался над моей увлеченностью, но не отрицал силы этого произведения. Талант писателя был неоспорим и в других его творениях - «В круге первом», «Раковом корпусе». Мне прислали их с доверенной оказией из Праги, где они, в изданиях на русском языке зарубежных центров тогдашней психологической войны против СССР, легче распространялись и тайными путями вывозились в Советский Союз. Но меня предупредили, чтобы я, во-первых, не давал книги Солженицына никому читать, а во-вторых, ни с кем, даже самыми близкими друзьями, не смел обсуждать эту запрещенную в СССР литературу. Аргументировалось это тем, что в числе моих лучших друзей может оказаться какой-либо агент КГБ, который «настучит» на меня, и начнутся разбирательства моего антипартийного поведения на всех уровнях.

И невдомек было щедрому дарителю, что я не только презрел его опасения, но и поделился своим мнением о творчестве Солженицына с самым главным кагэбэшником Советского Союза. К чести Андропова, он не «настучал» на меня в 5-е управление, а лишь горестно сказал: «Я так и думал, что интеллигенция взахлеб читает Солженицына, а наши партаппаратчики не способны вдумчиво прочитать ни одной строчки этого писателя, чтобы понять - патологического антисоветизма у него нет!»

Когда я уже работал помощником Юрия Владимировича по политбюро, то мне было известно, что вопрос о разного рода репрессалиях против Солженицына стал предметом борьбы за власть в высшем руководстве Советского Союза. Подгорный, Косыгин и Суслов, то есть три следующих за генсеком лица в государстве, хотели ослабить позиции Брежнева в партии и на мировой арене. Именно поэтому они настаивали на жестоком наказании писателя - заключении его в тюрьму, высылке в отдаленные районы за полярным кругом и т. п. Чтобы одновременно скомпрометировать Андропова, набиравшего, по их мнению, слишком большую для них силу, его враги в политбюро постарались перевалить на председателя КГБ всю ответственность за публичные репрессии против Солженицына.

За рубежом авторитет лауреата Нобелевской премии по литературе за 1970 год только возрастал. Мировые величины культуры Генрих Белль и Мстислав Ростропович выступали за свободу творчества Солженицына и за его физическую свободу. Вилли Брандт, интеллигентнейший и добрейший человек, сам переживший эмиграцию в годы господства Гитлера над Германией, несколько раз обращался по тайному каналу к Брежневу с просьбой отвести угрозу от писателя и дать ему возможность выехать на Запад. Андропов также был за осуществление этой идеи, хотя его и клевали «ястребы» на политбюро за либерализм и потворствование антисоветчику. Особенно старались Подгорный и Косыгин.

Точка зрения Андропова и Брежнева победила. Солженицына не посадили в тюрьму и не сослали в Сибирь. Договорившись по тайному каналу с Баром и Брандтом, Брежнев согласился выпустить писателя в ФРГ. С грозными, но фактически пустыми формулировками ТАСС и газета «Правда» сообщили, что 13 февраля 1974 года писателя выслали рейсом «Аэрофлота» Москва - Франкфурт-на-Майне в Западную Германию. Благодаря Андропову Солженицын получил возможность вскоре соединиться со своей семьей и получил разрешение на вывоз за границу своего огромного и ценного архива.


В день депортации лауреата Нобелевской премии и публикации Указа Президиума Верховного Совета СССР о лишении его советского гражданства произошла еще одна история, носившая скорее курьезный характер. Случайно, задолго до высылки Солженицына, на тот же день в самом почетном месте для деятелей культуры и политики - в Колонном зале Дома союзов, расположенного в центре Москвы, была назначена встреча читателей с очень популярным поэтом Евгением Евтушенко. Евтушенко славился своим вольнодумством. Вероятно, поэтому, опасаясь превращения вечернего сольного концерта поэта в манифестацию московской интеллигенции против утренней высылки Солженицына, 5-е управление КГБ через учреждения политической цензуры отменило вечернюю встречу Евтушенко с читателями.

