Колчаковское аутодафе в Воткинске
А.В. Коробейников, ижевский краевед, опять издал какую-то писанину по истории Ижевского восстания 1918 г. Насколько можно понять - опять перенарезка всех его предыдущих публикаций, мало имеющая интерес. И опять там буквально несколько любопытных для нормальных исследователей публикаций, которые должны быть интересны и широкому кругу общественности. Вот одну такую и выложу.
Автор следующего отрывка - Елена Ивановна Юрасова, дочь большевика и члена Воткинского Исполкома Ивана Григориьевича Юрасова, убитого в 1918 г. воткинскими повстанцами. Записи сделаны ею в дневнике в школьной тетради в косую клетку, которую она вела в 1960-е по старой памяти, восстанавливая дневниковые записи гражданской войны - первый, оригинальный дневник, был ею отдан в музей Воткинской школы №22, где и пропал. Данный дневник был ею сделан в 1967 г. и передан в архив газеты "Удмуртская правда". К сожалению, записи-воспоминания за 1918 г. очень отрывочны и практически вся интересная информация в ней уже изложена в известной статье Д.О. Чуракова "Белый террор под красными стягами". По этой причине этот короткий дневник я целиком решил не выкладывать. Однако несколько свидетельств о белом терроре в Воткинске в 1919 г. меня лично, читавшего всякое, неприятно впечатлили.
7 апреля 1919 г. Воткинск опять захватили белые... Видела как красные поспешно уходили по льду пруда дальше плагины. С нашей Пирожковой улицы (теперь Карла Либкнехта) хорошо было видно» как они уходили по широкой дороге, возвышавшейся дальше плотины. Вслед гнались белые, стреляли. [1, л. 8]
Оба раза белые приходили внезапно и заставали красных врасплох, и оба раза белые уходили и после них в Воткинске какое-то время не было ни белых ни красных. Красные после белых приходили не сразу. Каждый приход белых в соборе отмечали тожественным колокольным звоном.
Пока еще на пруду был лед, белые иногда днем приводили арестованных на середину пруда или к самому берегу и расстреливали. Только, бывало, отгонят нас, ребятишек, в сторону.
Особо запомнился расстрел, который белые совершили днем на берегу около свай между Пирожковой и Поповской улицами. Арестованных привезли на лошади, а после расстрела забросали снегом. После приходили люди (больше женщины) и, опознав в убитых своих родных, уносили трупы.
Видела, как на улице по тающему снегу долго водили какого-то сельского коммуниста. Он был почти голый, только в разорванном нижнем белье и босиком. Конвойные подгоняли его прикладами. На Поповской улице (теперь Ленина) долго лежал труп с разбитым черепом (мозги лежали около). А на нем и вокруг него валялись затоптанные в грязь книги, брошюры и песенники с революционными песнями.
Запомнила, как взрослые с возмущением говорили, что беляки убивают даже беременных женщин. Особенно много говорили про женщину, которую сразу же после родов убили вместе с ребенком.
Тогда в 1919 г. как только в Воткинск пришли белые, я первый раз в жизни увидала аэроплан. Он летел над прудом, и вдруг упал на лед и раз-/452/-бился. Эти аэропланы тогда в народе прозвали «гробами». Тогда же я первый раз в жизни увидела легковой автомобиль, а потом я их не видела до 30-х годов.
В ясный теплый майский день по приказу белых на центральной площади против собора была раскопана братская могила. Раскапывать могилу и вынимать из нее покойников, пролежавших полгода, заставили пленных красноармейцев. Их под конвоем приводили из дома бывшего Волостного правления, находившегося почти напротив братской могилы. Все гробы были сделаны спешно, за одну ночь, и поэтому они были непрочные, и когда гробы с покойниками вынимали из могилы, то они распадались. Вынув из могилы их по 3-4 гроба, клали на телегу, привязывали к ней, и на лошадях куда-то увозили. Вот за одной такой повозкой я и пошла сторонкой, чтобы узнать, куда их увозят. [1, л. 9] Увозили в сторону Пашкина поля, на опушку леса, где было Скотское кладбище.
Белогвардейцы называли выкопанных из братской могилы покойников падалью и говорили, что: «Скотам место со скотами». Там за Воткинском, на опушке леса, куда складывали привезенные гробы, действительно валялись скелеты животных. И на этой же полянке я увидела продолговатую глубокую яму до краев заполненную свежими, только что убитыми трупами красных.
А выкопанных из братской могилы раскладывали на полянке гроб от гроба отдельно. Их подсушивали, чтобы потом было легче сжечь на костре.
