Десант у Винтри. Трагическая страница Моонзундской десантной операции.
«Бойцам 300-го полка, принявшим участие в десантной операции и погибшим здесь
в неравном бою с фашистами в октябре 1944-го года».
Ранним утром 12 октября 1944 года у населенного пункта Винтри на полуострове Сырве, о. Сааремаа, кораблями Краснознаменного Балтийского флота в ходе Моонзундской десантной операции был высажен морской десант. В десант были выделены два батальона из состава 300-го стрелкового полка 7-й Эстонской стрелковой дивизии. Несмотря на густой утренний туман в районе высадки, для немцев десант не стал неожиданностью: к моменту подхода кораблей к месту высадки, поднятые по тревоге солдаты 386-го ПП 218 ПД Вермахта уже 3 часа находились на боевых позициях.
Едва корабли застопорили ход, по ним сразу был открыт сильный артиллерийско-минометный огонь. Из-за тумана и усеянного валунами прибрежного мелководья, десантирование началось в 400-500 метрах от берега, под усиливающимся огнем противника, проходило разрозненно и на широком фронте. При приближении десанта к берегу, он был встречен шквальным огнем, часть высадившихся отошла в море. Немногие, кому удалось добраться до суши, вступили в неравный бой.
Все последующие попытки десанта выйти на сушу пресекались огнем с берега, заставляя людей с большими потерями отходить в еще укрытое пеленой тумана море. Когда к полудню туман рассеялся, по стоящим седьмой час в холодной воде бойцам был открыт прицельный огонь. Видя безвыходность своего положения, бойцы стали выходить на берег и сдаваться в плен. Через 10 часов стояния в ледяной воде были взяты в плен последние выжившие.
В ночь на 13 октября в район боя была предпринята попытка высадить вторую группу, также окончившаяся безрезультатно. К этому времени противник силами 386-го пехотного полка 218-й пехотной дивизии полностью контролировал побережье. Согласно Описанию боевого пути 67-го потсдамского пехотного полка 23-й ПД, находящейся на Сырве вместе с 218-й ПД и 12-й АПД, из состава десанта было убито 200 и взято в плен 250 бойцов (1). Район Винтри был освобожден советскими войсками только 19 ноября 1944 года.
Из Журнала боевых действий 7-й Эстонской стрелковой дивизии за 12.10.44:
«300 сп выйдя в море в 00.30, но не имея артиллерийской подготовки, связи и при отсутствии видимости потерял управление и организованной высадки произвести не смог. Количество высаженных людей на берег составило 316 человек.
Показания раненых, вернувшихся обратно, сводятся к следующему: 5 катеров высадили десант в районе ВИНТРИ. Тендер, в котором находились взвод пешей разведки, рота связи, опергруппа штаба полка, высадил людей на мель в 200 метрах от берега, достичь берега из-за глубины высаженным людям не удалось.
Управление 2 и 3/300 сп, 8 ср /стрелковой роты ?/ в количестве 130 человек и опергруппа полка вернулась в порт РООМАССААРЕ из-за потери ориентировки, количество вернувшихся тендеров - 4.
В 15.30 вышеуказанная группа выходит в море имея задачу высадиться на побережье полуострова СЫРВЕ и соединиться с ранее высаженными подразделениями.
В 18.30 в штадив поступает донесение от командира 300 сп: «Стою перед мелью, высылаю разведку», точного местонахождения тендера не дал».
Из ЖБД 7-й ЭСД за 13.10.44:
«Высланная группа от 300 сп в 15.30 12.10.44, встретив сильное огневое сопротивление со стороны противника, выполнить поставленную задачу не смогла и в 10.00 13.10.44 вернулась в гавань РООМАССААРЕ…
В связи с неудавшейся десантной операцией 300 сп имеет следующие потери: В личном составе:
убитыми - 8
ранеными - 43
пропавшими безвести - 476
На основании устного приказа командующего 8А, командование полком принимает майор СЕЕР, подполковник ПАУЛЬ временно отстранен.» (2)
В своем документальном романе «Можжевельник выстоит и в сушь», уроженец полуострова Сырве, эстонский писатель Юло Туулик ярко высветил трагедию десанта у Винтри. Из романа следует, что автор составил картину хода событий по опросам выживших бойцов, в том числе - вернувшимся из немецкого плена:
«Когда писарь 300-го полка сержант Эйно Тали в ночной мгле глянул с мостков порта Роомассааре вниз, на притиснувшиеся к причальной стенке катера и тендеры, не зная, на какую посудину прыгать, он услышал голос капитана Роовика:
- Не ходи! Не ходи с нами!