Поэт узнал днем 13 февраля о высылке любимого писателя и отмене собственного концерта. Евтушенко был разъярен. Он позвонил по имевшемуся у него прямому номеру телефона в кабинет Андропова и выразил ему свое глубочайшее возмущение обоими фактами. Я стал невольным свидетелем этого разговора, докладывая Юрию Владимировичу очередные бумаги политбюро.

Андропов мрачно выслушал известного ему, видимо, не только заочно поэта. Настроение у него, понятно, в тот день было отвратительным. Но он любезно сказал Евгению Евтушенко: «Ну что ты, Женя! Если хочешь поговорить, то приходи ко мне сейчас!» На другом конце провода, видимо, не знали, что ответить на приглашение грозного председателя КГБ. В трубке раздались гудки отбоя. Юрий Владимирович продемонстрировал мне эту трубку с прерывистыми гудками и обиженно сказал: «И что это он так испугался?! Я ведь действительно хотел с ним только поговорить!..»

Как я узнал на следующий день, Евтушенко тогда отнюдь не проявил храбрости. Он исчез из Москвы и спрятался где-то у друзей в деревне, опасаясь, видимо, недреманного ока КГБ. По этому поводу Филипп Денисович Бобков, начальник 5-го управления, только загадочно улыбался…

Намеревался Андропов повторить свой успешный опыт тайного канала в ФРГ и на главном направлении внешнеполитических усилий СССР - с Соединенными Штатами Америки. Он стремился к созданию такого климата в отношениях между супердержавами, чтобы легко пошли переговоры о сокращении гонки вооружений. Однако с американцами кремлевско-лубянская интрига дала сбой. В главные письмоносцы Юрий Владимирович выбрал лично известного Брежневу, своего бывшего консультанта еще в отделе соцстран ЦК Георгия Арбатова. Арбатов к середине 70-х годов был уже действительным членом Академии наук СССР, директором специально созданного «под него» Института США и Канады АН. Арбатов не только продолжал неформальные контакты с Андроповым, был вхож к генеральному секретарю ЦК и в круг его помощников-международников, но и часто принимал участие в коллективной подготовке докладов и выступлений Брежнева, других важнейших партийных документов в части, касавшейся отношений с Вашингтоном.

Юрий Владимирович ничего не делал с кондачка, особенно если это могло коснуться его коллег по политбюро. Организация тайного канала в Белый дом Вашингтона, тем более через Государственный департамент США, напрямую затрагивала Громыко, который считал себя американистом еще с тех пор, как при Сталине служил советским послом в Вашингтоне. Помимо Громыко, деятельность тайного канала обязательно вызывала бы острое недовольство еще одной влиятельной фигуры на советском внешнеполитическом олимпе - тогдашнего посла СССР в США Анатолия Добрынина, неизбежно ограничив его прямые контакты с верхушкой США. Отношения между министром иностранных дел, американистом, и послом в США, ведшим практические отношения с Америкой, были весьма напряженными и далекими от дружеских. Поэтому посол все время порывался напрямую выходить к уху генсека, но Громыко успешно пресекал его попытки, требуя от Добрынина субординации. Банальный нелюбовный треугольник дополнял первый заместитель министра иностранных дел Георгий Маркович Корниенко. Корниенко тоже считал себя американистом и в действительности прослужил на главном фронте холодной войны сорок лет. Он был выходцем из разведки - молотовского Комитета информации начала 50-х годов. Громыко и Корниенко боялись умного и энергичного Добрынина, которого очень любил и ценил Брежнев. Поэтому министр и его первый зам старались как можно дольше держать Добрынина подальше от Москвы - в Вашингтоне. Талантливый дипломат, отозванный с главного направления, явно мог занять место одного из них.