По приказу белых на Базарной площади был снесен большой ряд старых деревянных торговых лавок и увезен туда же, куда увозили гробы из братской могилы. И еще привезли туда бочки со смолой.
В этот день народу там было много. Некоторые открывали гробы и, опознав в них своих родственников, ходили куда-то за разрешением похоронить их на кладбище. Особенно старательно открывали гробы ка-/453/-кие-то пожилые муж с женой, им нужно было найти сына. Я помогала им открывать гробы и в одном из них узнала своего отца; он сильно заплесневел.
В этот же день к вечеру начали складывать костер из мертвецов, и я проследила за тем, как папу заложили в этот костер. Один за другим все свежие трупы доставали из ямы и тоже закладывали в костер. Особенно издевались над свежим трупом летчика. Подбрасывая его вверх, смеялись и кричали: «Полетай еще, летчик, в последний раз. А посадка - костер». А потом раскачали его и забросили на самый верх сложенного костра из мертвецов.
Жгли мертвецов ночью. Мы, ребятишки, пошли ночью посмотреть, как жгут покойников, но нас не подпустили. Прогнали... Этот костер был третьей, последней могилой для папы и других баржевиков, убитых среди поленниц на левом берегу реки Вотки. [1, л. 10]
Но вот 11 июня 1919 г. белые ушли из Воткинска навсегда. Какой-то промежуток времени в городе не было ни белых, ни красных. А потом в Воткинск вступила 28-я дивизия под командованием Владимира М. Азина. Мы, ребятишки... первых красноармейцев увидели на плотине пруда.
На Пирожковой улице (теперь К. Либкнехта) в двухэтажном доме были расквартированы красноармейцы, а на двор этого дома были свезены трупы убитых. Лежали убитые и на телегах и на земле, а больше всего их было свалено около двери в огород.
Наша семья жила тогда в маленьком домике, стоявшем на огороде этого самого дома. И, чтобы нам попасть в эту избушку на огороде, приходилось каждый раз перелезать через покойников... /454/
Из воспоминаний Е.И. Юрасовой. ЦГАУР. Ф. Р-1061. Оп. 1. Д. 37. Лл. 8-11. // Коробейников А.В., Ларионова О.Ю. Воткинск в огне Гражданской войны. Ижевск: Иднакар, 2018. С. 452-454.
Комментарии излишни. Отмечу, что приходилось мне быть в прошлом году в Ижевске, мемориал на братской могиле в Воткинске видел сам, хотя и издали. О массовом сожжении трупов, если мне и говорили, то это тогда не отложилось в памяти.
Автор следующего отрывка - Елена Ивановна Юрасова, дочь большевика и члена Воткинского Исполкома Ивана Григориьевича Юрасова, убитого в 1918 г. воткинскими повстанцами. Записи сделаны ею в дневнике в школьной тетради в косую клетку, которую она вела в 1960-е по старой памяти, восстанавливая дневниковые записи гражданской войны - первый, оригинальный дневник, был ею отдан в музей Воткинской школы №22, где и пропал. Данный дневник был ею сделан в 1967 г. и передан в архив газеты "Удмуртская правда". К сожалению, записи-воспоминания за 1918 г. очень отрывочны и практически вся интересная информация в ней уже изложена в известной статье Д.О. Чуракова "Белый террор под красными стягами". По этой причине этот короткий дневник я целиком решил не выкладывать. Однако несколько свидетельств о белом терроре в Воткинске в 1919 г. меня лично, читавшего всякое, неприятно впечатлили.
7 апреля 1919 г. Воткинск опять захватили белые... Видела как красные поспешно уходили по льду пруда дальше плагины. С нашей Пирожковой улицы (теперь Карла Либкнехта) хорошо было видно» как они уходили по широкой дороге, возвышавшейся дальше плотины. Вслед гнались белые, стреляли. [1, л. 8]
Оба раза белые приходили внезапно и заставали красных врасплох, и оба раза белые уходили и после них в Воткинске какое-то время не было ни белых ни красных. Красные после белых приходили не сразу. Каждый приход белых в соборе отмечали тожественным колокольным звоном.
Пока еще на пруду был лед, белые иногда днем приводили арестованных на середину пруда или к самому берегу и расстреливали. Только, бывало, отгонят нас, ребятишек, в сторону.
Особо запомнился расстрел, который белые совершили днем на берегу около свай между Пирожковой и Поповской улицами. Арестованных привезли на лошади, а после расстрела забросали снегом. После приходили люди (больше женщины) и, опознав в убитых своих родных, уносили трупы.