Тали все же прыгнул, но на другой тендер. Он увидел среди солдат майоров Вольта и Вельтмандера, начальника разведки капитана Эйнало, на соседнем судне политрука Феликса Пяртельпоэга.
Тут были связисты с катушками кабеля и аппаратами, разведчики вместе с ротным командиром.
Когда уже отдавали концы, явился еще один воин, пошатываясь и громко разговаривая, и ему нашлось место на тендере.
Проплыв два часа в тихой ночи, бойцы услышали, как по борту тендера шарахнуло, будто горсть гороха швырнули. Вверху открылся люк, и сидевшие внизу, в темноте, люди увидели при первом робком осеннем свете окровавленного, стонущего человека.
Раненого спустили вниз, люки захлопнулись, плаванье продолжалось.
Остановка.
Была странная, удушливая тишина тумана, кругом совершенно гладкая вода и какое-то возвышенное и настороженное безмолвие, которое, казалось, висело над всей вселенной.
Их тендер шел среди дряблого, мглистого тумана, русский матрос шестом мерял глубину, и тихо стонал внизу раненый, с которым приглушенно, хотя довольно слышно, разговаривал последним севший на тендер подвыпивший военный.
И тут из тумана, словно призрак, возник катер, на котором Тали увидел полковника и другим офицеров.
- Вельтмандер, поведешь людей на берег!
Приказ этот словно повис в тумане, висел, будто протянутый над морем лозунг, потому что катер на полном ходу развернулся и исчез, снова остался лишь тендер, на палубу которого из трюма поднимались бойцы.
Поблизости не было ни одного судна.
Удар необходимо было нанести в одном месте, быстро и неожиданно, мощью оружия всех 740 бойцов (3) врезаться в сушу единым несокрушимым клином.
«Вельтмандер, поведешь людей на берег!»
Глубину определили: воды было по грудь.
-- Быстро, быстро!
В этот момент Вольт и Вельтмандер обменялись несколькими словами, будто взвешивая или колеблясь. Вольт не спеша оглядывал моряков, словно оценивая их.
-- Быстро, быстро!
Колебание продолжалось еще мгновение.
-- Ну, ребята, пойдем,- сказал Вельтмандер.
Поодиночке бултыхнулись в воду, пошли вперед.
Под ногами был мягкий песок.
Глубина не уменьшалась.
-- Ребята, мы же идем в море!
В отдалении проступали контуры судна.
Повернувшись кругом, пошли по приказу Вельтмандера разомкнутым строем. Снова стало глубже. Из тумана враг отрыл ровный, плотный огонь. Десант уже не был внезапным.
Вельтмандер приказал:
-- Не стрелять!
Время от времени дно вообще уходило из-под ног, так что приходилось подскакивать или плыть с десяток метров.
Пуля задела Эйно Тали голову, и он осел в воду. Чувствовал, что левая рука и нога не двигаются. Шедший рядом связист наспех обвязал белой грубой повязкой голову Тали. Они вместе достигли камня, где было по пояс воды. Теперь уже виднелась смутная линия берега. Поблизости от Тали молодой солдат держался за камень и кричал. Военный, который на причале сел последним на тендер, громко кричал:
-- Санитар! Санитар !
Вода вокруг него пенилась кровью.
Ни одного ответного выстрела они еще не сделали. До берега оставалось пятьдесят метров. Оттуда стреляли из всех видов оружия. Миг, один лишь миг тишины, будто вздох.
У находившихся поблизости от Тали солдат не было ни одной гранаты.
Приказа открывать огонь все еще не было.
Такой белый туман, а вода вокруг совершенно красная.
