Израиль Меттер "Свидание" Ч. 4.
Израиль Меттер
Свидание
Киноповесть (продолжение)
До чего же удобно бабке ехать в этом вагоне! Ей досталась верхняя полка, просторная для ее худого недлинного тела. В головах стоял картонный ящик, под боком - чемодан, а места еще на полке - хоть пляши.
Проводница раздавала пассажирам за рублевку постельное белье, бабке тоже хватило, даже слишком: когда проводница разложила перед ней матрац, байковое одеяло, две чистые простыни, подушку, к ней наволочку и еще вафельное полотенце, старуха сказала:
- Куда мне столько-то за один раз! Может, кому людям через меня не достанется?
Но проводница урезонила ее:
- По норме выдаю, как положено. Ехай, бабушка, не расстраивайся.
Народу в вагоне набилось немало, внизу сидели по двое на полке, над старухой, у потолка, тоже лежали, но это ей нисколько не мешало.
Началась обычная дорожная жизнь.
Чайников у соседей хватало, на первой же станции мужики сбегали за кипятком. Распоряжался в купе рослый детина-тракторист, возвращавшийся с женой из отпуска, с Юга, к себе домой, на Север. Он тотчас же, как только проводница раздала белье, открыл объемистую кошелку с продуктами и стал выкладывать пакеты на стол.
- Значит, так,- сказал он.- Имеем в наличности куру жареную, отварную говядину, крутые яйца и еще кое-чего по мелочи. Есть предложение коллективно заправиться... Эй, парень! -обратился он к юноше, уже взобравшемуся на третью полку.-Забирай свою подругу, слазьте по-быстрому...
Юноша с девушкой, смущаясь, спустились вниз.
- Да мы сыты, - бормотнула девушка.
- Вербованные? - спросил детина.-Ясненько. Будем знакомы. Лично я - Ермолаев, в дальнейшем именуемый дядя Егор. А это моя супруга Галина... Бабушка, ты не тушуйся, давай к нам,- позвал он старуху, которая еще не обжилась в купе и примостилась пока на краешке скамейки.
Она тоже взялась было за свою авоську и стала вынимать из нее харчи, но Ермолаев остановил старуху:
- Ты погоди, мы до твоего продовольствия дойдем своевременно. Попервости нам надо ликвидировать излишки.
Сидят в купе еще двое: тощий пожилой мужчина в брезентовом плаще с жухлым лицом - он читает «Крокодил» - и городская женщина, попавшая, видимо, в этот многолюдный вагон случайно, - она пишет письмо, подложив под листок бумаги книжку.
- Вино будешь пить? - спросил юношу Ермолаев.
- Спасибо, он не пьет, - быстро ответила девушка.
- Так. Расстановочка сил ясненькая. В точности, как и не у меня.
Ермолаев обернулся к мужчине в плаще:
- А вы, товарищ, не разделите компанию?
- Благодарю вас. У меня язвенная болезнь.
- Я вам вот столечко пива налью?
- Мне категорически запрещено.
- Ладно. Раз такое дело - перебьемся...
Разговаривая, он времени не терял: делил угощение, раскладывая его на газете и протягивая каждому по порции.
- Значит, вы, ребята, завербовались? Если не секрет - по какой такой причине?
- Просто так, - ответила девушка.
- Значит, по зову матери-родины. - Он ест, запивает пивом.-Я так располагаю: родина - это где тебя уважают, ценят твою личность. Приезжал к нам в совхоз один лектор, я был с ним схлестнувшись...
- А тебя хлебом не корми, абы с кем схлестнуться,-перебила его жена.
- Ты погоди. Ежели бы люди между собой не спорили, то мы б до сей поры сидели на деревьях, как шимпанзе. Верно я говорю, парень?
- Верно. Но все-таки родина, по-моему, это местность, где человек провел свое детство, где живет его семья, друзья, где природа знакомая...
- Вот-вот, - вскинулся Ермолаев. - И тот лектор мне так же заливал: березки, говорит, около родимого крыльца... А что береза? Обыкновенное дерево. Их в Российской Федерации тыща миллионов, считай, по сотне хлыстов на душу населения. Я ему говорю: природа, товарищ лектор, играет некоторое значение, но больше для зверья, для насекомых пчел. А человек живет среди людей. И которые люди его уважают, дают ему развернуться согласно общего смысла жизни, в том месте и состоит его родина. Верно я говорю, бабуля? Ты вот, например, куда нынче наладилась?