Видела, как на улице по тающему снегу долго водили какого-то сельского коммуниста. Он был почти голый, только в разорванном нижнем белье и босиком. Конвойные подгоняли его прикладами. На Поповской улице (теперь Ленина) долго лежал труп с разбитым черепом (мозги лежали около). А на нем и вокруг него валялись затоптанные в грязь книги, брошюры и песенники с революционными песнями.
Запомнила, как взрослые с возмущением говорили, что беляки убивают даже беременных женщин. Особенно много говорили про женщину, которую сразу же после родов убили вместе с ребенком.
Тогда в 1919 г. как только в Воткинск пришли белые, я первый раз в жизни увидала аэроплан. Он летел над прудом, и вдруг упал на лед и раз-/452/-бился. Эти аэропланы тогда в народе прозвали «гробами». Тогда же я первый раз в жизни увидела легковой автомобиль, а потом я их не видела до 30-х годов.
В ясный теплый майский день по приказу белых на центральной площади против собора была раскопана братская могила. Раскапывать могилу и вынимать из нее покойников, пролежавших полгода, заставили пленных красноармейцев. Их под конвоем приводили из дома бывшего Волостного правления, находившегося почти напротив братской могилы. Все гробы были сделаны спешно, за одну ночь, и поэтому они были непрочные, и когда гробы с покойниками вынимали из могилы, то они распадались. Вынув из могилы их по 3-4 гроба, клали на телегу, привязывали к ней, и на лошадях куда-то увозили. Вот за одной такой повозкой я и пошла сторонкой, чтобы узнать, куда их увозят. [1, л. 9] Увозили в сторону Пашкина поля, на опушку леса, где было Скотское кладбище.
Белогвардейцы называли выкопанных из братской могилы покойников падалью и говорили, что: «Скотам место со скотами». Там за Воткинском, на опушке леса, куда складывали привезенные гробы, действительно валялись скелеты животных. И на этой же полянке я увидела продолговатую глубокую яму до краев заполненную свежими, только что убитыми трупами красных.
А выкопанных из братской могилы раскладывали на полянке гроб от гроба отдельно. Их подсушивали, чтобы потом было легче сжечь на костре.
По приказу белых на Базарной площади был снесен большой ряд старых деревянных торговых лавок и увезен туда же, куда увозили гробы из братской могилы. И еще привезли туда бочки со смолой.
В этот день народу там было много. Некоторые открывали гробы и, опознав в них своих родственников, ходили куда-то за разрешением похоронить их на кладбище. Особенно старательно открывали гробы ка-/453/-кие-то пожилые муж с женой, им нужно было найти сына. Я помогала им открывать гробы и в одном из них узнала своего отца; он сильно заплесневел.
В этот же день к вечеру начали складывать костер из мертвецов, и я проследила за тем, как папу заложили в этот костер. Один за другим все свежие трупы доставали из ямы и тоже закладывали в костер. Особенно издевались над свежим трупом летчика. Подбрасывая его вверх, смеялись и кричали: «Полетай еще, летчик, в последний раз. А посадка - костер». А потом раскачали его и забросили на самый верх сложенного костра из мертвецов.
Жгли мертвецов ночью. Мы, ребятишки, пошли ночью посмотреть, как жгут покойников, но нас не подпустили. Прогнали... Этот костер был третьей, последней могилой для папы и других баржевиков, убитых среди поленниц на левом берегу реки Вотки. [1, л. 10]
Но вот 11 июня 1919 г. белые ушли из Воткинска навсегда. Какой-то промежуток времени в городе не было ни белых, ни красных. А потом в Воткинск вступила 28-я дивизия под командованием Владимира М. Азина. Мы, ребятишки... первых красноармейцев увидели на плотине пруда.
На Пирожковой улице (теперь К. Либкнехта) в двухэтажном доме были расквартированы красноармейцы, а на двор этого дома были свезены трупы убитых. Лежали убитые и на телегах и на земле, а больше всего их было свалено около двери в огород.
Наша семья жила тогда в маленьком домике, стоявшем на огороде этого самого дома. И, чтобы нам попасть в эту избушку на огороде, приходилось каждый раз перелезать через покойников... /454/
Из воспоминаний Е.И. Юрасовой. ЦГАУР. Ф. Р-1061. Оп. 1. Д. 37. Лл. 8-11. // Коробейников А.В., Ларионова О.Ю. Воткинск в огне Гражданской войны. Ижевск: Иднакар, 2018. С. 452-454.
Комментарии излишни. Отмечу, что приходилось мне быть в прошлом году в Ижевске, мемориал на братской могиле в Воткинске видел сам, хотя и издали. О массовом сожжении трупов, если мне и говорили, то это тогда не отложилось в памяти.