Военная история России XIX-XX веков. СПб., 2015
А. С. Кручинин
«Я боюсь только одного Бога»: страница униформологии Гражданской войны
Период Гражданской войны в России трудно назвать «темными веками» (годами), поскольку объем исторических источников, относящихся к этой эпохе, достаточно велик и многие источники еще ждут своего исследователя и публикатора. Тем не менее немало эпизодов борьбы революционных и контрреволюционных сил на поверку оказываются весьма слабо документированными, а предположения и выводы о них приходится то и дело строить на основании отрывочных, заведомо неполных и не всегда согласующихся друг с другом свидетельств. Относится это и к формоведению (униформологии), которое, в условиях широко развитого формотворчества и даже, можно сказать, «униформологического произвола» и хаоса Гражданской войны, получает, казалось бы, обширное поле для исследований, однако зачастую вынуждено довольствоваться свидетельствами довольно «темными». С этим приходится столкнуться и в связи с вопросом о существовании одного из нарукавных знаков, мода на которые была весьма распространена в этот период, в том числе и в Вооруженных силах Юга России.
В воспоминаниях «червоных казаков» 8‑й кавалерийской дивизии В. М. Примакова, относящихся к операциям на Перекопском перешейке весною 1920 г., рассказывается о встрече в бою с «офицерским полком»: «На рукавах у офицеров на фоне черного сердца надпись: «Не боюсь никого, кроме Бога одного»». Рассказ можно принять за анекдот или сознательный вымысел в пропагандистских целях (следующая же фраза: ««Врешь, червонцев испугаешься!» - кричали казаки, кроша молящих о пощаде офицеров») [1], и пропагандистский элемент тут безусловно есть, потому что в конной атаке прочитать надпись на рукаве противника довольно затруднительно; однако упоминание о похожем девизе есть и в гораздо менее идеологизирован-
ном источнике. /188/
Телефонист 136‑го пехотного Таганрогского полка, перебежавший к красным на Перекопе 3/16 апреля, показал, в частности, что среди войск боевого участка, которым командовал генерал Р. М. Тунеберг, имелся полк с подобными знаками различия: «У солдат <…> на левом рукаве надпись я боюсь только одного Бога» [2]. Перебежчик считал эту часть 1‑м Сводным полком Государственной стражи, действительно существовавшим в этот период, но версия о специальной нашивке со столь гордым девизом для стражников (фактически - сельской полиции, выведенной на фронт в угрожающую минуту, когда в бой направлялось все, что только возможно) кажется все‑таки сомнительной, тем более, что сам телефонист принадлежал к другому полку и не мог точно восстановить даже состав группы Тунеберга («…и неизвестные перебежчику части»). С другой стороны, определенная близость перебежчика к штабу своего полка позволяет предположить его сравнительно неплохую информированность; описание же отличительных знаков, помогающее идентифицировать части противника, всегда, если только появлялась возможность, точно фиксировалось - срв. в другой сводке: «Среди всех войск есть и Корниловцы (которые на рукавах с надписью «Корниловцы»)» [3]. Таким образом, текст на загадочной нарукавной нашивке как будто можно считать установленным. /189/
Согласно этому распоряжению, основу бригады 12‑й дивизии должны были составить бывший «Сводный карательный отряд» и «отряд 2‑го боевого сектора укрепленного Одесского района»; бригаде придавались Конно-туземный дивизион и эскадрон Таврического губернского конного отряда, а в качестве бригадной артиллерии - батарея лейб-гвардии Тяжелого артиллерийского дивизиона [6] (позже артиллерия была усилена 6‑й батареей Алексеевской артиллерийской бригады; формирование при бригаде собственного артиллерийского взвода также должно было развернуться, но результаты его кажутся сомнительными). Недоформированная бригада в составе 1‑го Сводного полка (два батальона по две роты) и двухсотенного конного дивизиона в марте - апреле принимала участие в боевых действиях на Перекопе в составе боевого участка генерала Тунеберга, где неоднократно отличалась и понесла тяжелые потери; в ходе реорганизации армии новым главнокомандующим генералом П. Н. Врангелем бригада была расформирована с обращением ее чинов на пополнение Дроздовской дивизии (в приказе Врангеля от 16/29 апреля говорилось лишь об одном «Сводном полку 12 пех [отной] дивизии» [7]; на момент расформирования 1‑го Сводного полка - 25 апреля / 8 мая - в нем насчитывалось 59 офицеров и 316 нижних чинов [8]).
