Был тут на днях на конференции в РГАСПИ, посвященной гражданским войнам и конфликтам. Сама конференция - ничего особенного, таких миллионы. Разве что на пленарке большое количество вопросов вызвал доклад о Зимнем походе петлюровцев 1921 г. Не потому что там было что-то новое, а потому что авторша выдвинула тезис о том, что провал похода был заложен в эмигрантский миф идентификационной модели украинской нации как жертвы, который перенят современной Украиной и сейчас. В то время как в СССР-РФ была и есть модель победителя. Любопытно, конечно, но авторша балансировала на грани либерастни и заявляла, что эта модель вроде как эффективна. Конечно, эффективна - у петлюровцев-бездарей ведь побед не было, у них тупо не было выбора.
Доклады по секции ничего особенно нового мне не представили. Полученный сборник, оперативно выпущенный благодаря присланным сразу авторами докладам, которые никто не выверял, получил - полностью не читал, листал только. Впечатление посредственное, набирали, как всегда, "от Адама до Потсдама". Какое отношение к теме гражданских войн и конфликтов имеют, например, статьи о пиаре в Казахстане, борьбе с холерой в 1830 году или Спитакском землетрясении в Армении? В общем, напихали даже не каждое лыко в строку, а все, что было. Сам сборник можно почитать
по ссылке.
Пару материалов все-таки оттуда приведу, так, в копилку.
Гражданские конфликты и гражданские войны в истории. Исторические документы и актуальные проблемы археографии, источниковедения, российской и всеобщей истории нового и новейшего времени: Сборник материалов Восьмой международной конференции молодых ученых и специалистов «Clio-2018» / [отв. ред. А. К. Сорокин]. - М.: Политическая энциклопедия, 2018.
Контркампания под руководством Л.Д. Троцкого по разоблачению Московских открытых процессов 1936-1938 гг. [1]
Артамонова Жанна Владимировна, к.и.н. (Российский государственный архив социально-политической истории)
Неотъемлемой частью советской репрессивной политики 1920-1930-х гг. являлись судебные политические процессы. Самые известные из них - три Московских открытых процесса 1936-1938 гг. - стали символами эпохи Большого террора. Среди пятидесяти четырех обвиняемых, прошедших по трем процессам, - известные партийные и государственные деятели. Все они обвинялись в подготовке убийства С.М. Кирова, террористических актов против И.В. Сталина и членов Политбюро, во вредительстве, взяточничестве, шпионаже, попытках государственного переворота. Идейным вдохновителем «террористов» внутри и вне СССР, непосредственным организатором террористических актов был объявлен Л.Д. Троцкий.
В ответ на Московские процессы Троцкий, его сын Лев Седов и их сторонники предприняли ряд мер по организации и проведению различных мероприятий, призванных разоблачить Московские открытые процессы. Наиболее известный в ряду этих мероприятий - контрпроцесс, проведенный в апреле 1937 г. в Койокане (Мексика).
Доступные сегодня документы - прежде всего, переписка Седова с сотрудниками своего секретариата в Париже, со сторонниками Троцкого в различных городах Европы и Америки [2], а также информационные письма, обзоры прессы, донесения и дневники полпредов СССР3 - позволяют проанализировать не только то, о чем говорили троцкисты [4], но и изучить ход, содержание и эффективность проводимых ими мероприятий. Настоящий доклад представляет собой лишь промежуточные итоги такого исследования. /32/
1. Статья выполнена в рамках выполнения гранта РГНФ 16-01-00243.
2. См.: ГА РФ. Ф. Р-10003.
3. Эти документы хранятся в Архиве внешней политики Российской Федерации (далее - АВП РФ).
4. Роговин В.З. Власть и оппозиция. М., 1993; Он же. 1937. М., 1996; Он же. Партия расстрелянных. М., 1997; Он же. 1937. М., 1996.
В августе 1936 г., в ответ на публичные заявления Троцкого с опровержением предъявленных ему обвинений на первом Московском процессе, советское правительство обратилось с требованием к норвежскому правительству лишить Троцкого политического убежища, пригрозив, что, в противном случае, дружественные отношения между СССР и Норвегией (в частности, сферы торговли) будут подорваны [1]. Лидеры правящей партии Норвегии уступили под этим давлением, предоставив Троцкому политическое убежище на условиях полного прекращения литературной, публицистической и информационной деятельности. Они проинформировали советское правительство, что Троцкий «совершенно изолирован от внешнего мира» и поставлен «под такой контроль, что нужно считать исключенным, что он в будущем сможет предпринять какое-либо действие, которое может навредить и угрожать интересам СССР» [2]. В конце 1936 г. Троцкий получил политическое убежище в Мексике.
