ММКФ-2017 (5). "Последний вальс" (Россия, Юлия Бобкова, "Конкурс документального кино").
Все, что надо знать о фильме - то, что он посвящен Олегу Каравайчуку. Выдающийся композитор и пианист позволил снимать себя и говорил на камеру. Этого достаточно на самом деле, чтобы констатировать удачу фильма: Каравайчук всегда интересен.
Следует признать, авторы пассивны по отношению к своему герою, хотя трудно представить иное. В своих монологах Каравайчук задает авторам не только изобразительный ряд (вспоминает как Мравинский дирижировал пасторальную симфонию Бетховена - на экране идут хроникальные кадры с Мравинским; вспоминает свою соседку Уланову - на экране идут кадры с Улановой), Каравайчук задает интересующий его предмет. В преклонном возрасте его беспокоила судьба и изменение качества жизни в Комарово, легендарном дачном поселке, жителями которого в прошлом была творческая интеллигенция - Шостакович, Уланова, Соловьев-Седой, Черкасов, Смоктуновский. Нынешние хозяева - те, кто смог выкупить дорогие участки и застроить территорию своими мавзолеями. Каравайчук вспоминает что здесь было раньше, обращается к деревьям как живым существам, громко возмущается, сравнивая высокие плотные заборы усадеб нуворишей с тюремными ограждениями, артистично вздымает руки к небу и взывает к прилету вагнеровских валькирий. В фильм также включены кадры интервью 2002 года и сцены одного из последних концертов - в ЦДХ в 2015-м году, который композитор вновь сорвал, что следует рассматривать, конечно, как продолжающееся шоу, отклик его импровизационного темперамента. Одним своим присутствием в кадре Каравайчук наращивает фильм эстетическим и историческим измерениями. Он предстает исполином, пришельцем из другого мира и другого века, что усиливает пронзительное горькое чувство одиночества таланта, драматически бессильного в условиях нового времени и враждебного окружения. После его ухода показывают кадры пустого дома, видимо, уготованного под снос и превращенного в свалку - разломан инструмент, затоптаны в грязь ноты и личные вещи. Это невозможно смотреть без слез. Реальность подавляет своим скорбным жестоким бесчувствием.
Следует признать, авторы пассивны по отношению к своему герою, хотя трудно представить иное. В своих монологах Каравайчук задает авторам не только изобразительный ряд (вспоминает как Мравинский дирижировал пасторальную симфонию Бетховена - на экране идут хроникальные кадры с Мравинским; вспоминает свою соседку Уланову - на экране идут кадры с Улановой), Каравайчук задает интересующий его предмет. В преклонном возрасте его беспокоила судьба и изменение качества жизни в Комарово, легендарном дачном поселке, жителями которого в прошлом была творческая интеллигенция - Шостакович, Уланова, Соловьев-Седой, Черкасов, Смоктуновский. Нынешние хозяева - те, кто смог выкупить дорогие участки и застроить территорию своими мавзолеями. Каравайчук вспоминает что здесь было раньше, обращается к деревьям как живым существам, громко возмущается, сравнивая высокие плотные заборы усадеб нуворишей с тюремными ограждениями, артистично вздымает руки к небу и взывает к прилету вагнеровских валькирий. В фильм также включены кадры интервью 2002 года и сцены одного из последних концертов - в ЦДХ в 2015-м году, который композитор вновь сорвал, что следует рассматривать, конечно, как продолжающееся шоу, отклик его импровизационного темперамента. Одним своим присутствием в кадре Каравайчук наращивает фильм эстетическим и историческим измерениями. Он предстает исполином, пришельцем из другого мира и другого века, что усиливает пронзительное горькое чувство одиночества таланта, драматически бессильного в условиях нового времени и враждебного окружения. После его ухода показывают кадры пустого дома, видимо, уготованного под снос и превращенного в свалку - разломан инструмент, затоптаны в грязь ноты и личные вещи. Это невозможно смотреть без слез. Реальность подавляет своим скорбным жестоким бесчувствием.