Зная об этом сложном раскладе сил американистов на верхушке МИДа и желая проложить тайный канал в Вашингтон под эгидой КГБ, Юрий Владимирович через своего доверенного человека в аппарате помощников Брежнева - Андрея Михайловича Александрова-Агентова - подготовил Леонида Ильича к разговору о возможной линии секретных контактов с руководством США. Генсек дал осторожное согласие.
<...>

Источник: Синицин И.Е. Андропов вблизи: воспоминания о временах оттепели и застоя. - М. : Центрполиграф, 2015.

См. также:


- Синицын, Елисей Тихонович // Википедия Скриншот
     Елисе́й Ти́хонович Сини́цын (8 июня 1909, Хотеж Вторая, Смоленская губерния - 31 марта 1995, Москва) - советский разведчик, генерал-майор КГБ СССР. <...>
     Интересные факты
     Публицист Олег Греченевский считает, что тайным агентом Синицына был Ю. В. Андропов[7].
     Сын Синицына, журналист-международник Игорь[8] работал помощником Ю.В. Андропова и написал мемуары, в том числе про своего отца[9].

- 29.10.2015 Андропов и госбанки как центры управления страной // ttolk.ru voiks
     Бывший помощник Андропова Игорь Синицын оставил небольшие воспоминания, как глава КГБ планировал реформировать страну. КПСС и министерства потеряли бы власть в стране, а руководство перешло бы к госбанкам. Идеалом же он видел Венгрию, которая в наибольшей степени пошла на конвергенцию с Западом.

- 31.03.2015 Как высылали Солженицына // voiks
     Рассказ полковника группы «А» Олега Балашова

- 25.04.2012 Поэт на договоре. Валерия Новодворская о Евгении Евтушенко // voiks
     Второй подвиг случился, когда взяли Солженицына. Андропов был страшным человеком. Сначала Евтушенко ему позвонил (и его соединили!), оторвал от заседания Политбюро и обещал, если Солженицыну дадут срок, повеситься у дверей Лубянки. Андропов радушно пригласил это сделать, сославшись на крепость лубянских лип. Но задумался. Во второй раз поэт обещал защищать Солженицына на баррикадах. Андропов предложил проспаться, но он был умен и понимал, что посадить Солженицына - большая головная боль и конфронтация с Западом. И выходку Евтушенко он использовал, чтобы убедить Политбюро выслать, а не сажать.

- 25.12.2011 Людмила Осокина: Тайна «Бабьего Яра» // voiks
     Рассказ о том, кто на самом деле написал стих. Евтушенко "Бабий Яр"



- 25.05.2010 Н. А. Щелоков и А. И. Солженицын // voiks
     После известия о присуждении писателю Нобелевской премии в КГБ был подготовлен проект Указа Президиума Верховного Совета СССР «о выдворении Солженицына из пределов СССР» и лишении его советского гражданства. В своей книге «Андропов» Р. А. Медведев приводит записку Р. А. Руденко и Ю. В. Андропова секретарям ЦК, где, в частности, отмечалось: «Проживание Солженицына в стране после вручения ему Нобелевской премии укрепит его позиции и позволит активнее пропагандировать свои взгляды… Выдворение Солженицына из Советского Союза лишит его этой позиции - позиции внутреннего эмигранта и всех преимуществ, связанных с этим… Сам же акт выдворения вызовет кратковременную антисоветскую кампанию за рубежом с участием некоторых органов коммунистической прессы… Взвесив все обстоятельства, считали бы целесообразным решить вопрос о выдворении Солженицына из пределов Советского государства»[123].
     За Солженицыным было установлено наблюдение. В отношении его предлагались и более жесткие, суровые меры. В этой ситуации Щелоков занял иную позицию. Министр внутренних дел подготовил и передал лично Л. И. Брежневу записку «К вопросу о Солженицыне». С позиции нынешнего дня, очевидно, что предложенное Щелоковым решение «проблемы Солженицына» было наиболее правильным в тех условиях.

- 11.03.2019 Вячеслав Матузов: Михаил Горбачев - пешка в плане по развалу СССР // voiks
- 17.11.2019 Нити ведут к Андропову и Примакову // voiks