-- Что дальше? - спросил Тали.
-- Ничего, сказал капитан Эйнало. - Мы останемся тут.
Огонь сгущался, над морем стоял сплошной треск, который исходил от земли, где родились они, эти торчавшие за камнями в холодном море, разбросанные в тумане люди; у них было исконное право ступить здесь на сушу, но так безнадежно мало их уже оставалось на то, чтобы пробиться сквозь огневую стену.
Полковник, который отдал приказ о высадке и умчался на своем катере, связался по радио с генералом и доложил, что из-за несогласованных действий морского соединения и отсутствия радиосвязи между судами 300-й полк оказался слишком разбросанным по прибрежной полосе, отсутствует возможность достигнуть успеха, с суши ведется интенсивный встречный огонь, из-за чего...
-- Высадку десанта довести до конца ! - приказал генерал.
В двух милях от солдат капитана Эйнало находился отряд крупнее. Трупы в серых шинелях покачивались на волнах, отдавая холодной воде все новую кровь, однако здесь яростно отвечали на стрельбу с берега и упорно продвигались вперед, от одного камня к другому, к белому песку, которым начиналась суша. Тут вовсю строчил ручной пулемет, и уже готовились вскоре бросать через высокую насыпь гранаты.
С двумя гранатами на поясе, автоматом на груди ломился вперед боец, который хорошо знал эти края: за насыпью слева находился одинокий хутор, а возле леса старый сарай; когда-то, работая здесь на рубке леса, он по вечерам сушил на хуторе мокрую от снега одежду и носки. А сейчас он уже четвертый час корчился за камнем, ноги закоченели в осенней воде, - видно, это и напоминало ему, как он сушил носки и грел ноги возле печки.
Осторожно повернул он дуло туда, откуда беспрерывно плевались красным огнем, и нажал на спусковой крючок. Там, за насыпью, были враги, и он уничтожал их с той же беспощадностью, с какой они желали конца ему самому - стреляющему в воде камню.
Встречный огонь не прекращался ни на миг.
Он с трезвым спокойствием изучил все крупные камни, которые были перед ним до берега.
Десять шагов да первого камня. До следующего - едва ли две сажени. Дальше камни лежали еще кучнее.
Он крикнул привалившемуся рядом к камню раненому:
-- Попробуй еще разок нажать!
Боец за пулеметом мог двигать только правой рукой, даже головы был не в состоянии поднять, глаза застилало кровью, но пулемет застрочил.
Неповоротливый в своей мокрой одежде, солдат все же успел перемахнуть за камень, но почувствовал обжигающую боль в правом боку.
-- Сволота чертова!
Он тут же поднялся и, шатаясь, двинулся к следующему камню, оставляя за собой красную колыхающуюся воду, и упал ничком на камень, правый бок онемел. Левой рукой он нащупал гpaнаты, дикая злоба кипела в его истекающем кровью теле, он рвался на землю, и он знал, что на это у него осталось лиши десяток минут, последние в жизни, может, еще меньше, но это была его, только его земля, и если ничего другого, то по крайней мере одно право у него осталось, и это право он должен был показать тем, наверху, за насыпью,- у него было по крайней мере право рухнуть туда, на сухую землю, выбраться из кровавого моря, доволочить свое парализованное тело и одеревеневшие ноги до суши, и пусть там придет смерть, ибо смерть не страшна мужчине и мертвым его уже никто не разлучит с этой землей, даже немцы.
Левой рукой он бросил обе гранаты, и они угодили вовсе не туда, куда он хотел, но под грохот разрывов поднялся в рост и успел сделать эти последние, оставшиеся до суши, десять шагов.
Вальтер Тоодо нес антенну радиостанции, Куускюлль тащил аккумуляторы, а плечи Вайксссаара оттягивала сама рация. Они брели почти рядом в огненном тумане.
Страшный удар саданул его в спину с такой силой, что он даже не почувствовал боли, а медленно, как падает подпиленное дерево, повалился в воду.
Он не чувствовал больше своих ног.