- К сыну, - сказала старуха.
- Правильно. К дому. К корню своему. А откудова, бабуля, едешь?
- От сына, - сказала старуха.
- Значит, выходит, у тебя имеются два местожительства?
- Нету у меня местожительства.
- Ясненько: то у одного сына погостюешь, то у второго - так? - поторопился вывести Ермолаев: у него была такая манера - угадывать наперед, что хочет ответить собеседник.
- Не так, - сказала старуха.- Бездомная я. Из милости живу при невестке - такая холера, не дай кому бог!
- Понял! - опять поторопился Ермолаев. - Окончательно переезжаешь ко второму сыну. Так?
- Куда я перееду к нему, - сказала старуха. - В колонии он.
Ермолаев даже присвистнул:
- Ох ты, беда какая! По пьяному делу?
- По пьянке, - кивнула старуха.
- У нас зря не посадят, - сказала городская женщина, оторвавшись от своего письма. - Я сама была два года народным заседателем в суде. Какой номер статьи, по которой судили вашего сына?
- Номера не знаю, - сказала старуха.-А горе мое знаю...
Теперь и старуха потчевала соседей по купе всем, что запасла на дорогу: хлеб был, яички, наколотый кусковой сахар, маслице, заварка и дешевые леденцы. Было с кем и поговорить. Она не таилась от соседей - бабкина беда не казалась этим людям зазорной. Каждый по-своему старался понять и утешить ее.
Городская пассажирка сказала:
- Мне этих пьяниц совершенно не жалко. Девяносто процентов преступлений исключительно от водки... Конечно, бабушка, вам-то от этого не легче. Вам, возможно, кажется, что вашего сына можно бы и пощадить...
Старуха негромко спрашивает:
- У тебя-то у самой дети есть?
- Есть. И я своими детьми довольна.
- Повезло, значит! - усмехнулся Ермолаев.
- Почему же повезло? Вероятно, мне удалось правильно воспитать их.
- А я, что ли, научила своего Славку вино пить? - рассердилась старуха.-Откель они берутся, твои проценты - от матерей, что ли?
- Не обижайтесь на меня, бабушка, - мягко сказала пассажирка.-Я ведь вас и не виню. Я только считаю, что необъяснимых вещей на свете не бывает. На все есть причина. Не в лесу же рос ваш сын. Значит, очевидно, школа виновата: семья и школа во главе угла...
- Позвольте! - взвился вдруг Ермолаев.- В огороде на одной грядке огурцы - и те разные: который горький, который сладкий. Это - огурец! В нем ни мозгов, ни нервов - одна вода... А я вам так скажу, гражданочка: ежели б все на свете можно было объяснить да дознаться истинной причины, то мы б уже давно севрюжью икру хлебали половником.
- Об огурцах я вам ничего сказать не сумею,- улыбнулась пассажирка.- Думаю, что тут дело в агротехнике.
- Ну чего ты липнешь к человеку? - попыталась остановить Ермолаева жена.
- А потому липну, что, чем больше живу на свете, тем чаще не понимаю... Хорошо. Ладно. Пес с ними, с овощами. Наука их превзойдет, на это я согласный... А вот мы с женой навещали дочь, рассчитывали погостить месяц, а ворочаемся домой на двадцатые сутки. Поясни людям, Галина, по какой такой причине?
- Да ну тебя, - отмахнулась жена.
- Совестно? Конечно, срам... Картина такая: перевели мы прошлый год дочке с зятем деньги на кооперативную квартиру, телевизор подарили на новоселье - мы с Галей получаем хорошо в совхозе. Зять говорит: я вам, Егор Иваныч, за вашу доброту возверну сторицей. У нас, говорит, Азовское море, у нас климат - приезжайте всякое лето гостевать в отпуск. Ну, приехали вот сегодняшний год. Все правильно: Азовское море есть, климат есть...
- Будет, Егор! - дернула его за руку жена.
Но он уже не мог остановиться:
- Значит, покуда мы все свои отпускные не извели на них, покуда я ихний гараж шифером крыл - спали мы с женой в комнатах. А потом, значит, зять и говорит: поскольку у нас по вечерам, случается, засиживаются друзья и разговор наш для вас неинтересный, здоровее будет, если поставить вам две раскладушки на кухне. Ладно. Лежим с Галей на кухне, спать не спим, промаялись с неделю. А в одно распрекрасное утро я ему и говорю: спасибо тебе, зятек, за твою ласку...