В сохранившихся приказах по бригаде нет указаний на введение полковником Ильиным или генералом Слащовым нарукавных нашивок с девизом; более того, общее состояние обмундирования в бригаде представляется довольно скверным. «Принять энергичные меры, чтобы все офицеры, чиновники и солдаты немедленно нашили погоны сообразно своим чинам и званиям, начертив их в крайнем случае химическим карандашом, а также срочно заготовить деревянные кокарды, обтянув их белой материей», - приказывал Ильин 13/26 марта [9]. Однако, как ни парадоксально, именно нищета могла подтолкнуть начальника бригады к изобретению новых отличительных знаков - неплохого инструмента для сплачивания чинов его новосформированных частей.
В самом деле, элементы униформы могли становиться предметом гордости их носителей и зависти «прочих» - сравним рассказ солдата, зафиксированный писательницей С. З. Федорченко (бывшей сестрой милосердия): «Лежал <в госпитале> с нами один корниловец, рукавом все хвалился: мертвая голова у него на рукаве нашита была, беды не чуял. Все храбрость рассказывал, зверства («зверства» могут быть данью времени - цитируемая часть книги «Народ на во-/190/-йне» готовилась к печати в СССР в 1925-1927 гг. - А. К.), веселился. А тут красные, а тут к нам опрос. Нас не трогают, офицеров волочат куда‑то. К этой мертвой голове с опросом, - нижний чин, говорит, такого‑то простого полка. Про рукавчик ни гу-гу, и мы молчим до поры. Как от окошечка писарек такой рыженький, рябоватенький. «Докладаю, - говорит, - что он корниловец с мертвой головой, и потому, - говорит, - докладаю, что всю, - говорит, - он мою кровь насмешками распалил» [10].
Известны и свидетельства непосредственных участников войны о влиянии внешнего вида войск на их «популярность»: «Убежден, <…> что большое число добровольцев, записавшихся в Белозерский
полк, объясняется главным образом тем обстоятельством, что на параде в день приезда главнокомандующего белозерцы произвели впечатление своими касками» [11], - или: «Музыкантов нарядили в синие штаны и каски. Это произвело фурор среди публики, и в нашу батарею явилось человек шесть добровольцев» [12].
Все это вполне соответствует требованиям Ильина: «Новички, прибывшие в бригаду, должны гордиться нашей славой и доблестью части, должны преисполниться тем громадным духом самопожертвования и любви к Родине, которые царят во всех сердцах офицера и солдата бригады» [13]; для достижения подобной цели гордый девиз был бы как нельзя более кстати. С другой стороны, нашивка являлась слишком серьезным нововведением, требующим утверждения со стороны начальства, - но такового могло не состояться просто из‑за краткости срока существования бригады. А 17/30 апреля был издан приказ главнокомандующего, в котором Врангель специально отмечал: «Никаких неустановленных приказами отличий с разного рода надписями (NB! - А. К.) не допускаю» [14] (речь идет явно об «отличительных знаках», а не о наградах - «знаках отличия»). Засвидетельствовав встречавшееся в войсковых частях самостоятельное творчество начальников в области униформы, приказ одновременно должен был и положить предел этому явлению.
Возвращаясь к свидетельству мемуариста-«червонца», следует заметить, что нашивка в форме «сердца» на самом деле, скорее всего, представляла собою щиток «каплевидной», «миндалевидной», «древнерусской» формы, какие встречались даже в Корниловских частях, где установленная форма нарукавного щитка была более сложной [15]. Предположение, будто весь личный состав бригады или хотя бы одного пехотного полка имел нашивки из черной материи с довольно /190/ сложной надписью, не кажется нам правдоподобным, особенно в сопоставлении с отмеченной выше бедностью экипировки бригады, однако часть офицеров вполне могла носить примерно такие отличительные щитки, как вспоминает «червонец».