Товарищи вытащили Вальтера Тоодо из воды, уложили в пустой ящик из-под снарядов, в котором он остался качаться на целые пять часов, недвижный и окоченевший; время от времени ящик подвигался вперед, ближе к выстрелам. Когда туман немного рассеялся, он увидел на миг Пяртельпоега, который, размахивая пистолетом, кричал:
-- Вперед, ребята, вперед !
Потом услышал Вайкссаара:
-- Куускюллю угодило прямо в голову.
Рация была на дне моря.
В какой-то час, поглядев, он не увидел поблизости ни одной души: огонь продолжался, он раскачивался в своем ящике, вокруг в лениво-кровавом колыхании осеннего моря были лишь трупы.
Когда Феликс Пяртельпоэг, перевалившись через борт тендера, соскользнул в холодную воду, судно уже застряло на песчаной мели. Двумя палками и толстой жердиной, которые оказались под рукой, матросы пытались сдвинуть тендер, но плоскодонная посудина села прочно. Не могли позвать назад и тех, кто там, впереди, брел в тумане. Шла уже стрельба.
Молодой русский матрос, считая, что оставаться на месте бессмысленно, спрыгнул в воду рядом с Пяртельпоэгом.
-- Я тоже пойду,- сказал он. - Холодно... твою мать.
Почти в тот же миг пуля пробила парню легкое. Кровь хлынула сквозь тускло-синий бушлат. Матрос даже не охнул, только прижал к груди обе руки и, чувствуя, что начинает падать, тихо шепнул Пяртельпоэгу:
-- Подними.
Пяртельпоэг поднял молодого матроса к себе на плечо, ощутив на своей щеке его теплое дыхание. Сделав всего несколько шагов, удивляясь, что вовсе и не трудно нести взрослого человека, всего несколько шагов по песчаному, без самого маленького камешка, дну, как невидимая сила рванула у него сплеча ослабевающего от потери крови матроса и брызнула в лицо теплыми человеческими мозгами и перемешанной коричневой кровью. Пяртельпоэг опустил матроса в воду, осторожно, словно в этом был еще какой-то смысл, и, плеснув себе в лицо холодной водой, вытащил из кобуры пистолет.
-- Вперед, ребята, вперед !
Вторая рота, командование которой принял на себя лейтенант Лейбре, так как прежний командир истек в море кровью,- эта рота вырвалась к шоссе Курессааре-Сырве и уже могла обстреливать шедшие по дороге машины с боеприпасами. Бойцы в прямом смысле пробились от берега к шоссе.
И все же к самой дороге они не вышли, потому что немцы подвели свежие силы. Бойцы видели, что одной смелости мало - кончились боеприпасы, - солдаты вырывали оружие у врага и продолжали воевать.
При стылом утреннем свете, осеннем и скудном, фашисты, к своему унизительному удивлению, увидели, что имели дело лишь с горсткой людей, которые шаг за шагом отходили к морю. Кончились и взятые у врага боевые припасы. Подобрали брошенный пулемет и ленты, выпустили и их по немцам. Молодой лейтенант Лейбре понимал, что спасения нет, но мужество не покидало его: вело сознание, что они не выполнили здесь свой солдатский долг.
У бойцов были еще гранаты, и лейтенант крикнул:
-- Будем стрелять, пока есть патроны! Последняя граната для себя!
То, что он говорил, полностью сходилось с тем, что он думал. Предстоящее не пугало его, а придавало холодную и спокойную уверенность - он был офицером, и он свой долг исполнил.
Известный своей храбростью капитан Альфред Райг рвался к берегу с твердым сознанием, что должен своей ногой ступить на берег.
Рядовой 3оганов, который еще из-под Великих Лук сопровождал его сквозь огонь и смерть, бесстрашный и надежный адъютант, старался идти в ногу с капитаном или даже держаться в свистящих сумерках впереди него, и они продвигались быстро, будто натренированная парная упряжка.
Капитан Райг никаких команд не подавал: если командир идет впереди, бойцам и без слов ясно, что нужно делать. Не сказав ни слова, не охнув, словно стыдясь того, что случилось, адъютант зашатался перед Райгом, приостановился, будто нужно было о чем-то подумать, перегнулся, чтобы приглушить холодной водой боль, попытался снова распрямиться, но вода вокруг него уже порозовела и руки, которыми он закрыл рану...