- Зачем врать-то, Егор? - снова перебила его жена. - Ты ему не так сказал.
- А как?
- Обозвал его.
- Возможно. Но только он ни грамма не оскорбил ся, а кинулся укладывать наше барахлишко. Такси вызвал, ручкой белой на прощанье помахал, паскуда такая...
Девушка спросила:
- Ну а ваша дочь? Я бы, кажется, за своих родителей...
Ермолаев ответил:
- Дочь наша по характеру - курица. Погоди, выскочишь замуж, поглядим на тебя...
Обняв девушку, юноша засмеялся:
- А у нас этой проблемы нет - мы детдомовские...
- Повезло вам, - крутнул головой Ермолаев. - Верно, бабушка, повезло им? - обернулся он к старухе.
- Господь с тобой, - сказала старуха. - Какое ж это везенье - сиротство ?
- Хорошо. Ну ты, например, не сирота, у тебя сыны есть, а с чем осталась?
И тут вступил в разговор тощий пожилой мужчина, читавший «Крокодил». Он уже давно прислушивался к разговору, а сейчас отложил журнал и вежливо обратился к старухе, хотя смотрел при этом на всех, как бы приглашая их оценить его рассудительность:
- Извиняюсь. На то есть закон. А поскольку имеется закон, постольку он направлен против имеющегося беззакония: в случае нарушения заботы о престарелых родителях последние имеют право возбудить дело.
- Вы юрист? - осведомилась городская женщина.
- Ветеринар. - Он снова обратился к старухе: - И вам, гражданка бабушка, целесообразно подать в суд на алименты, их будут взыскивать с ваших детей.
Старуха кивает головой, пристально глядя в его лицо.
- Я лично,- продолжает ветеринар,- в дополнение к своей небольшой пенсии, на которую мы с супругой не могли бы существовать, взыскиваю и с дочери и с сына. Это не значит, товарищи, что наши отношения осложнились. Напротив. Решение суда внесло в них ясность. Не говоря уже о воспитательном значении...
Все еще согласно кивая головой, старуха подумала: «Бесстыжая твоя морда!» -и молча полезла к себе на вторую полку.
- Если желаете, могу вам тут же в вагоне написать заявление по форме,-любезно предложил ветеринар.
- Давай, бабуля!.. Дави родного сына!..- Это сказал Ермолаев, и пассажиры в купе завозились на своих местах, уже не глядя на обидевшегося ветеринара.
Затих вагон. Ночь.
Лежит бабка на своей второй полке. Вроде бы и спит, но слышен ее шепот:
- Песку сахарного надо бы поболе... Макарон - тоже. Масла растительного, дура, взяла всего три бутылки... Впору ли будет ему рубаха - шея, небось, отощала...
На третьей полке, под самым потолком, над старухой, к девушке перелез юноша. Они лежат обнявшись.
- Смешные какие старики...- тихо говорит он.-И почему-то всегда обижаются. Как будто сами никогда не были молодыми...
Уже задремывая, она тихо просит:
- Ты мне немножечко пошепчи, а я тебе немножко посплю...
- Про чего пошептать?
- Про то, как мы будем жить...
На нижней полке ворочается Ермолаев, чиркнул спичкой, закурил. Жена сказала:
- Задымил! Спят люди, выйди в тамбур.
Он погасил сигарету, потянулся за открытой бутылкой пива, налил в стакан, отпил, протянул жене. Она не взяла. Говорит:
- И зачем было заголяться-то перед чужими людьми? Легче так, что ли?
Он молчит, отвернувшись к стене.
- Егор... Не переживай... Слышишь. Егор, не надо переживать...
Прогудел паровоз. Освещенный луной, мчится поезд, окна его темны.
Путь старухи приближается к концу.
Вагон опустел. За окнами мелькают станционные постройки и разъезды. Началась, очевидно, однопутка.
Кое-где остались в вагоне лишь военные - солдаты и офицеры.
Солдат опускает старухин багаж вниз, на пол.
