Ну и в заключение прочтения
сборника воспоминаний... немного о небезызвестном генерале Розанове, который подавлял Енисейское восстание в 1919 г. и прославился приказами о заложниках, сожжениями деревень и прочими "эксцессами", к которым, как знает каждый беляк, Колчак никакого отношения не имел.
У автора воспоминаний были лыжи, которые привез из тайги. Добежал до первой заставы, предупредил бойцов, те побежали в город. Сам встал на лыжи и пошел в тайгу. Мороз, снег, поземка. А на заре атаман Розанов с сотней казаков вошел в Енисейск и много истребил народу; на постоялых дворах порубили и крестьян, которые приехали на базар (С. 272).
____ ____ ____
Из Енисейска приехал атаман Розанов, привез четырех арестованных. Знакомые все: Архипов, оружейник, Петр Великтов (?), Василий Шишкин, Незамаев. Незамаев стал закручивать папироску, на пальцах ногти подрезаны, цвет синий - пытали. Когда пошли расстреливать, Архипов снял шапку, оставил в камере: кто останется живой, помяните Архипова. Казаков выстроили на площади, ораторы полезли на трибуну. Открыли камеру, вызвали Залукаева, берет шинель и опорки, говорят - не надо. Так босиком и пошел в кабинет Розанова. Он в гусарской форме с аксельбантами. Открыл большую книгу, спросил, где служил. Приказал дать сто плетей. Положили - и давай шпарить, изрубили всю спину до задницы; встать не может, палачи утащили в камеру. Дополз до нар, лег, тело горит, как из печки выбрался. Ни на бок, ни ничком - лежать невозможно. Многие в камере приняли эту кару. Вновь вызывают Залукаева, стал против стола, кровь течет. Объявляют, что отпускают. «Премного благодарен», идти не в чем, одежда плохая. Так в старой шинели и опорках бежал домой 45 километров. Жена не пускает - голос после порки изменился. Три месяца болел, жена баню топила, чтобы корки отмочить, мелкими кусочками отпадали. (С. 274)
____ ____ ____
Генерал Розанов, бывший в Красноярске начальником военного района, решил применить для борьбы с партизанами заложничество. Все сидевшие в тюрьме за большевистский «бунт» были объявлены заложниками, о чем было сообщено в официальной правительственной газете, что за каждый налет партизан, в чем бы он ни выразился, из тюрьмы будут выводить от 3 до 20 большевиков. Хотя расстрелы продолжались и до приказа. Через месяц, 10 мая 1919 года, из тюрьмы было выведено и расстреляно девять человек заложников, вскоре расстреляли еще десять человек. Город поднял вой. Полетели телеграммы и ходатайства в Омск к Колчаку и Вологодскому. С месяц заложников не трогали, затем расстреляли еще восемь человек. После этого Розанов отменил приказ (С. 277).
___ ____ ____
28 марта 1919 г. в листовке уполномоченного по охране порядка и спокойствия в Енисейской губернии и части Иркутской генерал-лейтенанта С. Н. Розанова был опубликован приказ о заложниках (приказ подписан 27 марта): «Правительственные войска ведут борьбу с бандами разбойников… Все это заставляет отвергнуть те общие моральные принципы, которые применимы к врагу на войне. Тюрьмы полны вожаками этих убийц. Приказываю: содержащихся в тюрьмах большевиков и разбойников считать заложниками… За каждое преступление, совершенное в данном районе, расстреливать из местных заложников от 3-х до 20-ти человек. Приказ этот ввести в действие по телеграфу» (С. 421).
Ну, а что Розанов творил в Красноярском военном городке,
уже рассказывалось. И это еще не самое страшное. Арестованных и партизан ведь регулярно пытали-с.
Молчанова вызвали на допрос на следующий день. В комнате находились Рудов, начальник контрразведки эсер Пикулевич, прапорщики Головко и Насонов, двое следователей и несколько экзекутов. Из вопросов понял, что арест связан с разгромом отряда Копылова. Гудов торжественно зачитал письмо Молчанова на имя Копылова, ознакомив всю свору с директивой комитета о взрыве железнодорожных мостов. Все это сопровождалось рукоприкладством Рудова. По окончании читки приступили к истязанию. Повалили на пол, на голову накинули полушубок, снятый с арестованного, сели на руки и ноги, стали бить шомполами, по два, по три - они были связаны, чтоб не гнулись. В чувство приводили холодной водой и каким-то остропахнущим раствором. Так длилось почти до утра (С. 288).
____ ____ ____
Гуляли каратели, пили. Хмель дурманил их, а жажда крови усиливалась. Начался новый допрос (третий по счету), сопровождавшийся более тяжелыми пытками, чем плети. Палачи озверели окончательно, мучили и издевались, как хотели. Так, например, Посяковскому вывернули суставы рук, Суркову за упорное молчание отрезали язык, Мощинскому Платону выдергали ногти, другим запус кали под ногти булавки, отрезали носы, уши. Когда очередь дошла до меня, начали вновь допрашивать и, на мое упорное молчание, сначала били шомполами по голове, приговаривая: „Скажешь, сволочь красная, или нет? На же тебе!..“ И вновь шомполы впивались в измученное тело, и когда они видели, что я слабел, терял силы и сознание, садили на табуретку, поили водой и предлагали „по-добру“ во всем сознаться. На мой ответ „я ничего не знаю“ один палач подскочил со щипцами, другие захватили руками голову и зажали, как тисками, и палач начал выламывать и выдергивать зубы (я потерял на пытке семь зубов). Я свалился, не помня себя от боли, захлебываясь кровью. По-видимому, я кричал, припоминаю смутно, что мне один из них затыкал рот какой-то тряпкой, приговаривая: „Покушай, красная собака, авось подавишься“ (С. 301).