Рослый и сильный капитан поднял его из воды и продолжал идти к берегу, где находились большие прибрежные валуны, один из которым мог прикрыть скрипевшего зубами солдата.
Камень, который он нашел, сидел в воде глубоко, вода доставала до груди, и капитан Ранг встал под защиту отшлифованного волнами, обросшего грязным и липким мхом гранитного валуна с адъютантом на руках и стоял четыре часа под неунимающимся завыванием пуль, среди побоища, в котором одна человеческая жизнь ничего не значила, одна смерть оставалась незамеченной, как не замечают сломанной ветки, когда валится огромное дерево, пока в конце четвертого часа не застыло тело Зоганова, ибо в нем не осталось ни капли крови.
При анализе причин неудачи десантной операции было констатировано, что десант высаживали практически без всякой разведки, без знания сил и расположения противника; не позаботились о поддерживающем огне, корабли не знали донного рельефа в месте высадки. Из-за тумана суда оказались разбросанными, солдаты направились к берегу в разных местах, между судами отсутствовала связь для общего руководства операцией с моря. Были отмечены самоотверженность и героизм достигших суши отрядов.
Эйно Тали помнит разговор с капитаном Эйнало за шишковатым камнем, это были откровенные и удивительно внимательные со стороны Эйнало слова. Он словно бы что-то решил и поэтому был свободен от заботы о себе, всеми оставшимися чувствами поддерживая другого человека.
Впереди них, под защитой большого камня, находились штабной офицер связи Каськ и майоры Вельтмандер и Вольт. Тали знал, что семья Вольта осталась в блокадном Ленинграде и погибла там.
Волна уже отнесла в сторону труп явившегося последним на катер военного. Он умер, не сделав ни одного выстрела, хмельной и истекающий кровью, до последнего крича:
-- Санитар! Санитар!
Капитан Эйнало говорил:
-- Ты молодой, Эйно. У тебя еще жизнь впереди. Я уже все перевидел, и я останусь тут, за камнем.
Тали понимал, что это косвенное разрешение все дальнейшее решить самому.
-- Я в живых не останусь, сказал Эйнало. - Я умру тут.
Был седьмой час пребывания в воде, и многие потом признавались, что именно тогда холод начал вносить в душу спокойствие и безразличие.
Мощный огневой вал снова гудел над головами.
-- Возьми... на всякий случай. - Эйнало что-то протянул Тали.
Тали сказал:
-- Не надо.
Он не знал, что предлагал ему Эйнало. Через несколько минут он увидел, что вода начинает относить капитана. Он громко закричал:
-- Эйнало! Эйнало!
Но увидел сердитый взгляд Вольта.
-- Что ты кричишь?
-- Эйнало убит.
Волна относила Эйнало к стоявшим впереди, у камня, людям. Тали услышал голос Вольта:
-- Нет, он не убит.
Плотно прижимаясь к камню, майор Вольт долгое время удерживал бесчувственно и вытянуто покачивающегося на воде капитана Эйнало, пока в его одеревеневшем теле еще теплилась жизнь; волна отнесла мертвого капитана.
Еще целый час Вольт укрывался за камнем. Силы покинули майора. Никто не ждал его на земле, даже если какое-то чудо и вынесло бы его отсюда, из-под огня. От голода в блокадном Ленинграде умерла его семья. Он был офицером и честно провоевал всю долгую войну. Для него не существовало выбора сдаться или не сдаться в плен. Руки уже плохо слушались и пальцы совершенно не гнулись, когда он расстегнул кобуру, приставил пистолет к груди и нажал спусковой крючок.
Когда вечернее солнце постепенно остывало в предсумерках осеннего дня, со стороны моря, сзади, налетели вражеские катера. Немецкие матросы могли сказать, что в этот день они убивали врагов, которые как телом, так и душой были красными, потому что разбегавшаяся перед носом судна брызжущая вода, так же как и пенящийся вихрь за винтом, отсвечивали розоватыми отблесками человеческой крови. Однако торжествовать они могли только сквозь сжатые зубы, потому что море отстреливалось -- до последнего патрона.