Задолго до нужной станции бабка уже совсем готова к выходу: убрала под чистую белую косынку спутавшиеся за дорогу реденькие седые волосы, ополоснула в умывальнике лицо, отряхнула от пыли юбку, жакет.
В пустом купе сидит она сперва у одного окна, потом у противоположного, всматриваясь в незнакомую местность.
Проводница забирает постельное белье, простыни так и не тронуты: бабка спала на матраце, укрывшись одеялом.
На станции вышла старуха из всего длинною поезда одна.
Поезд простоял совсем недолго, с минуту, - ушел, она посмотрела ему вслед, томясь по своей полке, где ей так самостоятельно жилось.
Станционное здание было маленькое, бревенчатое, рубленное по-старинному, в хряпу.
В эти места уже вступила осень, густой напористый ветер сносил на сторону печной дым из грубы.
Ухватившись за веревку, обматывающую чемодан, старуха волоком поволокла его по земле к станции. Она не торопилась, присаживалась на чемодан передохнуть, спиной к ветру.
Дотащившись таким путем до станционной избы, она снова села и, посматривая на свой картонный ящик, брошенный у рельсов, стала терпеливо дожидаться того доброго человека, кто поможет ей сладить с тяжелым грузом.
Путевой обходчик шагает по шпалам, выстукивая время от времени длинным молотком по рельсам. Долговязый, седой, согнутый в пояснице своей жизнью и работой, он приметил сперва этот ящик на путях, а затем увидел и старуху у станционной избы. Поднес к ней ящик.
- Здорово, тетка! -сказал он.-Вон куда тебя занесло !
- Какая ж я тетка? - улыбнулась старуха.-Я бабушка.
- А я дед,- сказал он.-Значит, для меня - тетка. Из каких мест сама?
- Из Подпорожья. На Ладоге.
- Ну, как там люди-то живут?
- Как сумеют, - сказала старуха. - По своей совести.
- А ежели ее нет - обходятся?
- Кой-как, - ответила старуха.-Мне на автобус надо, ты бы подсобил за ради бога.
- За ради бога, тетка, в тутошних местах только до ветра ходют.
- Так ведь я не даром, заплачу.
- А сколь дашь?
- Не знаю я ваших цен.
- Цена наша - две пол литры. Небось, везешь с собой?
- Нету. Деньгами возьми трояк, - это я хорошо даю.
Они идут от станции к шоссе. Бабкин груз, связанный ремнем, перекинут через плечо обходчика. Он остановился передохнуть.
- А соловьи у вас в Подпорожье водятся?
- Прилетают.
- И поют?
- Ишо как! Кошек у нас в поселке много, распугивают птицу, но которая очень хочет петь, все одно исхитряется - поет.
- И подсолнух у вас растет?
- Посадишь - вырастет.
- Желтый?
- А какой же иной? Не бывает другого.
Они дошли до щебеночного шоссе, и тут же неподалеку оказался столб с автобусной жестянкой.
Обходчик сгрузил багаж с плеча на землю у столба, утер пот с лица.
Старуха отдала ему трояк.
- Вот, тетка, лет пятнадцать назад я б с тебя ни хрена не взял. А нынче я злой на людей.
- На меня-то почто? - спросила старуха.
- На тебя, может, и не надо,- сказал обходчик.- Но только нет у меня возможности входить в кажного.
Он спрятал полученные деньги в кепку и надел ее на свои сивые лохмы.
- Тем более, ты мне туфтишь: водка у тебя есть, да ты ее бережешь.
И зашагал он прочь, согнувшись под своей нелегкой злобой.
На остановке старухе повезло, ожидала она недолго, автобус пришел вскоре.
Погрузиться ей помогли пассажиры, опять какие-то военные. Села она у окна, из кармана жакета вынула письмо сына, сверяясь, верно ли едет.
Машина была старая, битая, грохотала по щебенке. Щебенка шла вдоль редкого низкого леса, и хоть лес этот был хвойный, но зеленого цвета не имел, а был желтый - видно, рос на болотистой земле.
Перелетали через дорогу и вдоль нее сороки - старуха смотрела им вслед приветливо: они были такие же, как в Подпорожье.
Она сказала солдату, сидящему перед ней:
- Гляди-ко, и они сюда залетели.
- Кто? - не понял солдат.
- Сороки.
- Да им чего? - улыбнулся солдат.-Для них спецпропуска еще не завели... Птица свободная...