Таким образом, размышления над имеющимися скудными свидетельствами о форме обмундирования Сводной бригады 12‑й пехотной дивизии весною 1920 г. позволяют воссоздать на конкретном примере подлинную картину не только снабжения и экипировки Вооруженных сил Юга России в данный период, но и пестроты знаков различия и свободы инициативы отдельных начальников в этой области. Сам же девиз «Я боюсь только одного Бога» становится живым и ярким выражением боевого духа войск Слащова, отстоявших Крым в тяжелой зимне-весенней кампании и, по горделивому замечанию их командующего, тем самым «затянувших гражданскую войну на целый год» [16].
Список литературы
Мамонтов, Сергей Иванович. Походы и кони. Paris: YMCA-Press, [1981]. 476 с.
Червонное Казачество: 5 лет, 1918-1923: Сборник материалов по истории Червонного Казачества. [Харьков]: [Путь просвещения; Молодой рабочий], [1923]. 304 с.
Слащов, Яков Александрович. Крым в 1920 г.: Отрывки из воспоминаний. М.; Л.: Государственное Издательство, [1924]. 148 с.
Федорченко, София Захаровна. Народ на войне. М.: Советский писатель, 1990. 400 с.
Штейфон, Борис Александрович. Кризис добровольчества. Белград: Русская типография, 1928. 132 с.
References
Chervonnoe Kazachestvo: 5 let, 1918-1923: Sbornik materialov po istorii Chervonnogo Kazachestva [Red Cossaks: 5 years, 1918-1923: Materials on the history of the Red Cossaks]. Kharkov 1923.
Fedorchenko, Sofiya Zaharovna, Narod na voyne [People in the War]. Moscow 1990. Mamontov, Sergey Ivanovich, Pohody i koni [Campaigns and Horses], Paris 1981.
Shteyfon, Boris Aleksandrovich, Krisis dobrovol’chestva [Volunteer Movement Crisis]. Belgrad 1928.
Slaschov, Yakov Aleksandrovich, Krym v 1920 g.: Otryvki iz vospominaniy [Crimea in 1920: Excerpts from the memoires] Moscow Lemingrad 1924.
Примечания
1. Червонное Казачество. 5 лет, 1918-1923: Сборник материалов по истории Червонного Казачества. [Харьков]: [Путь просвещения; Молодой рабочий], [1923]. С. 286.
2. РГВА. Ф. 449. Оп. 1. Д. 10. Л. 83. /192/
3. Там же. Ф. 7682. Оп. 1. Д. 40. Л. 28 об.
4. Там же. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 76.
5. Там же. Ф. 39660. Оп. 1. Д. 219. Л. 170.
6. Там же. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 16.
7. Там же. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 178. Л. 13.
8. Там же. Ф. 39684. Оп. 1. Д. 12. Л. 66.
9. Там же. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 37 об.
10. Федорченко С. З. Народ на войне. М.: Советский писатель, 1990. С. 182.
11. Штейфон Б. А. Кризис добровольчества. Белград: Русская типография, 1928. С. 58.
12. Мамонтов С. И. Походы и кони. Paris: YMCA-Press, [1981]. С. 246.
13. РГВА. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 76 об.
14. Там же. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 178. Л. 14.
15. См. рисунок «А. В.» (А. Н. Воронецкого) в журнале: Донская Волна: Еженедельник
истории, литературы и сатиры. Ростов-на-Дону, 1918. № 5, 8 июля [старого стиля].
С. 3.
16. Слащов Я. А. Крым в 1920 г.: Отрывки из воспоминаний. М.; Л.: Государственное
издательство, [1924]. С. 41. /193/
Военная история России XIX-XX веков. Материалы VIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. А. В. Арановича, Д. Ю. Алексеева. Санкт-Петербург, 20-21 ноября 2015 г. Сб. научных статей. - СПб.: СПбГУПТД, 2015. С. 188-193.
Сборник легко нагуглить, но на всякий пожарный, пару статей из него перенес на другой сайт - мало ли. Советую заглянуть и интересующимся, там много всякого интересного есть.
Романов К.С. Губернаторский корпус Российской империи (1894-1917 гг.) // Военная история России XIX-XX веков. Материалы VIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. А. В. Арановича, Д. Ю. Алексеева. Санкт-Петербург, 20-21 ноября 2015 г.