Вальтера Тоодо вытащили из снарядного ящика, но он тут же, не устояв на ногах, упал лицом на покрытую бурыми водорослями полоску песка. Немецкий солдат двинул его прикладом, но Тоодо был не в состоянии повернуться.
Другой раз саданули в спину.
Он очнулся, когда его осторожно взяли под мышки и потащили. Боясь потерять сознание, Тоодо хотел по крайней мере увидеть, кто же эти люди. Увидел серые шинели своих солдат, и не было ему уже дела до немецкого оружия -- сбоку и сзади.
В пяти шагах от берега, в двадцати - от выжидавших немцев Феликс Пяртельпоег глянул на часы. Прошло десять с половиной часов с того момента, когда он спрыгнул с тендера в воду.
12 октября утром, когда ночь уже отступила перед светом, местный житель Хиндрек Kлепп вышел возле хутора Тээзу к берегу моря: от первых петухов до глубокого вечера он слышал не ослабевавший ни на мгновение грохот войны.
Сквозь тихий осенний предутренний час, из туманно-белесого света, раздавались пушечные выстрелы, доносился стрекот пулеметов, слышались размеренная дробь автоматов и резкие, гулкие взрывы гранат. Даже крики и возгласы достигали его слуха. Первые трупы он увидел довольно далеко от моря. Валялось немецкое и русское оружие. Застывшие тела лежали на всем пути, до самой воды. Больше всего безмолвных, скорченных трупов было между прибрежных камней.
Вокруг была полная тишина.
Клепп пересчитал убитых. Оказалось 40 эстонцев и 70 немцев.
Он рассматривал оружие, которое лежало возле наших солдат или было сжато судорожными руками, чтобы увидеть, какая разница между русской и немецкой пулей. Пулеметные ленты и автоматные диски были пустыми.
Ни одной гранаты он не нашел. Среди убитых он разглядел красивого парня, который лежал и окружении трех немцев: безмятежный, он будто спал с устатку, лишь острое лезвие ножа в смертельной судороге сжимала его правая рука.»
Из письма солдата 386-го ПП 218-й ПД Августа Мюллера, октябрь 1944.
«Позавчера, в четверг /12.10.44 был четверг/, мы лежали на соломе в амбаре. Около 03.00 ч. нас подняли по тревоге. Иваны высадились. Стоял ужасно густой туман, так что почти ничего нельзя было видеть. Этими высадками Иваны пытались отрезать немецкие войска. Еще в тумане наш батальон начал контратаку. Иванов поддерживала их тяжелая корабельная артиллерия, а также 4 орудия (4), которые они поставили на песчаной отмели. Таким образом, у них была хорошая поддержка тяжелого вооружения. Наш военно-морской флот также не бездействовал и потопил несколько кораблей. Иваны высадились в количестве более 600 человек. Примерно через 2 часа бой на суше закончился. Все Иваны или убиты или взяты в плен. Их орудия захвачены. Вечером Иваны снова подошли на больших судах, но их отогнали. Можно надеяться, теперь они оставят нас в покое, до тех пор, пока мы не сами не уйдем с острова.» (5)
Примечания:
1. Die Geschihte des Grenadier-regiments 67 des 23. Inf.-Div. im Nordabschnitt der Ostfront.
2. https://pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=211326860&backurl=q%5C7%20%D1%81%D0%B4::use_main_string%5Ctrue::group%5Cjbd::types%5Cjbd
3. Цифра в 740 человек не находит подтверждения в немецких источниках и ЖБД 7-й ЭСД, хотя и приводится в книге Ф.И.Паульмана «От нарвы до Сырве». Из составленой летом 1945-го объяснительной записки старшего л-та ЛЫЙВА следует, что в состав десанта входило около 600 человек при 8 45-мм орудиях и 10 82-мм минометах (https://fotki.yandex.ru/next/users/elberet545/album/232663/view/20865894)
4. Среди потерь в матчасти 300-го СП за 12.10.44 указаны 4 45-мм орудия.
5. Halten bis zum letzen Mann, Büsum 2004