В связи с информационной блокадой Троцкого всю работу по организации контрмероприятий взял на себя Л. Седов. 16 августа 1936 г. в письме к сотруднице своего секретариата Л.Я. Эстриной он, указывая на всю важность происходящих событий, писал «от моего спокойствия не осталось и следа. Мне хочется поскорее сесть за газеты, изучить дело, написать о нем (…) Я горю от нетерпения ринуться во все это» [3]. Как свидетельствуют документы, Л. Седов проделал большую работу по сбору документов и свидетельств для опровержения обвинений, выдвинутых на первом Московском процессе 1936 г. «Приходится очень много работать по этому делу, чтобы доказать всю несостоятельность возведенных обвинений, обстановка очень нервная», - так писал Седов из Парижа о своей работе [4]. Он вел активную переписку со сторонниками Троцкого, призывая их «всемерно использовать» процесс 1936 г. для «контрнаступления».
Так, в письме к члену троцкистской группы в Великобритании Д. Харберу Л. Седов настаивал на проведение «серьезной кампании против Московского процесса» - агитационной и пропагандистской - в определенной «организационной форме» [5]. Харбер в ответ сообщил, что группой троцкистов в Великобритании ведется «большая деятельность в отношении к процессу и в защиту товарища Л.Д.» - налаживаются отношения с английскими журналистами, присутствующими на процессе, для сбора /33/
1. Сталин и Каганович: переписка, 1931-1936 гг. М., 2001. С. 666-667. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 20. Л. 60, 71. Постановления ЦК ВКП(б) по этому вопросу от 27 августа и 8 сентября 1936 г.
2. Правда. 1936. 12 сентября. С. 2.
3. РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 187. Л. 86. [Копия письма Л. Седова к Л.Я. Эстриной 16 августа 1936 г., перехваченное ИНО ГУГБ в Париже].
4. ГА РФ. Reel 34. [Письмо Л. Седова неизвестному]. 2 сентября 1936 г.
5. ГА РФ. Reel 34. [Письмо Л. Седова Д.Д. Харберу]. 31 августа 1936 г.
сведений о подсудимых, проводятся собрания, издаются и распространяются листовки и брошюры [1].
В Великобритании, Франции, Чехословакии и США были созданы Комитеты в защиту Троцкого, куда входили не только его сторонники, но и общественные деятели, писатели и журналисты. В марте 1937 г., по инициативе французского и американского Комитета, была создана объединенная «Комиссия по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на Московских процессах». В нее вошли 17 человек. Среди них - троцкист А. Росмер, журналисты Б. Столберг, С. Лафоллет, Ф. Замора, социологи К. Билс, А.Э. Росс, литературный критик Д. Чемберлен, бывший депутат рейхстага В. Томас, германский социал-демократ О. Рюле и др. Большинство из них были членами американского Комитета.
Большие споры вызвала кандидатура председателя Комиссии. Выбор пал на известного американского философа Джона Дьюи. По мнению инициаторов создания Комиссии, кандидатура Дьюи, безупречная в плане международной репутации, была наиболее подходящей. Лидер американского комитета Эдвард Росс в одном из писем так отзывался о нем: «Никто в этой стране не смог бы привнести столько престижа в комитет, как сможет это сделать он». По свидетельству современников, Дьюи, не разделяя политических взглядов Троцкого, будучи далеким от этих событий, активно занимающийся в тот момент научной деятельностью, а также в силу своего преклонного возраста (на тот момент ему было 78 лет), поначалу скептически отнесся к идее проведения такого процесса и категорически отказался от своего участия в работе комиссии [2]. Но затем изменил свое решение.
Первые 13 заседаний комиссии были проведены в апреле 1937 г. в Койокане. Перед самым началом этих заседаний Дьюи сделал публичное заявление о целях работы Комиссии в целом и задачах предстоящего процесса в частности. Он подчеркнул, что создание Комиссии не является чем-то экстраординарным и вполне соответствует традиции США «организовывать комитеты для целей обеспечения справедливого суда в тех случаях, когда имеется подозрение, что у судебных органов отсутствует беспристрастие». По его словам, комиссия собралась не для того, «чтобы защищать Троцкого и не для того, чтобы его обвинять», она «не интересуется тем, что Троцкий лично опровергает эти обвинения. Но что крайне интересует мировую совесть, это тот факт, что Троцкий был осужден, не имея возможности быть выслушанным» [3]. В ходе заседаний предполагалось, путем проведения допросов Троцкого и изучения его архива, проверить обоснованность обвинений, выдвинутых на Московских процессах. После окончания заседаний Комиссия вернулась в Америку, где прорабо-/34/
1. ГА РФ. Reel 30. [Письмо Д.Д. Харбера Л. Седову]. 8 сентября 1936 г.
2. Рогачева Е.Ю. Образовательная миссия Джона Дьюи в Мексике // Историко-педагогический журнал. № 1. 2014. С. 160-161.