Алексеев Д.Ю. 11‑я (4‑я Петроградская ) дивизия на Восточном фронте в 1918 г. // Военная история России XIX-XX веков. Материалы VIII Международной военно-исторической конференции. СПб., 2015. С. 167-187
«Я боюсь только одного Бога»: страница униформологии Гражданской войны
Период Гражданской войны в России трудно назвать «темными веками» (годами), поскольку объем исторических источников, относящихся к этой эпохе, достаточно велик и многие источники еще ждут своего исследователя и публикатора. Тем не менее немало эпизодов борьбы революционных и контрреволюционных сил на поверку оказываются весьма слабо документированными, а предположения и выводы о них приходится то и дело строить на основании отрывочных, заведомо неполных и не всегда согласующихся друг с другом свидетельств. Относится это и к формоведению (униформологии), которое, в условиях широко развитого формотворчества и даже, можно сказать, «униформологического произвола» и хаоса Гражданской войны, получает, казалось бы, обширное поле для исследований, однако зачастую вынуждено довольствоваться свидетельствами довольно «темными». С этим приходится столкнуться и в связи с вопросом о существовании одного из нарукавных знаков, мода на которые была весьма распространена в этот период, в том числе и в Вооруженных силах Юга России.
В воспоминаниях «червоных казаков» 8‑й кавалерийской дивизии В. М. Примакова, относящихся к операциям на Перекопском перешейке весною 1920 г., рассказывается о встрече в бою с «офицерским полком»: «На рукавах у офицеров на фоне черного сердца надпись: «Не боюсь никого, кроме Бога одного»». Рассказ можно принять за анекдот или сознательный вымысел в пропагандистских целях (следующая же фраза: ««Врешь, червонцев испугаешься!» - кричали казаки, кроша молящих о пощаде офицеров») [1], и пропагандистский элемент тут безусловно есть, потому что в конной атаке прочитать надпись на рукаве противника довольно затруднительно; однако упоминание о похожем девизе есть и в гораздо менее идеологизирован-
ном источнике. /188/
Телефонист 136‑го пехотного Таганрогского полка, перебежавший к красным на Перекопе 3/16 апреля, показал, в частности, что среди войск боевого участка, которым командовал генерал Р. М. Тунеберг, имелся полк с подобными знаками различия: «У солдат <…> на левом рукаве надпись я боюсь только одного Бога» [2]. Перебежчик считал эту часть 1‑м Сводным полком Государственной стражи, действительно существовавшим в этот период, но версия о специальной нашивке со столь гордым девизом для стражников (фактически - сельской полиции, выведенной на фронт в угрожающую минуту, когда в бой направлялось все, что только возможно) кажется все‑таки сомнительной, тем более, что сам телефонист принадлежал к другому полку и не мог точно восстановить даже состав группы Тунеберга («…и неизвестные перебежчику части»). С другой стороны, определенная близость перебежчика к штабу своего полка позволяет предположить его сравнительно неплохую информированность; описание же отличительных знаков, помогающее идентифицировать части противника, всегда, если только появлялась возможность, точно фиксировалось - срв. в другой сводке: «Среди всех войск есть и Корниловцы (которые на рукавах с надписью «Корниловцы»)» [3]. Таким образом, текст на загадочной нарукавной нашивке как будто можно считать установленным. /189/
Согласно этому распоряжению, основу бригады 12‑й дивизии должны были составить бывший «Сводный карательный отряд» и «отряд 2‑го боевого сектора укрепленного Одесского района»; бригаде придавались Конно-туземный дивизион и эскадрон Таврического губернского конного отряда, а в качестве бригадной артиллерии - батарея лейб-гвардии Тяжелого артиллерийского дивизиона [6] (позже артиллерия была усилена 6‑й батареей Алексеевской артиллерийской бригады; формирование при бригаде собственного артиллерийского взвода также должно было развернуться, но результаты его кажутся сомнительными). Недоформированная бригада в составе 1‑го Сводного полка (два батальона по две роты) и двухсотенного конного дивизиона в марте - апреле принимала участие в боевых действиях на Перекопе в составе боевого участка генерала Тунеберга, где неоднократно отличалась и понесла тяжелые потери; в ходе реорганизации армии новым главнокомандующим генералом П. Н. Врангелем бригада была расформирована с обращением ее чинов на пополнение Дроздовской дивизии (в приказе Врангеля от 16/29 апреля говорилось лишь об одном «Сводном полку 12 пех [отной] дивизии» [7]; на момент расформирования 1‑го Сводного полка - 25 апреля / 8 мая - в нем насчитывалось 59 офицеров и 316 нижних чинов [8]).