3. АВП РФ. Ф. 05. Оп. 17. П. 135. Д. 93. Л. 96-98.
тала до конца 1937 г. По результатам ее деятельности был опубликован многостраничный доклад - основа критики Московских процессов [1].
Каковы были реальные результаты проведенной Троцким кампании, как оценивали современники эффект от организованного контрпроцесса? На этот вопрос источники дают противоречивую информацию.
Фальсифицированный характер Московских процессов был очевиден для многих зарубежных деятелей и организаций. В связи с набирающими оборот репрессиями и открытыми процессами многие западноевропейские писатели прервали свои отношения с редакциями советских изданий, отдельные левые журналы, сотрудничавшие с советскими, приняли решение о добровольном самороспуске [2]. Именно показательными процессами Л. Фейхтвангер объяснял тот факт, что целый ряд представителей творческой интеллигенции, «принадлежавших ранее к друзьям Советского Союза, стали после этих процессов его противниками» [3]. Здесь писатель, прежде всего, имел ввиду себя, а также Т. Манна, Р. Роллана, С. Цвейга и др. Действительно, судя по их переписке и дневниковым записям, события середины 1930-х гг. серьезно подорвали престиж СССР в глазах интеллигенции Запада. Так, Роллан в одном из писем к Цвейгу 5 декабря 1936 г. писал, что судебный процесс «глубоко смутил» его, впрочем, «как и других лучших друзей СССР» [4]. Говоря о вредном влиянии Московских процессов на общественное мнение, друзья СССР имели ввиду, в частности, усиление активности Троцкого, получившего «долгожданный материал для пропаганды» [5]. По этому же поводу Р. Роллан писал С. Цвейгу 5 декабря 1936 г., что процесс активизировал деятельность Троцкого и зарубежных троцкистов, «принес большую - слишком большую! - пользу реакции» [6].
Схожую оценку этой кампании давали и представители советских полпредств. Так, например, полпред СССР в Чехословакии С.С. Александровский в сентябре 1936 г. сообщил М.М. Литвинову и Н.Н. Крестинскому, что «троцкисты развивают бешеную деятельность, выпускают брошюры, листовки, созывают собрания» и «не следует недооценивать этого факта» [7]. На активизацию деятельности троцкистов указывали полпреды и других стран. /35/
1. Контрпроцесс Троцкого. Стенограмма слушаний по обвинениям, выдвинутым на Московских процессах 1930-х гг. М., 2016.
2. Диалог писателей: из истории русско-французских культурных связей XX века: 1920-1970. М., 2002. С. 16.
3. Фейхтвангер Л. Москва 1937: отчет о поездки для моих друзей. М., 2001. С. 88.
4. Письмо Р. Роллана С. Цвейгу. 5 декабря 1936 г. // Иностранная литература. 1988. № 4. С. 165.
5. Фейхтвангер Л. Указ. соч. С. 93.
6. Письмо Р. Роллана С. Цвейгу. 5 декабря 1936 г. // Иностранная литература. 1988. № 4. С. 165.
7. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 238. Л. 39.
Между тем из Вашингтона, где проходила основная работа Комиссии, поступала информация и другого порядка. Так, советник полпредства СССР в США К.А. Уманский в своих донесениях и обзорах прессы отмечал, что поднятая Троцким кампания не имела большого эффекта, американская пресса «очень слабо реагировала» на нее [1], «деятельность Комиссии не вызвала большого количества откликов в печати» [2], а «общественное мнение в целом проявляет весьма умеренный интерес к самому Троцкому» [3]. Уманский также сообщал, что «некоторые газеты “высмеяли” эту затею» [4], многие в Америке расценили суд как «пышный фарс» («Пост», Бостон) или «саморекламный трюк» [5] Троцкого («Нью-Йорк таймс»), позволивший ему «превратиться из полузабытого ссыльного в мировую фигуру» [6] («Балтимор сан»). Негативную роль в восприятии деятельности Комиссии, по мнению членов американского полпредства, сыграл уход из ее состава К. Билса. Поводом к этому стал отказ Троцкого во время заседаний в Койокане предоставить Комиссии полностью свой архив за 9 лет. В своем заявлении, опубликованном в ряде американских газет, Билс сравнивал заседания Комиссии со «званным чаем, во время которого все (…) произносили сладкие речи» и довольствовались доказательствами «из опубликованных писаний Троцкого, которые можно было приобрести в Нью-Йорке», а не проводили «действительно серьезное расследование» [7].