В сохранившихся приказах по бригаде нет указаний на введение полковником Ильиным или генералом Слащовым нарукавных нашивок с девизом; более того, общее состояние обмундирования в бригаде представляется довольно скверным. «Принять энергичные меры, чтобы все офицеры, чиновники и солдаты немедленно нашили погоны сообразно своим чинам и званиям, начертив их в крайнем случае химическим карандашом, а также срочно заготовить деревянные кокарды, обтянув их белой материей», - приказывал Ильин 13/26 марта [9]. Однако, как ни парадоксально, именно нищета могла подтолкнуть начальника бригады к изобретению новых отличительных знаков - неплохого инструмента для сплачивания чинов его новосформированных частей.
В самом деле, элементы униформы могли становиться предметом гордости их носителей и зависти «прочих» - сравним рассказ солдата, зафиксированный писательницей С. З. Федорченко (бывшей сестрой милосердия): «Лежал <в госпитале> с нами один корниловец, рукавом все хвалился: мертвая голова у него на рукаве нашита была, беды не чуял. Все храбрость рассказывал, зверства («зверства» могут быть данью времени - цитируемая часть книги «Народ на во-/190/-йне» готовилась к печати в СССР в 1925-1927 гг. - А. К.), веселился. А тут красные, а тут к нам опрос. Нас не трогают, офицеров волочат куда‑то. К этой мертвой голове с опросом, - нижний чин, говорит, такого‑то простого полка. Про рукавчик ни гу-гу, и мы молчим до поры. Как от окошечка писарек такой рыженький, рябоватенький. «Докладаю, - говорит, - что он корниловец с мертвой головой, и потому, - говорит, - докладаю, что всю, - говорит, - он мою кровь насмешками распалил» [10].
Известны и свидетельства непосредственных участников войны о влиянии внешнего вида войск на их «популярность»: «Убежден, <…> что большое число добровольцев, записавшихся в Белозерский
полк, объясняется главным образом тем обстоятельством, что на параде в день приезда главнокомандующего белозерцы произвели впечатление своими касками» [11], - или: «Музыкантов нарядили в синие штаны и каски. Это произвело фурор среди публики, и в нашу батарею явилось человек шесть добровольцев» [12].
Все это вполне соответствует требованиям Ильина: «Новички, прибывшие в бригаду, должны гордиться нашей славой и доблестью части, должны преисполниться тем громадным духом самопожертвования и любви к Родине, которые царят во всех сердцах офицера и солдата бригады» [13]; для достижения подобной цели гордый девиз был бы как нельзя более кстати. С другой стороны, нашивка являлась слишком серьезным нововведением, требующим утверждения со стороны начальства, - но такового могло не состояться просто из‑за краткости срока существования бригады. А 17/30 апреля был издан приказ главнокомандующего, в котором Врангель специально отмечал: «Никаких неустановленных приказами отличий с разного рода надписями (NB! - А. К.) не допускаю» [14] (речь идет явно об «отличительных знаках», а не о наградах - «знаках отличия»). Засвидетельствовав встречавшееся в войсковых частях самостоятельное творчество начальников в области униформы, приказ одновременно должен был и положить предел этому явлению.
Возвращаясь к свидетельству мемуариста-«червонца», следует заметить, что нашивка в форме «сердца» на самом деле, скорее всего, представляла собою щиток «каплевидной», «миндалевидной», «древнерусской» формы, какие встречались даже в Корниловских частях, где установленная форма нарукавного щитка была более сложной [15]. Предположение, будто весь личный состав бригады или хотя бы одного пехотного полка имел нашивки из черной материи с довольно /190/ сложной надписью, не кажется нам правдоподобным, особенно в сопоставлении с отмеченной выше бедностью экипировки бригады, однако часть офицеров вполне могла носить примерно такие отличительные щитки, как вспоминает «червонец».
Таким образом, размышления над имеющимися скудными свидетельствами о форме обмундирования Сводной бригады 12‑й пехотной дивизии весною 1920 г. позволяют воссоздать на конкретном примере подлинную картину не только снабжения и экипировки Вооруженных сил Юга России в данный период, но и пестроты знаков различия и свободы инициативы отдельных начальников в этой области. Сам же девиз «Я боюсь только одного Бога» становится живым и ярким выражением боевого духа войск Слащова, отстоявших Крым в тяжелой зимне-весенней кампании и, по горделивому замечанию их командующего, тем самым «затянувших гражданскую войну на целый год» [16].
Список литературы
Мамонтов, Сергей Иванович. Походы и кони. Paris: YMCA-Press, [1981]. 476 с.
Червонное Казачество: 5 лет, 1918-1923: Сборник материалов по истории Червонного Казачества. [Харьков]: [Путь просвещения; Молодой рабочий], [1923]. 304 с.
Слащов, Яков Александрович. Крым в 1920 г.: Отрывки из воспоминаний. М.; Л.: Государственное Издательство, [1924]. 148 с.
Федорченко, София Захаровна. Народ на войне. М.: Советский писатель, 1990. 400 с.
Штейфон, Борис Александрович. Кризис добровольчества. Белград: Русская типография, 1928. 132 с.
References
Chervonnoe Kazachestvo: 5 let, 1918-1923: Sbornik materialov po istorii Chervonnogo Kazachestva [Red Cossaks: 5 years, 1918-1923: Materials on the history of the Red Cossaks]. Kharkov 1923.
Fedorchenko, Sofiya Zaharovna, Narod na voyne [People in the War]. Moscow 1990. Mamontov, Sergey Ivanovich, Pohody i koni [Campaigns and Horses], Paris 1981.
Shteyfon, Boris Aleksandrovich, Krisis dobrovol’chestva [Volunteer Movement Crisis]. Belgrad 1928.
Slaschov, Yakov Aleksandrovich, Krym v 1920 g.: Otryvki iz vospominaniy [Crimea in 1920: Excerpts from the memoires] Moscow Lemingrad 1924.
Примечания
1. Червонное Казачество. 5 лет, 1918-1923: Сборник материалов по истории Червонного Казачества. [Харьков]: [Путь просвещения; Молодой рабочий], [1923]. С. 286.
2. РГВА. Ф. 449. Оп. 1. Д. 10. Л. 83. /192/
3. Там же. Ф. 7682. Оп. 1. Д. 40. Л. 28 об.
4. Там же. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 76.
5. Там же. Ф. 39660. Оп. 1. Д. 219. Л. 170.
6. Там же. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 16.
7. Там же. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 178. Л. 13.
8. Там же. Ф. 39684. Оп. 1. Д. 12. Л. 66.
9. Там же. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 37 об.
10. Федорченко С. З. Народ на войне. М.: Советский писатель, 1990. С. 182.
11. Штейфон Б. А. Кризис добровольчества. Белград: Русская типография, 1928. С. 58.
12. Мамонтов С. И. Походы и кони. Paris: YMCA-Press, [1981]. С. 246.
13. РГВА. Ф. 39683. Оп. 1. Д. 6. Л. 76 об.
14. Там же. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 178. Л. 14.
15. См. рисунок «А. В.» (А. Н. Воронецкого) в журнале: Донская Волна: Еженедельник
истории, литературы и сатиры. Ростов-на-Дону, 1918. № 5, 8 июля [старого стиля].
С. 3.
16. Слащов Я. А. Крым в 1920 г.: Отрывки из воспоминаний. М.; Л.: Государственное
издательство, [1924]. С. 41. /193/
Военная история России XIX-XX веков. Материалы VIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. А. В. Арановича, Д. Ю. Алексеева. Санкт-Петербург, 20-21 ноября 2015 г. Сб. научных статей. - СПб.: СПбГУПТД, 2015. С. 188-193.
Сборник легко нагуглить, но на всякий пожарный, пару статей из него перенес на другой сайт - мало ли. Советую заглянуть и интересующимся, там много всякого интересного есть.
Романов К.С. Губернаторский корпус Российской империи (1894-1917 гг.) // Военная история России XIX-XX веков. Материалы VIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. А. В. Арановича, Д. Ю. Алексеева. Санкт-Петербург, 20-21 ноября 2015 г.
Алексеев Д.Ю. 11‑я (4‑я Петроградская ) дивизия на Восточном фронте в 1918 г. // Военная история России XIX-XX веков. Материалы VIII Международной военно-исторической конференции. СПб., 2015. С. 167-187