Оценивая подобную противоречивую информацию, следует обратить внимание еще на несколько фактов. В кампании Троцкого отказались участвовать представители европейского левого крыла и известные интеллектуалы (например, писатели Б. Рассел и Ж. Сартр). В американских газетах, напротив, широко освещались выступления против кампании. Так, например, 9 февраля 1937 г. в ряде центральных газет была опубликована петиция с осуждением кампании Троцкого за подписью 73 человек (среди них - писатели Теодор Драйзер, Джордж Маршалл, Вальтер Вилсон, скульптор Вильям Зорак, экономист Вл. Казакевич, математик Луис Уэйснер, художники Макс Уэбер, Линд Уорд и другие) [8].
В документах нередко встречается информация, что среди членов американского Комитета и Комиссии Дьюи не было единства, что в организационном плане они были слабы и разобщены. На это оказывали влияние и представители советской стороны. Так, в своих отчетах, посланных в Москву в 1936-1938 гг., Уманский «подробно писал о своих хитроумных политических и финансовых маневрах в Американо-Российском инсти-/36/
1. АВП РФ. Ф. 05. Оп. 17. П. 135. Д. 93. Л. 86.
2. Там же. Л. 98.
3. Там же. Л. 101.
4. Там же. Л. 98.
5. Там же. Л. 101.
6. Там же. Л. 99.
7. Там же. Л. 116-117.
8. Там же. Л. 77-79.
туте в Нью-Йорке, предпринятых для изгнания оттуда Дьюи и других “троцкистов”» [1]. 20 февраля 1937 г. К.А. Уманский сообщил заведующему отделом печати НКИД Г.А. Астахову следующее: «В связи с разбродом в американской интеллигенции и не безуспешным проведенным нами размежеванием честных либералов от профессиональных троцкистов при наличии колеблющегося «болота» очень важно было бы поощрить друзей и втолковать всяким Джонам Дьюи несовместимость «дружбы» к СССР с протроцкистскими выступлениями за «независимое разбирательство дела Троцкого» [2]. Как видим, представители советского полпредства в частных беседах и публичных выступлениях давали четкую оценку как самой кампании, так и тем, кто принял в ней участие. Левый адвокат Морис Эрнст в беседе с К. Уманским высказывал свои сомнения, участвовать ли в работе Комиссии и содействовать ли въезду Троцкого в США, поскольку, по его мнению, «в настоящее время необходимо бороться за общие свободы». Эти «соображения» Уманский расценил как «отвлеченные», заявив, что «это все-таки прямая помощь троцкистам, шпионам и террористам, и что это является политической демонстрацией против Советского Союза» [3]. О статусе попутчиков и «самых искренних друзей СССР», к которым до 1936 г. причислялся и Дж. Дьюи, говорил в Вашингтонском национальном клубе в апреле 1937 г. и полпред СССР О.А. Трояновский. Отметив, что члены Комиссии «любят провозглашать себя верными друзьями Советского Союза», Трояновский в заключении подытоживал: «Спаси нас, бог, от наших друзей, а о врагах мы можем и сами позаботиться» [4]. По меткому наблюдению М. Дэвида-Фокса, «отношение к показательным процессам и репрессиям стало новым обязательным тестом при оценке иностранных интеллектуалов и анализе их мировоззрения» [5]. Подобная информация, представляющая значительный интерес, требует дальнейшего изучения литературы и архивных документов.
Проведению максимально широкой агитационно-пропагандистской кампании мешала и нехватка у ее организаторов необходимых финансовых средств. Кампания Троцкого не освещалась активно на страницах периодической печати, а своих собственных изданий организаторам кампании было явно не достаточно. Печатный орган троцкистов - журнал «Бюллетень оппозиции» - имел сравнительно малый тираж, стиль изложения и содержание статей в нем не были ориентированы на массового читателя и зачастую представляли интерес только для самих оппозиционеров. Все это делало практически невозможным выход «Бюллетеня оппозиции» на более широкую аудиторию.
В настоящее время мы можем делать лишь предварительные выводы о значении и эффективности контркампании Троцкого. Имеющие место /37/
1. Дэвид-Фокс М. Витрина великого эксперимента. М., 2015. С. 506.
2. АВП РФ. Ф. 0129. Оп. 20. П. 133а. Д. 392. Л. 46.
3. Там же. Д. 2 (390). Л. 53.
4. Там же. Ф. 05. Оп. 17. П. 135. Д. 93. Л. 122.
5. Дэвид-Фокс М. Витрина великого эксперимента. М., 2015. С. 507.
молчаливые сомнения и явные колебания в оценках Московских процессов внутри страны и за ее пределами, как и «шумная» кампания троцкистов, видимо, не слишком волновали Сталина. Контрпроцесс и кампания Троцкого, в том числе и в силу их малого резонанса, не стали эффективным средством контрпропаганды и не смогли существенно повлиять на официальную оценку Московских процессов. Тем не менее необходимо признать, что эти контрмероприятия являлись на тот момент единственным открытым выступлением против репрессивной политики Сталина. /38/